Море Троллей
Шрифт:
Не слишком ли много всего? Джек понурил голову.
Лишь перевязывая лодыжку Торгиль, мальчик несколько отвлекся от горестных мыслей. Когда он взялся за ее ногу, девочка побелела как полотно, однако не издала ни звука. Потом он достал из походной сумы Олафа немногие оставшиеся припасы. Джеку было ужас как стыдно забирать что-то у человека, который был еще жив. Но великан заверил, что это более чем разумно.
— Единственное, чего бы мне хотелось, так это погребения, достойного героя, — вздохнул он.
Джек выпрямился.
— Но у тебя будет погребение, достойное героя, господин, — с жаром воскликнул мальчик. — При тебе
Глаза великана вспыхнули радостью.
— Моя слава бессмертна, — прошептал он.
— Еще как бессмертна, — подтвердил Джек. — А хочешь, я спою ту песнь, что исполнял в чертоге короля Ивара?
— Да, будь добр, — прошептал Олаф: солнце клонилось к горизонту, и воин, казалось, угасал вместе с ним.
Джек встал и вновь запел стихи Руны, и звучали они еще великолепнее, нежели прежде:
Войсководители, внемлите слову О ратной доблести, о храбром Олафе. Силен и славен он, сеятель ужаса. Пиры горою в хоромах Олафа; Удачей отмечен владыка сокровищ; Волкоголовые зовут вождем его, Могильщики Одина другом кличут.Когда Джек упомянул могильщиков Одина, Отважное Сердце высунулся из мешочка и тихонечко каркнул. А Джек все пел и пел; и голубое небо постепенно темнело до густой синевы. Поднялся ветер и застонал, точно плакальщицы, над поломанными стволами завала.
Отзвучали последние слова песни. Джек опустил взгляд и увидел, что дух Олафа отлетел. Мальчик взял Торгиль за руку, помог ей выбраться из провала, а потом спуститься в долину. Свет быстро угасал; нужно было идти, пока видно хоть что-то.
Джек довел Торгиль до ложбинки между двумя валунами, а мешочек с Отважным Сердцем уложил в небольшую трещину в камне. Неважная защита от ледяного ветра, ну да что есть, то есть.
— Я схожу разожгу огонь, — сказал мальчик.
«От души надеюсь, что у меня получится», — добавил он про себя, усаживаясь на землю.
Джек знал, как поджечь растопку. Он проделывал это не раз и не два — украдкой, просто чтобы лишний раз убедиться, что не утратил этого умения. А здесь придется повозиться. Бревна толстые, многие из них отсырели. Зато мох сухой. Так что надо сконцентрироваться на нем…
Джек совсем продрог на холодном ветру и поплотнее закутался в плащ. Темно-синее небо усеивали мириады звезд; они мерцали и перемигивались над головой. Мальчик поглядел на далекие утесы и приметил, что на одной из вершин пылает огонь. Это еще что такое?! Может, ётуны встали там лагерем? Или они наблюдают за долиной? И тут Джек вспомнил про драконицу.
«Вот бы сподвигнуть ее разжечь костер, — размечтался он. — Но нет, нельзя. Она сцапает нас с Торгиль и скормит своим драконятам. От здешних мест ничего хорошего не жди. Ну что ж, — решил он, — начали».
Джек сосредоточился
на жарком солнце, лучи которого изливаются на землю точно летний дождь. Это знание, схороненное в самых глубинах его сознания, только и ждало призыва.Но до чего же трудно сохранять ясность мыслей! Мальчик весь продрог. Ветер теребил его плащ и пытался сорвать с головы капюшон. Уши онемели. «Сосредоточься. Сосредоточься», — приказывал себе Джек.
В славную же переделку они угодили! Они тут, чего доброго, и сами протянут ноги — причем гораздо раньше, чем ётунам представится возможность эти самые ноги пооткусывать. Этот мир принадлежит инеистым великанам, и они задуют любой огонь еще до того, как он вспыхнет. Джеку вдруг ужасно захотелось спать. Как славно было бы подремать малость. «Приляг, мальчик, — нашептывали инеистые великаны. — Что за чудесная, уютная постелька — лед».
— Мне холодно, — сказал Джек вслух.
«Это тебе только так кажется», — возразил Бард.
— Тебе-то хорошо говорить, — обиженно фыркнул Джек. — Ты сидишь себе под яблоневым деревом на Острове блаженных и играешь на арфе. Зимы там вообще не бывает. А здесь зима царит круглый год.
«Ты уверен?» — спросил Бард.
— Да, конечно, предполагается, что сейчас лето, — согласился Джек. — А холодно только из-за гнусных троллей и их мерзкой ледяной горы. Троллей хлебом не корми, дай всех и вся уморить холодом. Но они неправы. Сейчас и впрямь лето. Солнце только и ждет, чтобы подняться по другую сторону гор.
Джек мысленно поискал солнце и тут же почувствовал его полуденный жар. Свет всегда рядом, надо только знать, где смотреть.
Мальчик преисполнился уверенности. Здесь жизненная сила (а вместе с ней и магия) пульсировала куда ближе к поверхности. Вот ведь, оказывается, как просто увидеть Иггдрасиль! А вокруг по-прежнему шелестело: шорх, шорх, шорх. Олаф говорил, что это мысли ётунов, но Джек-то знал лучше. Это они — кто же, как не они? — но в придачу к ним еще и ястребы, и деревья, и рыбы — все, что живет и обитает в Ётунхейме. Джек слышал дыхание самой жизни, переполняющей эту чуждую землю.
Джек обратился к захороненному солнечному свету минувших лет. Он пробирался сквозь холод и тьму, пока не отыскал его — свет яростно полыхал в самом сердце мира инеистых великанов. Свет вел нескончаемую войну со льдом. По Джекову зову сияние набирало мощь, прорываясь сквозь незримую преграду. Вот оно вскипело, взбурлило, затапливая все на своем пути…
Торгиль предостерегающе закричала. Джек открыл глаза. На завале тут и там плясали язычки пламени: это занялся мох. Огонь стремительно распространялся; шипела и потрескивала сухая сосновая хвоя. Вот загорелись мелкие веточки, вот вспыхнули сучья покрупнее, а в следующее мгновение древесные стволы взорвались стеной пламени, что вознеслась к самому небу, вытягиваясь в могучую колонну.
Джек в ужасе бросился под защиту скал. Они с Торгиль, позабыв о вражде, испуганно жались друг к другу, а столб пламени тем временем поднимался все выше и выше. Вот он выпустил огненные ветви на манер дерева, озаряя ночь каскадами искр. Жар был таким нестерпимым, что детям пришлось спрятаться за валунами. Отважное Сердце, помогая себе когтями, выкарабкался из мешочка, и Джек перенес его в безопасное место.
— Мне д'oлжно быть с Олафом! — внезапно закричала Торгиль.
И поползла к костру. Джек ухватил ее за здоровую ногу и с трудом удержал на месте.