Море Троллей

Отважное Сердце между тем вскарабкался на один из камней, разложенных вокруг гнезда.

— Ты просто чудо! — воскликнул Джек. — Вот уж не думал не гадал, что ты умеешь говорить на драконьем языке!

Ворон недовольно булькнул.

— Ну ладно, ладно, верю. Ты в самом деле говоришь по-драконьи!

Отважное Сердце гордо прошелся взад-вперед, словно говоря: «Я круче всех! Я лучше всех! Я — величайший ворон из всех воронов Срединного мира и Ётунхейма, если уж на то пошло!»

— Все так, — согласился Джек. — Но ты давай-ка лучше иди сюда. Надо бы нам отыскать какое-никакое укрытие, пока драконица не вернулась.

Он посадил птицу на плечо и поспешил назад к Торгиль.

Вот уже битый час они протискивались между валунами, спускаясь с утеса. Джек высматривал пещеру или нору — что угодно, лишь бы спрятаться от драконицы. Но ничего не нашел — повсюду теснились беспорядочные нагромождения скал, да и только. Торгиль быстро уставала. Просто поразительно, как у нее достало сил сразить драконенка! Но теперь девочка слабела с каждым шагом и все сильнее наваливалась на Джека.

Да и Джек был совершенно вымотан. На одном его плече повисала Торгиль, за другое цеплялся Отважное Сердце. Ветер на вершине утеса дул непрестанно: яростный, леденящий, пронизывающий. Даже дышать было больно. Не говоря уже о том, чтобы идти.

«Похоже, Одину я должен приглянуться, — мрачно подумал про себя Джек. — Потому что моих страданий с избытком хватило бы на полдюжины скандинавов».

Наконец они добрели до узкой расселины и затаились среди теней. Само собой, там, где лежали тени, льда было тоже в избытке.

— Нам надо передохнуть, — шепнул Джек. — Мне, во всяком случае, надо. Торгиль, ты была великолепна! Я даже представить себе не мог, что бывают такие храбрецы.

Торгиль не отозвалась.

— Послушай, радоваться похвалам вовсе не зазорно, — увещевал ее мальчик. — Олаф, например, обожал, когда его хвалят. Вот что: если мы выживем, я сложу для тебя самую лучшую песнь, что когда-либо складывали в честь воина, — ну, то есть для тебя и для Олафа.

Торгиль издала странный звук — словно подавилась чем-то. Джек наклонился поближе. Губы у девочки здорово распухли, и в голову ему закралось страшное подозрение.

— Торгиль, а ну-ка открой рот, — потребовал он.

Воительница повиновалась, и, к вящему своему ужасу, Джек увидел, что язык ее тоже покрыт волдырями. Торгиль не говорила по той простой причине, что не могла.

— Ох, нет, нет, нет! — зашептал Джек, обнимая девочку. Торгиль не оттолкнула его: верный признак того, что силы у нее и впрямь на исходе. — Воды у меня нет, но я поищу льда.

Джек пошарил среди камней, нашел впадинку, полную снега, и, зачерпнув ладонью, принес его Торгиль. Та поела снега — осторожно и понемножку, и распухшему языку это вроде как пошло на пользу. По крайней мере, девочка больше не задыхалась.

Откинувшись назад, Джек поглядел на узкую полоску неба над их укрывищем. Мальчик понятия не имел, что делать дальше. По привычке — он всегда так поступал в трудную минуту — Джек стиснул в кулаке охранную руну. Чуть теплая… Даже охранная руна едва ли могла ободрить и утешить в положении столь отчаянном.

Неожиданно Отважное Сердце сжался и застонал. Таких звуков Джек от него еще не слышал. Мальчуган поднял глаза и различил на краю расселины большой белый снежок. Это еще откуда?! В следующий миг к нему присоединился еще один снежок, и еще один, и еще…

— Угу-у! Угу-у! Угу-у! Вух-вух-вух! — сказал первый «снежок».

Остальные «снежки» откликнулись собачьим тявканьем, клохтаньем, писком и шипением.

— Угу-у! Угу-у! — не унимался первый «снежок».

На фоне яркой полоски безоблачного неба трудно было разглядеть «снежки» в подробностях, но Джек рассмотрел-таки громадную круглую голову с желтыми глазищами. Да это же гигантская сова, понял мальчик, — такая ягненка запросто утащит, не говоря уже о том, чтобы напасть на парочку ослабевших, измученных тяжкой дорогой детишек. Отважное Сердце предусмотрительно спрятался за Джека.

— Угу-у! Вух-вух-вух! — заухала первая сова.

Остальные откликнулись серией негодующих воплей, постепенно доводя себя до исступления. Они ерошили перья, втягивали головы в плечи, расправляли крылья.

Круфф-гух-гух-гух! — кричали они.

И приплясывали на толстых, пушистых лапах.

Джек обернулся к Торгиль: в лице девочки читался неподдельный ужас. Торгиль — и напугана?! Она же только что с настоящим драконом сражалась!

Над утесами раскатился душераздирающий жалобный вопль. Совы вихрем сорвались со своего насеста. Донеслось зловещее поскрипывание. Драконица обнаружила, что гнездо ее разорено, а драконята убиты.

— Думаю, она нас не видит, — шепнул Джек девочке. — Сиди смирно. Мы просто подождем, пока ей надоест нас искать.

Однако произошло это очень нескоро. Драконица долго летала туда-сюда, осматривая утесы и оглашая воздух яростными воплями. За то время, что солнце неспешно прокладывало свой путь по небосклону, ее тень пронеслась над головами вжавшихся в камни детей не раз и не два.

Улучив момент, когда драконица отлетела достаточно далеко, Джек выполз из укрытия и торопливо наполнил мех снегом. После чего, растапливая его понемножку, тоненькой струйкой влил воду в рот Торгиль и чуточку — в клюв Отважному Сердцу. Сам он пососал ледышки, что насобирал на скалах. Это все, чем они богаты, — и ничего другого им в ближайшем будущем не светит.

Наконец драконица вроде бы угомонилась. До Торгиль с Джеком то и дело доносились ее горестные стенания — но из гнезда чудовище больше не вылетало.

— М-м, — промычала Торгиль, хватая Джека за руку.

— Что такое? Еще воды хочешь?

— М-м-м! — настаивала девочка.

Говорить она по-прежнему не могла. Торгиль потянула Джека за собой.

— Вообще-то к ледяной горе нам в другую сторону, — возразил мальчик, — но это, наверное, и неважно. Все равно вниз по этому утесу мы не спустимся, а здесь замерзнем до смерти.

После полудня поднялся ветер и теперь со свистом проносился по расселине из конца в конец. Джек взял в руки ворона — птица заметно ослабла. Вот уже много дней никто из них ни разу не поел досыта. Пострадавшее крыло Отважного Сердца бессильно поникало, когти разъезжались. Его-то лапки, в отличие от совиных, не были покрыты перьями…

У Джека все тело ныло от усталости, однако одной рукой он обхватил Торгиль, а другой взялся за посох, чтобы не упасть самому. Отважное Сердце намертво вцепился в его плечо. Камни осыпались под ногами, так что продвигались путники удручающе медленно. Они шли все вниз и вниз, а утесы воздвигались все выше и выше, пока на дне расселины не заклубился сумрак. Но вот тропа — если, конечно, это и впрямь была тропа — разветвилась надвое. Джек остановился. Он был настолько измучен, что принять верное решение был просто не в состоянии.