Море волнуется раз...
Шрифт:
— О, Никуша! — пробасил он. — Одежка твоя почти высохла, сейчас гостя дождемся, отобедаем, да в путь вас провожу.
Может, он что-то еще говорил, расставляя на столе миски, салатницы, гигантскую сковородку со шкворчащей на ней жаренной с грибами картошкой и красивые фарфоровые тарелки с какими-то хитрыми золотыми вензелями. Но я не могла отвести от него взгляда. Огромный, как гора, заросший шерстью, он мне напомнил доброго оборотня из детской сказки. Тоже, кстати, из тех, что рассказывала мне Гутя перед сном. Правда, в сказке он был красавцем, а в реальности больше подтверждал народную мудрость о том, что на вкус и цвет все фломастеры отличаются. Я сглотнула. Интересное дело,
Помочь Василию я ничем не могла ввиду громадности что стола, что посуды и, чувствуя себя полной Машенькой из сказки про медведей, стала бродить по комнате. Затянутая паутиной лепнина все еще вызывала восхищение, а покрытый сажей и золой, сто лет не чищенный камин, — безотчетное желание навести здесь порядок. Тьфу-тьфу, Ника, да что с тобой! В последнюю очередь я остановилась перед картиной.
Кроме своих гигантских размеров и общей древности, меня необъяснимо волновала эта история. Интересно, почему же не сложилось у этих двоих?
Глядя в ярко-аквамариновые глаза дамы на портрете, безумно захотелось стать той самой семилеткой, вредная ворчливая тетка которой с наступлением ночи превращалась в загадочную волшебную сказочницу. Только вот мне тридцать и сказку мне теперь рассказывает жизнь. И какой она будет, похоже, зависит уже от меня.
— Гертруда была Старшей в своем поколении дочерью Океана, — неожиданно пробасило над моей головой.
От неожиданности я, конечно, не подпрыгнула, но заметно вздрогнула и даже немножко мяукнула.
— Василий! — пытаясь отдышаться, укоризрненно обернулась я, запрокинув голову. — Я не слышала, как вы подкрались!
— Ника, — покровительственно усмехнулся он, демонстрируя клыки и прижмуривая желтые глаза с вертикальными зрачками. — Если бы нечисть двигалась иначе, мы бы не выжили, как вид!
Отлично. Похоже, на правду. Пока я переваривала очередную новую информацию, он снова обратился взглядом к картине, как-то даже мечтательно вздохнув:
— Старшая и самая прекрасная Дочь океана. Ну, это ты и сама видишь, — он задумчиво кивнул на картину. — Мы познакомились случайно… Но этот случай перевернул мою жизнь. Я уже тогда был довольно неплохим колдуном, это обязательное условия для князя в нашем мире. Но я не мог покинуть Пущу пока не получу титул от своего отца, а она не могла покинуть Океан, не отказавшись от бессмертия. Так и так мой Дар стал моим проклятьем. Мне двести лет, и время не властно надо мной, а она встретила его. Своего мужа, которого ты даже не помнишь, и сделала свой выбор. Оставила ожерелье, выбрав жизнь смертной. Я остался здесь, в Древней Пуще.
Мне показалось, что по желтым глазам перекатился яркий блик и… дыхание замерло где-то на полдороге.
Я воочую увидела все, о чем рассказывал хозяин дома. Потрясающе красивую женщину, выходящую из пены беснующегося прибоя. Высокого широкоплечего мужчину, ждущего ее у самой кромки векового леса. Разряды невообразимой силы, пробегающие между ними. Вальс в парадной зале какого-то дворца, на ней то самое платье, с портрета, сотканое из океанских волн. Как фильм в голове, только расцвеченный полным спектром чувств и запахов. Страсть и соленый ветер с привкусом отчаяния, любовь и прогретая летним солнцем чаща дремучего леса, ярость последней летней грозы, злость и ненависть хлещут по лицу льдинками рвущегося под ветром полотна метели. Безысходность остывающей под снегом земли. И, в конце пути, смирение и тихая усталая дружба с ароматом по-зимнему серого, но уже однозначно весеннего моря и первоцветов на опушке векового леса…
Сморгнув, обнаружила, что прикипела взглядом
к волосатым лапам, сжатых в кулаки до побелевших костяшек. Кулаки размером с мою голову. Я сглотнула и хотела уже спросить, что это вообще было, как он продолжил.— Теперь ей восемьдесят, и хоть я могу спасти ее от всего, даже от времени, — Василий тяжело вздохнул. — Гертруда сделала свой выбор. Вчера она снова отказала мне, предупредив, что скоро уйдет к Праматери и попросив позаботиться о тебе. Другие услышат ее голос в крике чаек, в шелесте волн, бегущих по песку, в шепоте ветра. Ну, а я запомню ее такой, — он снова впился взглядом в картину. — Старшая дочь Океана и последний князь-колдун Древнего Мира…
— Но вы же еще есть… — я впервые за все время рассказа робко подала голос.
— Нет, — горько усмехнулся мужчина, слегка сутуля широченные, — меня тоже нет. Уже давно нет.
В этот момент в дверь постучали чем-то тяжелым…
Ловец
Вон оно что! Марена очень хочет домой! Вернуться к Праматери и возродиться морским зверем. Или чайкой. Да даже водорослью ей предпочтительней, чем просто сгнить в чуждой ей стихии! Я задумался. В принципе, почти ничто человеческое мне не чуждо, и я ее понимал. Стремление любой ценой вернуться в объятия Океана после десятков лет отсутствия.
— Я хочу… чтобы ты развеял мой прах над Океаном, — с одышкой проговорила она. — А взамен предлагаю вот что…
Старуха с кряхтение поднялась и, шаркая, подошла к каминной полке.
Надавив на один кирпич и отстучав длинным суставчатым пальцем замысловатый ритм по другому, она бестрепетно просунула руку в образовавшуюся дыру.
— Я уже не дотянусь мыслью до родного мира, — пытаясь отдышаться, пробормотала Гертруда, вернувшись в кресло и тяжело навалившись руками на подлокотники. — Но кое-что еще могу…
На развернутой в мою сторону ладони в неверном свете, падающем из окна, тускло поблескивал стеклянный ключ. Я вопросительно посмотрел на Старшую дочь.
— Ключ от междумирья, — вздохнула она, покачав головой, сетуя на недалекость современной молодежи. — Сэкономит тебе силы при перемещении.
Взгляд то и дело тускнеющих глаз стал очень ехидным. Если бы у меня оставались сомнения в том, что она поняла мои затруднения, сейчас бы они точно развеялись. Я согласно кивнул, но она сжала пальцы.
— Поклянись, Ловец, на крови, что не причинишь моей Нике зла более, чем то отмерит Океан и Великая Праматерь, — проскрипела старуха с усилием выпрямляясь в кресле. — И ты, сын клана Деверель, пообещай…
Алекс уважительно хмыкнул, приближаясь к креслу. Дочь Океана уже мало, что могла сделать для своей подопечной, но точно знала, что можно сделать. Вампир, косо глянув на меня, проговорил:
— Обещаю тебе, Гертруда, что прослежу за выполнением клятвы Ловца, но останусь в стороне, оставив твою Николетту ее судьбе.
Бабка кивнула и воззрилась на меня. Пришлось доставать нож, и клясться на крови. Все эти ритуалы суть одинаковы, но гнетущее тоскливое чувство не отпускало. Когда в тишину пустого дома упали последние слова, Старшая дочь раскрыла ладонь.
— Проваливайте на постоялый двор… или как там это нынче зовется?.. Глашка пускает на постой, в общем, — она закашлялась, подавившись воздухом. — Завтра придете с утра, когда все будет кончено. Документы для местных будут на камине.
Когда пальцев коснулось прохладное стекло ключа, внутренним зрением я различил в неизмеримой для обычного глаза высоте над головой знакомый купол этого мира. Слабо, едва-едва, но уже точно смогу найти дверь, не утруждаясь тем, чтобы пробивать стену.
- Telegram
- Viber
- Skype
- ВКонтакте