Морок
Шрифт:
Зорин взглянул на Наталью и предвосхитил её тревогу.
— Всё будет хорошо! — членораздельно выговорил и улыбнулся. — Это обычные меры предосторожности. Конфликтных ситуаций случается два из десяти. Обычно всё разруливается мирненько. В крайнем случае, поздороваемся и отвалим. В лучшем случае, объединим свой и чужой опыт. В тайге любая помощь — добрый знак. Ну что, идём?!
Он обратил внимание, как зажглись лица ребят в преддверии нового витка событий. Особенно горел Олег. Губы сжал и глаз сузил, как на войну собрался. Наталья часто помаргивала, но тоже была исполнена энтузиазма. Ваня… Тот был в своей стезе. Чем больше боялся, тем больше шутил. А вот, Люся… Зорин не мог понять, что с этой девушкой стало. Она непроницаемо молчала. И это молчание было слишком двусмысленным.
«Ладно, потом разберёмся! — подумал Вадим, который раз вглядываясь в клубящиеся завитки дыма. — Странный, всё же, дым. Не живой. Не пахнущий».
— Вещи не оставляем! Берём всё с собой, мало ли… Теперь, идём вот как, — Вадим отдавал последние распоряжения. —
Сердце неровно тукало в груди. Всегда становятся слышны его удары, когда кровь дурманится адреналином. Вадим медленно и осторожно ступал, задвигаясь в просветы и расщелины леса, выбирая твёрдую под ногами ровь, малотравие, без камней и сучьев. До поляны оставалось неполные сто метров. Он знал, где поудобнее встать, чтоб не спалить себя и группу. Там в укрючине между елями есть местечко, где можно воткнуться по солнцу к лагерю. Их увидеть там будет трудно. И солнце в глаз, и куст хоронит. Только бы добраться и не лажануть шумом. Остальное по ходу пьесы…
Группа осторожно, соблюдая меры высказанные Вадимом, двигалась к месту их прошлого обитания. К часовне.
ГЛАВА 8
Взгляд на себя со стороны — есть придирчивое изучение себя самого во всесторонних углах и ракурсах. Запись документально отображает твою модель поведения, мимику, причёску (о, боже, опять видна проплешина или ж, дьявол, ну куда столько теней намазюкала…). Так или иначе, в видеозаписи всегда есть объект придирок. Вернее, субъект. Поскольку никак нельзя объективно оценивать свой персонаж беспристрастно и сухо. И если твой товарищ Витёк рядом с тобой в записи выглядит безупречно, как всегда… То разгадочка тут простая донельзя и жиждется в последних двух словах. КАК ВСЕГДА. Вот именно, окружающих мы видим всегда и что вне камеры, что под камерой они безукоризненно одинаковы. Красивы ли нет, не всё ли равно. Главное, привычны. Другое дело — твоя личная ипостась. Если верить поговорке: вся жизнь — театр, а люди в ней актеры, каждый подспудно старается играть наилучшую для себя роль. А раз так, напряжение ума, талант, юмор и твоя, в конечном счете, игра должна, бесспорно, влиять на внешнюю картинку: делать благородный профиль и придавать осанистую стать. Каково же удивление плюс разочарование, когда вместо благородных донов мы видим на видео сутулых, носатых либо увальней, либо недомерков, пытающихся на камеру пыжить грудь, ставить голос и производить масштабное впечатление. Смешно. Обидно. Но как, ни плюйся, это ты и ничего не попишешь. Утешь себя, справедливости ради, что другие тоже привыкли тебя видеть ТАКИМ. Возможно, самолюбию не импонирует картинка на экране, а сказать проще, так это просто лишь отголосок юношеских комплексов, когда в бытность ещё шестнадцатилетним тебя не устраивали твои уши и нос с горбинкой. Люди искушенной профессии: актёры, репортёры, политики и прочий публичный винегрет не забивают мозги своей внешней фактурой. В конце концов, существует грим, работает монтаж, да и потом дело это привычное — светить рыло и не в хом-видео, а на всю страну. Но что бы сказал политик, актер, шоумен, если бы увидел себя со стороны не на плоском экране, а воочию, метров так через сто, не в записи, а в живую. Во явь. Во плоть. Без хитроумных спаренных линз. Чтобы он сказал…
Вадим Зорин сидел обыкновенно по правую сторону от заката. Такое положение к солнечным флюидам он выбирал неосознанно, с чувством детского самоудобства. Сесть иначе, скажем влево к солнцу или затылком к нему, не доводилось. Организм сам выбирал как ему привычней всего. Когда и кто его основоположил к этому, Зорин не помнил. Как не помнил, кто его научил держать ложку правой рукой. Просто было за ним такое и всё. Курчавая тёмно-рыжая борода была, несомненно, лишним звеном и являлась атавизмом вчерашнего дня. Вчера. ЭТО БЫЛО ВЧЕРА. Именно так они мостились у огня, чтобы в лёгкую почаёвничать перед экскурсией в часовню. Наблюдать сейчас за собой, за своими двойниками было не странно. Уже не странно. Это-то после крутящегося по кругу дня, телепортации, звуковых фантомов… А сказать по поводу звуков… На текущий момент их не было, как и запаха дыма. Вадим, Олег, Люся, Наташа, Ваня о чём-то оживлённо спорили у костра. Губы призраков шевелились, растягивались в улыбки, но воздух — тембриальный эфир оставался девственно чист, если конечно не принимать в расчёт шумы настоящего леса. Фантомы не исторгали звуков абсолютно, что впрочем, их надёжно узаконивало в быту и среде противоестественной, отличающейся от понятной. Судя по жестикуляции, вчерашние постояльцы обсуждали будущий визит за частокол Скита.
— Фантастика! — Реальная Наташа полушёпотом разрядила молчанку, затянувшуюся более чем на две минуты. — У меня клок волос сзади, как антенна. И никто не подсказал…
— Тс-с-с… — Тсыкнул Олег, как всегда взявший на себя ответственность за долгопротяжность миража. — Говорите тише… Растают. Николаич?! Вот и случилось то…
— То, о чём так долго говорили большевики. — В продолжение прошелестел Ваня. Тоже шёпотом.
— Морок. — Трагическим шепотком констатировала Наталья.
— Он самый родимый. И в нашем исполнении… А чё звука-то нет? — Вопросил
Климов, чуть повысив голос, на что тут же отреагировал Олег.— Тише ты, чудила! Растают же… Звук был на спуске, забыл?!
— А-а-а, понял! Видео и аудио живут по разные улицы.
— Да, типа того. Прикольно, Николаич! А у тебя ещё борода… А я чё-то скалюсь. Наверно, Ваньша смешит. А ща Наташка чего-то щебечет. Уж тебя-то, Натали, услышать за версту можно. А тут ноль голый. Словно рыбы шлёпаем губами.
— Да, забавненько! — Наконец выдохнул негромко Вадим.
Три минуты назад они аккуратно нырнули в берёзовый прогал, в межпросвет, где чуть пораздвинув густой кустарник, открыли вид на поляну. Первое ощущение при виде самих себя, Вадим не запомнил. Только знал, что не удивился. Наверное, всё-таки ожидал и предполагал увидеть нечто подобное. Он отнёсся нормально к тому, что не удивился никто. Когда странности огалтело строятся друг за другом, правильная действительность не может уживаться в одном строю. Нонсенс — это когда не может быть. А когда «не может быть» получает право на существование… М-да… Тогда надо менять настройки. Определённо. Зорин вспомнил Люсины слова насчёт того, что «мы сами проецируем все эти глюки, чудеса и невозможные вещи». «Тогда, — подумал Зорин, — если мнимая реальность — дело наших рук, вернее мозгов, значит, Холм берёт наши фантазии как кирпичи и выстраивает парадоксы. Так? Даже не фантазии он берёт, а едва только затравки, подумки… Ещё не сформированные до конца, возникаемые в начале начал. В зародышах, в глубинах, в поднервах… Тогда надо что? Научиться думать иначе? Думать по нужному шаблону. Так ведь?» Что-то мешало ему развить дальше мысль. Словно в цепи был обрыв. Словно ветка пути была обречённо тупиковая. Мысли, до поры, складывающиеся в ровный пасьянс, теперь разъезжались, расползались, и возможной причиной могло стать завораживающее зрелище: фантомы, ихние голографические проекции… И не просто так, а в точности, воспроизводящие их вчерашний вечер. Это стоило видеть!
Призраки, говоря по-другому, не были полупрозрачными формированиями, как любят их показывать во, всякого рода, ужастиках. С виду это были люди во плоти и двигались в реальном времени динамично и шустро. Псевдо-Зорин, ещё не выбритый, чему-то усмехаясь, четверил топором крупные чурбачки. Энергично живой казалась Наташа. Она о чём-то быстро тараторила и клок волос у неё сзади, действительно оттопыривался кверху. Ванино чело было умиротворенно снисходительно. Улыбка трогала его губы, а сполохи огня окрашивали лицо в красно-багровый цвет. Брезентовка на Олеге была пыльного цвета, как сейчас… И никакого тебе намёка на сквозную прозрачность. И будь Вадим не Вадимом, а просто путником, очутившимся неожиданно ко двору, он бы не сомневался, что эти люди настоящие. Реальные. Хотя… Аномальное безречье при шевелящихся губах обязательно вбило бы сваю в мозг. Что есть, то есть.
Между тем, двойники пили чай, по-домашнему тепло и свободно. Недостаток звуковых эффектов ровным счётом ничего не портил. О чём там могли говорить, Вадим догадывался, поскольку память была ещё свежа деталями. Костёрный дым не испускал запаха гари и Зорин вдруг вспомнил, что когда впервые обратил внимание на эту странность, ещё там, в предбаннике Холма, то подумал… Нет, не подумал. Что-то там пробежало шальной такой искоркой. Догадка? Наверное… А ВЕДЬ ОНИ ТАМ И СИДЯТ, поди. Искорка тут же утухла, мозг стал вкручивать другое. Как всегда объективное. Рациональное. Интуицию убивает здравомыслие. Слишком большие они антиподы. «Но с другой стороны, — думал Вадим, — если мы и есть родители этого безумия, значит… Значит, возможно, заставить Холм работать на себя. Возможно??? Тогда имеет смысл перезагрузиться! А как?» Дорога на Заячьи камни есть. Она есть, была и будет. Положим, они пойдут с верой. С огромной такой стойкой верой, но… Есть нюанс. Ещё какой! Надо забыть… Не просто забыть, выкинуть из головы эти чудеса в решете. Вычеркнуть! Стереть напрочь о всяких мороках воспоминания. Уничтожить как в компьютере все файлы и подфайлики! Мысли-паразиты… Идти и стойко зазомбированно верить: НИЧЕГО НЕ БЫЛО… МЫ!!! ИДЁМ!!! ДОМОЙ!!! Зорин скривил в усмешке губы: «Легко сказать: не думать. Человек не машина. Блокировать память умеют только спецы, а ихняя вера — картонная. Обмануть себя — безнадёга, факт. Тогда что в ответнике? Тупик…»
Пока Вадим думал, ребята продолжали исподволь и негромко комментировать зрелище. Что-то там шутили, Наталья сдержанно прыскала, Люся улыбалась. «Получили долгожданную игрушку. — Думал Зорин, меняя положение ног. Их дубль-двойники находились в более комфортной обстановке. Они же сами уже седьмую минуту ныкаются в кустах. Благо, хоть мошка мозг не ест. — Пора закрывать подглядушки.»
— Что, насладились мороком? — Спросил он, скосив глаза на Олега. — И услышали себя, а теперь вот, наконец, и увидели. Впечатлений выше крыши, да?
Он усмехнулся, пытаясь улыбкой выкрасить внештатное событие обыденной краской. Действительно, а чего тут странного? Он, Зорин предупреждал: в тайге морок, то бишь наваждение, носит тотальный характер, и бывает, сносит разум массово. Как сейчас… Сказал — бывает, и вот оно, наваждение, распишитесь в получении!
— Предлагаю выйти из ступора! — Продолжил Зорин. — То есть, выйти из кустов. Насмотрелись достаточно? Замечательно! Сейчас я выйду из кустов и начну помалу приближаться. Да? Один, Олег, один… Извини, ты мой зам. Под тобой остаётся группа. Растают ли они, эти призраки, или разорвутся петардами, будет лучше, если выясню я. Не волнуйтесь! Это всего лишь фантомы и… Думаю, всё будет нормально.