Морок

— Ничё-ничё! Не сразу, но поймёшь. Просто совесть у тебя, Олег, фанерная. Настоящая, да! Но фанерная. Развития у неё не будет. Так что, брось ты эти перекройки и перевиды! Оставайся, какой есть. Ни к чему, поверь!

Олега бросило в жар. Щёки запылали, как если б надавали пощёчин. Эта под сука, который раз загоняет его в угол.

— Значит, что выходит? Хорошим человеком быть плохо? А плохим — просто здорово?

— Ну, это ты каламбуришь. — Хохотнул Виолент. — Всё зависит, на что и как взглянуть. Под каким углом.

— А что тут углы вымерять! И так всё видно! — Зло выкрикнул Головной. — Вон, ты морду подонка надел и сам выбрал своё место. А я — с нормальным лицом и хочу соответственно по чести жить! Разве запрещено делать выбор?

— Олег, ты не понял…

— Да всё я понял! Повидлом гниль не замажешь! Совестинка, говоришь, я? А ты природная изнанка, да?! Только прими к сведению, человек не тупой примитив. Каждый, заметь, каждый склонен задумываться, сомневаться, совеститься. А раз такое бывает, значит и совестинка может вырасти в совесть. И тогда машину так затрясёт, что никакой ключ гаечный не поможет. Встанет вопрос о переделке всей конструкции. Метафора, брат! Всё!

Всё это Олег выпалил в одно дыхание, на экспрессивной горячей ноте, а когда закончил, влепил кулаками по столешнице, одновременно вставая. Он почувствовал преогромнейшее облегчение, какое бывает, если вылечить однажды запор. Душа летала. Душа пела. Хотя, нет. Это не душа, а что? Он прислушался и понял, что за спорами совсем потерял мелодию. А она была всё это время… Но не доходила до сознания. Сейчас, когда произошёл эмоциональный выброс, музыка усилилась, наполняя сердце радостью. Здорово-то как! И, похоже, он помнит, где её слышал. У бабы Паши на квартире…

А ведь точно! Был у старушки виниловый проигрыватель. И была всего одна пластинка. Но зато какая! Чёрт, да это ведь классический джаз Глена Миллера. Бабулька всегда его просила поставить, и он ставил, а потом возьми и сам приторчал от этих композиций. С годами узнал, кто автор и исполнитель «Серенады солнечной долины». Потом как-то забылось… А сейчас это прорвалось отдушиной, словно луч света в неухоженную полумраком комнату. Блеск! Виолент что-то там объяснял, но Олег слушал только музыку. Волшебную реку оркестра, в память, когда ему было так хорошо у бабы Паши.

— Что ты там слушаешь? — Проник в сознание раздражённый голос Виолента.

Олег ему улыбнулся.

— А ты послушай… Ты же читаешь мысли. Вот и послушай!

Виолент на минуту замолчал, уходя в себя, потом… Губы его искривились. Лицо потемнело.

— Как же я это упустил… Вот откуда истоки.

— А ты думал. — Олег сладко покачивал головой, как ровно слушал аудиоплеер. — Явно, не твоя тема, да?! Ты избегал таких направлений!

— Послушай, я…

— Нет, это ты послушай! А я скажу! Эти мелодии сопровождали меня, пока я шёл к тебе на диалог. Знаешь, почему? Да-да… Это моё новое рождение. Исток, как ты сейчас выразился. Поддержка моей совестинки, пусть пока крохотной, но, тем не менее… Лучик. Лучёчик моей той жизни, где я не запятнан драками, где мне было хорошо. Просто замечательно! Тебя не было в той жизни, поэтому ты и кривишься. Заметь, Виолент, это островок, где твой сапог не ступал и никогда не ступит. А значит, у меня есть стопудовая надежда не остаться тобой.

— Не обольщайся…

— А я не обольщаюсь! — Заорал, перебивая Олег. — Это взвешивание шансов! Практический подход, заметь… Кроме этого островка у меня есть ещё один. Моя Люцик. Мой земной компас. Она следит, чтобы я не опаскудился, не остервенился душой. Чтобы ты глох, на время хотя бы… И ты глохнешь, когда она говорит, разве нет?! А теперь, прикинь, шансы у меня не такие мизерные! Совесть моя вовсе не фанерная и ещё поглядим скоро, кто будет цельный, а кто — ответвление!

Пока Олег говорил, Виолент сидел, нахмурившись, сузив глаза в щелки. Не сказать, чтоб его проняло, однако и не оставило равнодушным. Молчание, которое родилось после запальчивой речи Олега, было красноречиво подчёркнуто.

— Просто убил-таки… — Наконец молвил Виолент.

— Возразить есть что?

Виолент медленно покачал головой. Губы тронула едва заметная улыбка (или всё же глаза у него улыбаются?)

— Возразить — нет. Показать есть что.

— Да?! — Олег подсел к нему снова. — Заинтригован. Очередную пакость задержал в рукаве? Чтобы в раз и наповал?

— Я бы обозвал это иначе. Груз. У тебя есть груз. Хорошо… У нас есть груз. Его надо вскрыть.

— Груз? Какой груз? Что-то не совсем я…

— Такой же груз, какой был у твоей жены Люси. Помнишь, она рассказывала… Она справилась, сбросила его с сердца и теперь живёт спокойно. А тебе ли, слабо сбросить свой камень?

У Олега тревожно застукало в области сердца.

— У меня есть какой-то камень?

Глаза Виолента улыбнулись шире.

— У всех он есть, так или иначе. Только у тебя особенный. Ты не носил его болью все эти годы, не знал, что он есть. А он у тебя есть.

— О как! Ух, как ты меня заинтриговал! — Олег попытался спрятаться за напускной весёлостью. — Ну, давай показывай… Слушай, а может у меня, где ребёнок на стороне, а?! Ты лучше скажи заранее, я хоть морально подготовлюсь.

— А вот сейчас и увидишь. — Мягким движением Виолент обхватил его голову руками. Чуть погладил и придавил виски. — Кстати, это будет великолепной тестовой проверкой на предмет: кто из нас… Кого из нас больше, скажем так…

Зрачки Виолента застило ночью и Олег, завороженный, старался не уйти в их чёрную воронку. Пальцы двойника по-прежнему оглаживали и подавливали виски. Неожиданно он повернул его голову вправо.

— Смотри!

Олег воззрился в открытое окно и кроме ярких рубашек берёз ничего не увидел.

— Смотрю и что?

— Не торопись. — Голос стал магнетически сладок. — Сейчас всё будет.

Заоконный пейзаж не спешил мистически перестраиваться. Берёзовый ансамбль шелестел, уже успевшими поджелтеть, листьями. Раскачивались в сторону кокетливые ветки. Ничего особенного. Ветра Олег не слышал, но ровно так же, он потерял и музыку. В голове глухой стеной стояло ожидание. Что-то должно было случиться…

Внезапно, ему показалось или нет, за щербатым стволом одной из «красавиц» вытороченным куском материи проглядывается куртка. Человек? Или повесили когда-то куртку на сучок, теперь висит, истлевает… В пользу второй версии работала статичность проглядываемой куртки. Олег хотел, уж было, отвести взгляд, но тут куртка дернулась, и за стволом мелькнуло чьё-то колено. Оп-па…

— Там кто-то есть, что ли? — Как можно равнодушней спросил Головной.

Вместо ответа, Виолент громко обратился к притаившемуся за берёзой.

— Иди сюда, родной! Иди, иди, не бойся…

Из-за берёзы выглянул плюгавый серенький человечек. Потоптавшись, он убедился, что обращаются к нему и побрёл к окну неуверенной поступью робеющей собаки (дадут кость или пинка?). Вид его, ещё издали вызывал омерзение. Ни дать, ни взять впечатление помойного бомжа. Одежда (кажется армейский бушлат) латана-перелатана кривыми строчками ниток, причём чёрная жирной грязью, словно этим бушлатом вытирали пол в привокзальном туалете, и не руками, а ногами елозили. Брюки, кажись, тоже хэбэшные, были заправлены в разбитые виды сапоги. Кирзу. По ходу, бомжара на армейских складах притоварился. Он приближался, а Олегу уже захотелось сплюнуть на пол. Вид таких бродяг вызывал у него неутомимое отвращение. Слюна как следствие накапливалась сама собой. Всегда и везде он старался дистанцироваться от шелудивых нелюдей, чтобы не вывернуться в рвотных позывах.