Морок

Физрук снова кивнул, пропустив мимо ушей неуважительное обращение.

— Верно. И я помогу тебе в этом.

Олег с ужасом понял, что говорящий с ним не открывает рта. Вся его речь выливается из глаз. Из каких-то необъяснимых рудников сознания. Но Олег понимает каждое его слово. Интересно, а сам он также говорит?

— Начнём по порядку. Хотя бы с того, что никакой я не Виолент — гроза детдомовских пацанов, сам гляжу, понял… На эмоциональном под уровне ты сам выбрал этот образ. А я лишь помог голографически его проецировать (я? кто я?). Мне не трудно сменить тебе собеседника, но вероятно не стоит. В противостоянии и спор жарче и разговор острее. Теперь вернёмся к тебе, Головной Олег Андреевич… — Виолент с силой упёр палец в стол, словно тушил докуренный чинарик. — Чего ты ищешь в себе как лишнее звено? Ты ведь сам себя собрал. Как конструктор. Хочешь, напомню?

— Не надо. Я знаю. — Удивительно, но Олег «говорил» аналогично. Посылами. — Я хотел бы чуток ослабить в себе гайки. Стать помягче. Добрее…

— А надо ли? Ты формировался под пинками и побоями. И мой резиновый шланг тебя как личность закрепил. Разве не так? Не хмурь брови и не злись! Заслуга вовсе не в моих репрессиях, а в тебе самом. Тупой Виолент своей поркой преследовал не благородные цели. Ему были нужны от воспитанников повиновение и раболепие, не больше. Ты, и ещё немногие пошли дальше. Хлипкое деревце под ураганом падает. Но если волокна крепкие, стальные… Не один Виолент его не переломит. Это факт. Это становление, Головной. Чему же ты не рад?

— Я знаю, но…

— А старшаки, что хотели тебя унизить. В унитаз макнуть? Разве не твоя была партия?

— Моя, но не в этом дело…

— А деды Российской Армии? Разве смогли тебя сломать?

— Послушай… — Олег проглотил обращение «Виолент». Он не знал, как обращаться. Перед ним сидел кто угодно, но не физрук. — Послушай! В любом становлении есть побочный эффект. Я…

— Ты молодец, Олежек! В твоей биографии нету слабых мест. Как у других… Твои воспоминания безупречны.

— Я пришёл не хвалить себя, а наоборот…

— А-а-а-а… — Вытянул с удовольствием двойник Виолента. — Вот так и скажи! Что ж, давай поменяемся. Я буду обвинителем, а ты… Защищайся, если хочешь. Начнём?

— Начнём. Что начнём? — Подрастерялся Олег.

— Опустим подробности твоего трудного детства. Ты реализован, да? Ты крепкий дюжий кулак. Ты — воля. И крутишь не последнее колесо в охранной структуре предприимчивого тестя. Вопрос… Ты уверен, что морально прав, когда выносишь суд над кем-либо?

— То есть… Не понял.

— Скажу проще, твоим же языком. Ты всегда дрался по честноку? Всегда справедливо?

— Ну, да. — Помялся Олег. Дыр он здесь не видел, хотя… В детстве выходило всякое.

— Всякое! — Обрадовано уцепился Виолент (мысли он читает, что ли?). — В девять лет ты разбил сопатку парню на год старше тебя. Тебе понравились электронные часы на его руке.

— Ну и что? — Олега неприятно покоробило. — То детство сопливое. Много ли ума в этом возрасте?

— Согласен. Возьмём другой случай. В тринадцать, на спор ты угнал мопед в Школьном переулке. Далеко не проехал, влетел в мусорные баки. Когда возмущённый владелец со товарищем добежали до тебя, то… Что?

— Что?

— Хотели наказать тебя. Поколотить. Что было бы вполне заслуженно. Рассказывать дальше?

— Знаю…

— Одному ты расколошматил арматуриной колено до инвалидности. Странно как! Всё время возле тебя спасительные предметы… Другому измордовал лицо в мочалку. Мало того прошёлся потом железкой по уже пострадавшему транспорту. Разбил фару, искривил крылья, порушил бензоподпитку. Мопед-то здесь причём? Он ведь денег стоит!

Олегу словно прищемили давно забытую мозоль. Он заскрежетал зубами.

— Знаю! Дурак был… Молодой горячий…

— Какое сочетание слов! — Усмехнулся глазами «Виолент». — Дурак молодой горячий.

Оставим драки, вернёмся к твоей природной сути. Кошкам хвосты жечь — это что, самовыражение или жестокость? А вытравливание сусликов из нор, с тем чтоб глушить их намертво? Голодная необходимость или просто дурь? А?!

Олега косило этими словами. Это шло оттуда. Из его осатанелого детства. Там было другое видение. Пацанское. Он набрал воздуха, чтоб возразить, но мнимый физрук его «прикончил».

— А ситуация с бабочками это что? На кой хрен ты их пригвоздил ножом? А ведь это уже не детство. Хотя ниточка оттуда…

— Я… Да! Косячно, знаю… Да… — Олег начал задыхаться. Удушливой яростью его стало забирать. Не к собеседнику, нет. Непонятно к кому. К себе? К своей жизни? В животе ныло, как от удара под ложечку.

Двойник Виолента внешне выцвел, перестал притворяться. Даже сиплый астматический голос исчез. Теперь он говорил грамотно ровно, словно гвозди вбивал в душу.

— Возразить есть что?

Прозвучало как предложение последнего слова подсудимому. Олег, сглотнув слюну, мотнул головой.

— Нет. Возразить — нет… Прав ты. Злой я и, дрянь, наверное… Но раз я это осознаю, значит, могу измениться или там что-то поправить в себе? Перекроить какие-то виды, понятия? Ведь, реально же. Скажи!

Обвинитель (язык не поворачивался назвать его физруком) сидел на шатком табурете, грузно навалившись локтями на столешник. Взгляд его был ни суров, ни весел. Взгляд его был — бесцветная усмешка.

— Парень ты умный. Организованно сильный, но промякший отчасти. Ты всегда шёл напролом со своими принципами, а сейчас что-то сдулся… Какой-то морали во всём ищешь. Изменить себя? Нет, брат. Скорей, река повернётся вспять. Человеческая организация — дело тонкое. Характер выстраивается с детства. Пласт за пластом. Пласт за пластом. И выстраивают эти пласты не всегда люди. Впрочем, тебе это рано… Поправить себя, отретушировать? Можно, почему бы и нет. Только вопрос стоит иначе: нужно ли?

— Если есть такой спрос, значит, есть заинтересованность. — Олег опустился на топчан и стал равно сидящим по отношению к собеседнику. Стало легче. Оказывается, выслушивать стоя — психологически тяжелее. — Я понял! Ты — моё под я. Моя подкорочная суть. Верно? А я-то вытягиваюсь перед тобой как на параде.

«Подсуть» засмеялась незлобивым смехом.

— Не стану скрывать. Рад, что разобрался в таких, казалось бы, крамольных вещах.

Олег чуть подался вперёд, приблизившись к лицу Виолента.

— Слушай, поменяй рыло, а?! Я хоть и знаю, что ты не Виолент, но зачем на нервы капать?!

— Не возражаешь, если попозже?

Олег рассмеялся с чувством глубокого облегчения. Его тут за нос водят, а он как мальчишка…

— Что ж ты, суть-подсуть, в кошки-мышки играешь? Косяки, обоим нам известные, выставляешь? Сказал бы сразу и в лоб: Олежа, ты конченная сволочь и не парься ни о чём.