Морроувинд

Проклятие Плоти убежит от него.

Третье Испытание

В пещерной тьме Азура видит все

И заставляет звезды и луну сиять.

Четвертое Испытание

Глас странника объединит Дома.

Три Дома будут звать его Наставником.

Пятое Испытание

Рука странника объединит Велотов.

Четыре племени назовут его Нереварином.

Шестое Испытание

Он чтит кровь племени неоплаканного.

Он поглотит их грех и будет возрожден.

Седьмое Испытание

Его милосердие освободит проклятых фальшивых богов,

Соберет разбитых, спасет безумных.

Одна судьба

Он произнесет закон для народа Велота.

Он говорит про их землю и нарекает их великими.

– Ещё есть Утраченные пророчества. Говорят, они хранятся у жрецов-отступников,- продолжала шаманка, переменившись в лице,- но это точно неизвестно... Послушай, Кай-Са, ты не Нереварин, ты только можешь попытаться стать им. Это головоломка, и не простая головоломка. Но ты уже нашёл несколько частей и, возможно, найдешь еще. Ты хочешь стать Нереварином? Тогда ищи Утраченные пророчества у жрецов-отступников Храма. Найдёшь эти пророчества, принеси их мне, и я стану твоим проводником. Вот.

– Значит, Утраченные пророчества?

Нибани Меса кивнула. Аргонианин тяжело вздохнул. Ему было плохо, плохо и физически и духовно. Он устал, устал так, как может уставать kiisдgдr вдали от родины. В который раз Кай-Са с тоской вспоминал Аргонию и понимал, что возможно он никогда не попадёт туда. Он сложит голову за свободу Чернотопья, но может никогда не увидеть плоды трудов своих. И аргонианин этого боялся. Боялся не умереть (хотя этот страх тоже присутствовал), он боялся умереть ни за что, боялся, что все преграды и лишения на его пути ничего не будут стоить.

"Мне никогда больше не увидеть Аргонию..."- билась в голове одна-единственная мысль. Одна-единственная пораженческая мысль, словно тот маленький огонёк, превратившийся в пылающие пустоши Обливиона, породила то, что у теплокровных зовётся депрессией. Отчаяние завладело разумом аргонианина, отчаяние и страх.

Ещё трое суток Кай-Са жил в юрте шаманки. Он целыми днями только и делал, что лежал пластом. Боли больше не беспокоили его, но душу рвало на части. Когти страха были длинны и остры как даэдратический металл.

"Посмотри на себя... trдnstдt kпsz Trдnstдt kпsz - транстиат кисз - кусок дерьма (перевод примерный)...- раз за разом думал Кай-Са, взывая к самому себе.- Ты не можешь называться воином и достойным мужем..."

– Но я... я больше не могу...- прошептал аргонианин.- Это не мой путь...

"Твой... твой..."

– Он слишком сложен для меня...

"Путь твой будет полон как опасности и лишений, так и дружбы и любви..."

– Я не хочу...

"Ты должен..."

– Я не кому ничего не должен!- таким шёпотом, что слышно на всю юрту возразил себе Кай-Са. Благо Нибани Месы не было поблизости, а то бы пришлось бы аргонианину отведать пару чашей успокаивающего зелья.

"Однажды ты поклялся освободить Аргонию, или пожертвовать своей жизнью ради этого..."

Верно.

Аргония.

Кай-Са обещал... Дал торжественную клятву освободить свою родину от ига Империи. И он эту клятву не сдержит?

"Нет. Я пойду до конца... Сквозь огонь и ненависть, сталь и презрение, моровые бури и недоверие... Я должен, я выстою, я..."

Словно какая-то волна подняла Кая-Са на ноги. Он достаточно отдохнул. А Косадес в Балморе уже заждался его с новостями из лагеря эшлендеров. Ему пора в дорогу.

Глава десятая: Шестой Дом.

Раеса Пуллия была из того большинства коренных жителей Империи, кому надоел этот проклятый негостеприимный остров. Иногда в своих чёрных горьких думах, которые, словно демоны, посещали её ночью, она желала, чтобы Вварденфелл с его Красной Горой, всеми данмерами и их Храмом ушёл навеки под воду, в бездну морскую. Естественно, чтобы случилось это после того, как она, Раеса Пуллия, благополучно вернётся на материк, в родной Киродиил.

Она была дочерью очень влиятельного и жёсткого человека - Вуртура Пуллия, одного из генералов Его Высочества. Отец больше половины своей жизни отдал служению трону, императору Уриэлю Септиму. Служба всегда была для него превыше всего, даже превыше семьи.

"Армия опора трона",- частенько приговаривал Вуртур, наставляя то ли маленькую Раесу (её так назвал отец в честь знаменитой женщины-полководца), то ли её мать - скромную, набожную и покорную мужу во всём женщину.

Армия опора трона... Это выражение навсегда врезалось в сознание Раесы, навсегда решив её дальнейшую судьбу, хотя сейчас она этому совсем не рада.

Отец всегда хотел сына и никогда не скрывал этого. Он хотел видеть своего отпрыска, идущего по белому мрамору дворца императора, получающего благодарность за верную службу трону, за боевые заслуги... О чём ещё может мечтать стареющий мужчина, ждущий сына? А когда родилась Раеса, все мечты генерала Вуртура Пуллия рухнули, обратились в прах, ведь он уже был стар, чтобы зачать ещё одного ребёнка.

Не было наследника его боевой славы. Не было и не будет.

Кто не знает какого это быть несбывшейся мечтой, тому не понять того бремени, что свалилось на девочку. Она смотрела в глаза отцу, и видела в них лёд, вместо синевы небесной. И каждый раз, когда Вуртур сидел в глубоком кресле, немигающим взором смотря в огонь камина, сердце Раесы - девочки девяти лет отроду - сжималось в маленький комок, который постоянно кровоточит.

Тогда малышка решилась. Она подошла к отцу, который перевёл на неё мутный, словно сквозь пьяный угар, взгляд. Раеса вздохнула, глубоко как великие ораторы перед началом ответственной речи и единым духом выпалила, будто до ужаса боялась своих слов:

– Папа, я пойду в Легион, я буду служить Империи, как ты всегда хотел! Я люблю тебя, папочка...

Тогда Вуртур впервые на памяти Раесы улыбнулся. Улыбнулся открыто и тепло.

Раеса Пуллия едва заметно улыбнулась, но этого никто, разумеется, не видел. Затем её снова захватила ненависть к своему делу. Она думала о том, что проявила тогда малодушие.

Ей надо было не идти на поводу у своего отца, который после той реплики словно оживился. Он стал ратовать за свою дочь в военных кругах. В итоге она попала в офицерскую школу, но вылетела оттуда, не справившись с мужской конкуренцией. Просто не выдержали девичьи нервы. В школе той было всё от презрения до откровенных приставаний. А когда её чуть не изнасиловали трое здоровых парней с выпускных классов, она ушла оттуда. Ушла с намерением никогда не возвращаться. Отцу она ничего не говорила.