Морская Дама, Узор из лунного света
Шрифт:
– Он не возвращается.
– А вы... хотите, чтобы он вернулся?
– Как я могу знать, мистер Мелвил? Он даже не говорит определенно, что хочет вернуться.
Мой троюродный брат Мелвил озадаченно посмотрел на нее. Он всю жизнь скользил по поверхности чувств и, когда столкнулся с подобными сложностями в делах, которые всегда считал простыми, оказался в тупике.
– Иногда, - сказала она, - мне кажется, что моя любовь к нему окончательно умерла... Подумайте только, какое разочарование, какое потрясение я испытала, обнаружив в нем такую слабость.
Мой троюродный брат поднял брови и кивнул головой в знак согласия.
– Убедиться, что он стоит на
Наступила пауза.
– По-видимому, я никогда его не любила. Но потом... Потом я начинаю думать о том, кем он все-таки мог бы стать...
Что-то в ее голосе заставило его поднять глаза, и он увидел, что губы у нее крепко стиснуты, а по щекам катятся слезы.
Как рассказывает мой троюродный брат, сначала ему пришло в голову, что надо бы сочувственно коснуться ее руки, а потом - что этого делать не следует. Ее слова не выходили у него из головы. Потом он с некоторым опозданием сказал:
– Это еще возможно.
– Может быть, - медленно, неуверенно произнесла она. Больше она не плакала.
– Кто она такая?
– вдруг сказала Эделин совсем другим тоном.
– Кто это существо, которое встало между ним и всеми реальностями жизни? Что в ней такого... И почему я должна соперничать с ней из-за того, что он... что он сам не знает, чего хочет?
– Когда человек знает, чего он хочет, - сказал Мелвил, - это значит, что он исчерпал один из главных интересов в жизни. Тогда он становится... чем-то вроде потухшего, заросшего и возделанного вулкана. Если это вообще был вулкан.
Он некоторое время размышлял, забыв о ней, потом, вдруг спохватившись, очнулся.
– Что в ней такого?
– спросила она с тем сознательным стремлением внести во все ясность, которое так не нравилось в ней Мелвилу.
– Что она может предложить, чего я...
Этот прямой призыв заняться щекотливыми сопоставлениями заставил Мелвила поморщиться. Но тут ему на помощь пришли все кошачьи свойства его натуры - он принялся пятиться, ходить вокруг да около и всячески уклоняться от сути дела.
– Ну что вы, дорогая мисс Глендауэр!
– начал он и попытался сделать вид, что это вполне удовлетворительный ответ.
– В чем разница?
– настаивала она.
– Существуют вещи неосязаемые, - уклончиво отвечал Мелвил.
– Они не подчиняются рассудку и не поддаются точному определению.
– Но вы все же как-то к ней относитесь?
– не унималась она.
– У вас должно было сложиться какое-то впечатление. Почему вы не... Разве вы не понимаете, мистер Мелвил, это очень...
– голос ее на мгновение осекся, очень важно для меня. Это просто бессердечно с вашей стороны, если свое впечатление вы... Простите меня, мистер Мелвил, если я добиваюсь от вас слишком многого. Я... я хочу знать.
На мгновение Мелвилу пришло в голову, что в этой девушке, пожалуй, есть что-то такое, что немного выходит за пределы его прежнего представления о ней.
– Должен признаться, что у меня сложилось некоторое впечатление, ответил он.
– Вы мужчина, вы знаете его, вы много чего знаете, вы можете смотреть на вещи с разных точек зрения. Если бы вы только позволили себе... позволили себе быть откровенным...
– Ну, хорошо, - сказал Мелвил и умолк. Она жадно вслушивалась. Наступило напряженное молчание.
– Различие есть, - признал он и, не дождавшись поддержки, продолжал: Как бы это выразить? Я думаю, в некотором смысле это различие облегчает ей дело. Он наделен... я знаю, это звучит пошло, но ведь он не ссылается на это в свою защиту - он наделен определенным темпераментом, в силу которого его иногда, может быть, влечет к ней
сильнее, чем к вам.– Да, я знаю, но почему?
– Ну, понимаете...
– Говорите.
– Вы строги. Вы сдержанны. Для такого человека, как Чаттерис, жизнь... жизнь - это суровая школа. В нем есть что-то такое - что-то, пожалуй, завидное, чего нет в большинстве из нас, - но мне кажется, что из-за этого временами жизнь дается ему труднее, чем нам, остальным. Жизнь для него это самоограничение, это следование определенным правилам. Он прекрасно сознает свой долг. А вы... Не придавайте слишком большого значения моим словам, мисс Глендауэр, я могу ошибаться.
– Продолжайте, - сказала она.
– Продолжайте.
– Вы слишком напоминаете... генерального представителя этого долга.
– Ну, конечно! А что же еще...
– Я говорил с ним в Лондоне, и тогда я думал, что он во всем не прав. Но с тех пор мне много чего приходило в голову - в том числе даже и то, что, возможно, не правы вы. В некоторых мелочах.
– Да не старайтесь вы после всего этого щадить мое самолюбие! воскликнула она.
– Говорите!
– Видите ли, для вас все четко и определенно. Вы ясно дали ему понять, кем он должен, по вашему мнению, стать и что должен делать. Вы как будто построили дом, в котором он должен жить. Для него уйти к ней - то же самое, что выйти из этого дома - из прекрасного, достойного дома, я этого не отрицаю, - в нечто большее, в нечто рискованное и непредсказуемое. Она... она как сама природа. Она так же свободна от всех законов и обязательств, как закат солнца, так же раскованна и бесцеремонна, как ветер. Если можно так сказать, она не понимает, как можно любить и уважать человека, когда он делает то-то, и не одобрять его, когда он делает то-то, - она принимает его таким, каков он есть. Она как чистое небо, как подводная чаща водорослей, как полет птиц, как пенная волна. Вот что она такое, по-моему, для него сама Природа. А вы - вы как...
Он в смущении замолчал.
– Продолжайте, - настаивала она.
– Мне нужно это понять.
– Вы - как величественное здание... Я с ним не согласен, - продолжал Мелвил.
– Я домашняя кошка, и стоит мне оказаться на улице, как я тут же начну царапаться в дверь и проситься в дом. Я не рвусь наружу. Мысль об этом меня пугает. Но он не такой.
– Да, - сказала она, - он не такой.
Мелвилу показалось, что его интерпретация убедила ее. Некоторое время она стояла в задумчивости. Но понемногу он начал понимать, что это можно истолковать и иначе.
– Конечно, - сказала она, задумчиво глядя на него.
– Да. Да, так может показаться. Так это может выглядеть. Но на самом деле... Существует не только видимость, не только впечатление. В конце концов, здесь есть аналогия. Приятно время от времени выйти из дома на воздух, но большинство из нас, почти все мы должны жить в домах.
– Безусловно, - согласился Мелвил.
– Не может же он... Что будет он с ней делать? Как может он с ней жить? Что может быть у них общего?
– Здесь речь идет о влечении, - сказал Мелвил, - а не о продуманных планах.
– Рано или поздно, - сказала она, - он вернется - если я разрешу ему вернуться. Даже если сейчас он все испортит, даже если проиграет свои выборы, так что придется начинать сначала, с нуля и с куда меньшими шансами на успех, даже если потом будет терзаться...
Она всхлипнула.
– Мисс Глендауэр, - сказал внезапно Мелвил, - мне кажется, вы не совсем понимаете.
– Что я не понимаю?
– Вы считаете, что он не может жениться на этой... на этом существе, появившемся среди нас?