Морская прогулка
Шрифт:
«Тише-тише».
Голос в голове звучал успокаивающе.
Чарльз порылся в сумке и достал какие-то склизкие шарики. Он размял их в руке, делая плоскими, и аккуратно затолкал в рану, сводя ее края и зажимая рукой.
— Это от кровотечения. Раны около жабр самые опасные…
«Что это?»
— Темный остролист. Растет в Глубокой Расщелине, мы обычно не плаваем там. Приходиться делать вылазки, — Чарльз обернулся через плечо, словно учуяв что-то неладное.
Эрик принюхался: море было спокойным, только где-то неподалеку плавал сонный косяк рыб, дразня вкусовые рецепторы.
«Твои
Хотя Эрик и не говорил вслух, Чарльз уловил насмешку.
— Я далеко не во всем согласен со своими братьями. Им не стоит устраивать эти глупые бои.
«Бунтарь-пацифист? Ты не выглядишь таким уж героем, больше похож на домашнего мальчика».
Чарльз булькнул и закатил глаза.
— Морской Бог, я спорю с человеком-акулой, который вторую луну находится в море, а уже разбирается в русалках!
Он, наконец, убрал руку от затянувшейся и переставшей кровоточить раны и подплыл к разодранному боку акулы. Из сумки показалась толстая костяная игла и прочный жгут нитки.
«Эй-эй, ты серьезно собрался зашивать меня этим?! Да оно же толщиной с мой палец!»
Эрик дернулся, отпихивая русала с его опасными медицинскими инструментами.
— Успокойся. Ты когда-нибудь работал с акульей кожей? Она очень плотная и состоит из мелких чешуек. Я смогу проколоть ее только такой иглой.
«Ты ведь никогда раньше не зашивал акул, откуда такие познания о нашей коже? Оставь все, как есть. Или просто воспользуйся этой водорослью, и закончим на этом».
— Ты слишком большой, чтобы всерьез бояться иголок. Поверь, Эрик, ты даже не почувствуешь ее. Твоя шкура слишком толстая.
Акула недовольно дернула плавником, не стянутым веревкой. Играть труса перед получеловеком-полуселедкой не хотелось, но и никакого удовольствия перспектива не вызывала.
Черт с ним. Он хотел жить, чтобы увидеть, как Шмидт сдохнет в муках от его рук. Он потерпит какую-то иглу, даже если она толщиной с половину его мизинца.
«Шей».
Не в первый раз, в конце концов, с его телом, пусть и акульим, будут проделывать что-то неприятное.
Чарльз какое-то время нерешительно покрутился у него перед мордой, сомневаясь в своих действиях, и ничего не сказав, все-таки вернулся к пострадавшему боку «пациента». Ему действительно раньше не приходилось заботиться о раненых хищниках. Но прочная акулья кожа после Большой Охоты или Боев шла на шитье сумок, поясов, веревок и других, нужных в быту, вещей. Так что Чарльз умел работать иглой. Разница была лишь в том, что обычно кожа была отдельно от акулы и не дергалась…
Порез был глубоким и длинным. Пришлось потратить всю лечебную мазь, чтобы втереть в разорванные ткани. Эрик не шевелился и ничего больше не говорил, предоставив русалу самому решать, что делать.
Несколько стежков прошли нормально, стянув края раны. На последнем Чарльз с трудом проколол грубую чешую, но потом игла вошла так легко, что он не успел отдернуть руку. Проколотый палец заставил русала охнуть и отдернуться.
— Проклятье! С русалками гораздо проще. А людская кожа, наверно, и вовсе тонкая? Эрик?
Чарльз обернулся как раз вовремя: в том самом месте, где
он только что был, яростно клацнули челюсти.«Эй, спокойно-спокойно!»
Он отплыл в сторону, глядя на то, как огромная акула дергается в сетях и щелкает зубами, пытаясь дотянуться до жертвы. Пары капель крови было достаточно, чтобы взбесить голодного хищника, и сознание человека отступило под натиском инстинктов.
— Морские боги…
Чарльз потянулся пальцами к виску, чтобы лучше сосредоточиться и привести Эрика в себя. Кровь из царапины все еще сочилась, продолжая разжигать акульи голод и ярость. Сеть в двух местах развязалась, и ее лохматые концы болтались в воде, вынуждая Чарльза поторопиться.
«Послушай меня, ты должен быть сильнее…»
— Чарльз! Что ты здесь делаешь?
За шумом и вибрацией, которые создавал Эрик, Чарльз не услышал приближения других русалок. Старейшина и двое его помощников плыли с оружием к акуле, рвавшейся из сетей.
«Стойте там!»
Русалки замерли, повинуясь мысленному приказу телепата. Лицо Старейшины исказилось от гнева. Он долго терпел эти непокорные выходки, на многое закрывая глаза (Чарльз все-таки был полезным членом стаи). Но сегодня молодой мутант перешел всякие границы: применил телепатию к Старейшине, помог какой-то акуле-оборотню, усыпив охранников, и снова Старейшина с помощниками застыл в толще воды, не в силах пошевелиться. Если так будет продолжаться — стая поймет, что даже их Глава не имеет власти над телепатом, и все закончится плачевно для них обоих.
«Мое терпение — не бескрайний океан, Чарльз! И на сегодня оно исчерпано. Я требую, чтобы ты сейчас же отпустил нас и дал закончить начатое. Тебя же ждет наказание за нарушение нашего договора».
Голос Старейшины звенел в голове Чарльза гневной сталью. Русал и сам знал, что перегнул палку, но в сложившейся ситуации времени на раздумья было не слишком много. Акула позади бесновалась, и Чарльз опустил пальцы.
Помощники Старейшины дернулись вперед, но были остановлены его коротким жестом. Русал дал Чарльзу последнюю возможность объясниться.
— Я знаю, что не должен был так поступать. Но это не акула! Эрик — человек, и он попал в тело хищника случайно. Я общался с ним телепатически, видел его прошлое. Он разумен и обещал не трогать русалок!
Не обещал, конечно, но, услышав историю про перемещения сознания и постоянно мелькавшие гневные мысли человека о некоем Шмидте, русал был уверен, что Эрик не станет тратить время на погоню за русалками.
Акула яростно вырывалась из сетей, вспенивая воду. Если бы не крепость узлов, приплывшие уже были разорваны на клочки…
Голос Старейшины был так же тверд, как и его мысли.
— Акула учуяла кровь, текущую из твоей раны, и хочет убить тебя. Ее ведут инстинкты, и по нашему следу она доберется до Багряной Долины. Кровь наших собратьев будет на твоих руках, Чарльз, если ты не дашь уничтожить эту тварь.
Чарльз в отчаянии посмотрел на акулу, чей разум заволокло дымкой голода.
— Я могу показать вам, что видел в голове Эрика!
— Все мы знаем, как ты любишь смотреть за людьми на берегу. Это могут быть воспоминания любого из них, — Старейшина недовольно сжал губы.