Морская сила(Гангутское сражение)

Прибывшим к нему генералам Борису Шеремете­ву, Петру Апраксину9 , Аниките Репнину сразу выго­ворился:

— Все вы в батальях с турками бывали, однако ты, Борис Петров, опытен, а сплошал у Пуртцы, тогдаб с шведами иначе обошлись мы под Нарвой.

Шереметев виновато развел руками, а сам, греш­ным делом, подумал: «Ты-то тож хорош, от Нарвы утек неведомо зачем, когда узнал, что швед близко, да кумандиром над нами оставил иноземца».

За три недели до сражения под Нарвой конница Шереметева сначала успешно атаковала там передовой отряд шведов генерала Велинга, однако, вместо того чтобы закрепиться, Шереметев решил отступить к де­ревне Пюхайоги в 30 верстах от Нарвы. Царь сделал ему выговор и наказал держаться. И опять граф спло­ховал, начал отступать под напором шведов к Нарве…

— Ну да будет, — примирительно сказал Петр, — авось грехи замолишь делами. Нарва же, одним сло­вом сказать, яко младенческое играние было, а искус­ства ниже вида.

Царь шагнул к разложенной на грубо сбитом столе походной карте и поманил прибывших:

— Ты, Аникита, — начал он с Репнина, — прини­май под начало войско у Новгорода, сбирай по всей округе воев, которые от Нарвы отошли. В подмогу те­бе приписаны свежие рекруты. Оградишь от шведа с норда, ежели он к Москве вознамерится идти.

— Борис Петров, — без остановки продолжал царь, — с заглавными полками ополчения московски­ми и новгородскими оборону Пскова станешь дер­жать. Тебе в подмогу из Малороссии семь тыщ каза­ков идут. Держи ухо востро, шведа сторожи, не меш­кая доноси.

Петру Апраксину поручалось особое задание, но царь начал издалека.

— Штоб все вы знали, нынче почнем воевать море с другой стороны, от Ладоги к Неве и далее, к Финикусову10 заливу. Об этом, окромя вас, никто ведать не должон.

Царь оживился, глаза его засверкали привычны­ми прежде огоньками, как всегда, когда он был в доб­ром расположении духа.

— Для того, ты, Петр, сядешь воеводой и на Ла­доге. Войск тебе под начало будет тыщ десять, напер­во отваживай шведов от наших берегов на Ладоге. Перепиши на Ладоге, Онеге и в реках окрест все стру­ги до единого. Тамошних людей поспрашивай по­дробно о путях водных между Соловками, Онегой и Ладогой. Далее поглядим, а нынче указ выйдет в Архангельский, Прозоровскому, крепостцу ладить на двинском устье. Брат Карл беспременно навестит те места. — Петр выпрямился, ухмыльнулся, не спу­ская глаз с Апраксина. — А што, тебе братец Федор весточку не дает из Воронежа? Давненько от него слуху нет.

— В аккурат, государь, получил от него письмецо на Рождество, похваляется диковинным кораблем, денно и нощно с ним трудится, к спуску готовит.

Апраксин доподлинно знал, чем порадовать царя. Петр заулыбался:

— Молодец. Отпиши ему, вскоре буду. Надобно поспеть «Предистинацию»11 самому спровадить со стапелей12 на воду.

Генералы отъехали, а Петр начал перебирать и просматривать почту. Редкий день теперь не жало­вались послы, что при иноземных дворах после Нар­вы надсмехаются над ними.

Обычно донесения докладывал Головин, а сейчас Петр сам вчитывался в слезливые строчки. Сверху ле­жал распечатанный конверт от Андрея Матвеева из Гааги. «Жить мне здесь теперь очень трудно: любовьих только на комплиментах ко мне, а на деле оченьхолодны. Обращаюсь между ними, как отчужденный;а от нарекания их всегдашнего нестерпимою снеда­юсь горестью».

Царь закашлялся, вспомнил поездку в Голлан­дию, тогда все улыбались и раскланивались…

Самым горестным тоном выделялись открове­ния князя Голицына. Он сообщал об издевках вен­ского двора: «Главный министр, граф Кауниц, и го­ворить со мною не хочет, да и на других нельзя по­лагаться; они только смеются над нами… всякимиспособами надобно добиваться получить над не­приятелем победу. Хотя вечный мир учинить,а вечный стыд чем загладить. Непременно нужнанашему государству хотя малая виктория, кото­рою бы имя его по-прежнему по всей Европе слави­лось. А теперь войскам нашим и управлению вой­сковому только смеются».

Петр тяжело вздохнул, нехотя взял донесение Петра Толстого из Стамбула. Тот сообщал, что турки обнаглели, требуют возврата Азова, уничтожения ко­раблей флотилии. Крымские татары начали трево­жить набегами.

— Паскуды! — одним словом ожесточился царь и снова перечитал письмо Матвеева. От последних строк повеяло теплом. Оказалось, из Лондона переда­вали, что Вильгельм при всех чужестранных минист­рах всенародне заявил, что лифляндские города «бы­ли отчиной» Петра I, сожалея, что поход русских на­чался «в осеннее, самое жестокое время».

Ну что ж, Вильям покуда держит слово, а в сию по­ру наиглавное передохнуть, собраться с силами, для того Карла надобно отвлечь. Так или иначе, для державы нет иного пути, дабы выкарабкаться из невежества, окромя как прикоснуться грудью к мо­рю. Там раздолье для торговли, надобно растормо­шить Русь. Для того не миновать с Европой столко­ваться, придется где ловчить, где хитрить. Не зря же почти два года мерил версты по Европе от Лондона до венского двора… Потому сейчас и поскачет в Биржи, на встречу с Августом. Надо уломать его сразиться с Карлом. Нам свою выгоду держать потребно.

Всего триста верст отделяли местечко Биржи в Ли­вонии от Дерпта, где зимовал Карл XII с войском. Он и не подозревал, какие сети плетет для него русский царь.

Долго пришлось Петру «уламывать» своего «союз­ника» Августа. Тот не без оснований опасался, что русский царь метит обосноваться в Нарве, где мечтал обрести земли сам Август. Пришлось усыпить его вол­нения, договориться, что Россия уступит Августу и Ливонию, и Лифляндию, и Эстляндию. Весомым, а быть может, и решающим доводом стала подачка — 100 тысяч рублей в год и 100 тысяч нудов пороху. В подчинение Августу пришлось придать и 20 тысяч пехоты для противостояния шведам…

В Биржи «вдруг» оказались и французы, и послан-цы Пруссии, и поляки. Почуяли легкую добычу от Русских после Нарвы.

Подканцлер Литвы, Щука, сразу позарился на Ле­вобережную Украину с Киевом, но получил отповедь, Француз Иерон начал заигрывать с польскими про­тивниками Августа, надеясь примирить Польшу с шведами, а потом рассчитывая вместе с турками на-править их против России…

Петр узнал о происках французов и не погнушался встретиться с Иероном наедине. Прекрасно зная о вражде Франции и Голландии в Европе, царь наме­ренно выразил недовольство голландцами:

— Они супротив нас выступили на деле, помогая шведам, а с Францией мы готовы выгодно торговать, ваши купцы желанные гости в Архангельском.

Иерон несколько смутился. В Париже его настав­ляли не связываться с Россией.

А русский царь, зная о намерениях посланника Людовика XIV, сделал совсем неожиданный ход:

— Ежели мы договоримся с его величеством коро­лем Франции, то, возможно, и поможем вам возвести на польский престол другого монарха, любого Фран­ции…

Так или иначе, Петр покинул Биржи, окрылен­ный поддержкой саксонских войск, которые слыли в Европе крепкими бойцами. Теперь он держал путь на Воронежские верфи, где готовили к спуску его пер­венца «Предистинацию».