Морская сила(Гангутское сражение)

По пути вновь мучительно размышлял царь о не­удачной попытке пробиться к морю. «Там ли верно сделан первый шаг?» — думал он. Не всегда короткая дорога к цели самая верная и надежная. Вспоминал опять северные земли, где бывал после Плещеева озея ра. Там пока единственная тропка к морю, ее обере­гать надобно. Давненько зарятся шведы на северные морские ворота России. Добро, царь побывал там прежде.

От берегов Белого моря думы Петра опять возвращались к Балтике. Здесь придется ломать новую брешь к морю.

В Воронеже царя ждали. К ему приезду отделали государев дворец в Нагорье и отдельные избы для Меншикова и Головина. Апраксин вместе со Скляе-вым придирчиво осматривали «Предистинацию».

— Мотри, Федосей, государь сюда первым делом нагрянет. Сам ведаешь, его первый детинец.

— Ведаю про то, господин адмиралтеец, — ух­мыльнулся Скляев. — Петр Лексеич, как ни пригла­живай, отыщет зазубрины.

— Но-но, ты не шуткуй, гляди-ка, на втором деке еще и орудийные порты не прилажены. Попадет нам с тобой, тем паче государь-то, видно, не в духе.

Всего четыре месяца прошло после нарвской не­удачи, и предположения Апраксина были закономер­ны. Но на этот раз адмиралтеец не угадал.

Петр приехал солнечным полднем, как раз на рав­ноденствие. Улыбаясь, он жмурился на солнце. Оки­нув взглядом Апраксина, Крюйса, Реза, Игнатьева,13 подозвал стоявшего чуть поодаль, рядом с иноземны­ми мастерами, Скляева14 :

— Ну-ка, Федосей, похвались, веди на Божий ко­рабль.

Царь поманил англичан Ная и Козенца, похлопал их по плечу:

— Обжились на Воронеже? Ну, и слава Богу. Аи­да с нами на корабль.

Едва поспевая за размашистым шагом царя, Ап­раксин в душе радовался: «Петру Алексеичу, стало быть, любо по-прежнему корабельное дело».

И в самом деле, едва взбежав по трапу на «Предис­тинацию», царь, казалось, забыл обо всем окружаю­щем. На верхней палубе сразу подошел к фок-мачте. Там как раз плотники устанавливали первую снизу фор-стеньгу. Скинув кафтан, он тянул, подводил к месту оструганное, без единого сучка бревно, коман­довал, поругиваясь, пока стеньга не встала на место и ее не стали крепить к мачте.

Все это время сопровождавшие неловко перемина­лись, переглядываясь. Только Скляев, Апраксин и Меншиков последовали примеру царя. Сбросили кафтаны, схватились за оттяжки и тали.

Довольный Петр вытер рукавом рубахи лоб, кив­нул Головину:

— Федор Алексеич, ступай с Апраксиным и Крюйсом, оглядывай кумпанейские15 корабли, а я тут задержусь.

В следующие дни поехали в Ступино, Чижовку, Коротояк, оценивали пригодность кумпанейских ко­раблей. Итоги оказались печальными. Из двадцати пяти кораблей только девять годились к службе, да и то требовали доделок.

— Остальные суда, которые негодные вовсе, разо­брать, другие переделать под провиантские, пускай послужат, — окончательно решил царь.

Каждый день он теперь пропадал на «Предистина-ции», а Апраксину дал задание:

— Готовь к спуску «Черепаху», яхту и кумпаней­ские корабли, которые годные.

Зима выдалась малоснежная, в половодье река в некоторых местах не дошла до стапелей, корабли так и остались ждать следующей весны.

— То ли дело на море, — недовольно сопел Крюйс, — всегда ветерок нагонит воду на верфи, нет такого сраму.

В эту весну спустили только пятидесятипушечную «Черепаху», двенадцатипушечную «Святую Ната­лью» и два сорокапушечных кумпанейских корабля.

Как всегда, церемония кончилась праздником. За столом никто не вспоминал о неудаче под Нарвой, но Петр сам начал разговор:

— Нынче мы против турка готовим силу на море. Пускай видят, мы не таимся. А что Карл нас под Нар­вой поколотил, ему спасибо, мы умней стали. Пого­дим малость да с другого боку к нему зайдем.

Апраксин сидел рядом с царем. Слова Петра про­будили в нем мысли, которые он давно вынашивал:

— Петр Лексеич, позволь умишком скудным при­советовать?

— Валяй, Федор, мы, чай, свои, компанейские.

Адмирал начал издалека:

— Ты, Петр Лексеич, прежде баил, тебе Азов мо­рем воевать близко и любо потому.

— Было дело, што с того? — вскинулся Петр.

— Слыхал я в Москве, што братец Петруха на Ла­доге да на Волхове ладит струги?

— Есть такая задумка, — запыхтел трубкой Петр.

— Так я к тому, Петр Лексеич, ежели шведа тур­нуть с Онеги?

— Коим же разом туда добраться? — спросил царь, смутно догадываясь, о чем поведает Апраксин.

Апраксин хитро улыбнулся:

— В бытность на Соловках сказывали мне мона­хи, есть такая деревенька Нюхча, напротив Соловков. От нее до Онеги волокут в кою-то пору они свои лодьи да к Ладоге, потом плавают до Канцев швецких подле Невы.

Петр слушал молча, уткнувшись в тарелку, ковы­рял вилкой, потом отложил ее, глаза смотрели при­ветливо:

— А ты, я погляжу, на Двине-то не зря сидел, спа­сибо. — Налил бокал Апраксину, рядом сидевшему Головину: — Здравие адмиралтейцу нашему!

Почти месяц, с перерывами, Петр корпел над чер­тежами нового, самого крупного, восьмидесятипушечного корабля. Дневал и ночевал царь в своей рабочей избе рядом с верфью вместе со Скляевым. Частенько на ночь от­пускал Меншикова. В эти вечера Апраксин обычно зазывал Данилыча в гости, избы стояли рядом. Заси­живались за полночь, было что вспомнить, о чем пого­ворить. Как-то получилось, еще с Плещеева озера, что прониклись они взаимной симпатией, часто без утай­ки делились сокровенным, давно крепко уверились друг в друге, несмотря на разницу в возрасте и поло­жении. Меншиков не стеснялся затевать запросто и деликатные разговоры, за что знатные бояре его чу­рались, обходили стороной.

— Слыхал я, Матвеич, ты до сей поры без баб здесь находишься? Не возьму в толк, как тебе терпится?

Апраксин потягивал вино из бокала, отшучивался:

— Наперво к сему не приворожен я, да уж и пя­тый десяток разменял. Баб лучше сторониться, меня Пелагеюшка в Москве этим зельем до отвала, почи­тай, на годик насытила. Как Соломон сказывал: «Уте­шайся женою юности своей». А ты, чаю, все по дев­кам озоруешь?

Меншиков заржал:

— Ты-то откель ведаешь? Умеючи надобно. — Залпом осушил бокал, зачавкал моченым прошлогод­ним яблоком. — А так-то ты верно сказываешь. — Меншиков оглянулся на дверь, зашептал: — Бабы, они все дрянь. Сам-то вон благоверность к Монсихе питает, а эта курва хвостом виляет.

Апраксин закашлялся:

— Знать, верный слушок мне братец нашептал в Москве, насчет саксонца-то?

Меншиков, нахмурившись, прижал палец к гу­бам, молча кивнул головой, схватил штоф и взахлеб выпил остатки…

В конце мая заложили на верфи новый корабль по царским чертежам. Петр торжественно объявил:

— Нарекаем его по имени нашего первенца, «Старым Орлом», а главным етроителем назначаем Федосея.

Рядом, на соседних стапелях, заложили два семи-десятипушечных корабля, и царь поручил строить их молодому англичанину Козенцу, которого давно звал в Воронеж.