Морская сила(Гангутское сражение)

«Лукавит Афанасий, — слушал Прозоровский владыку, — ведь лучше меня знает весь край,». Но ответил в тон владыке:

— Само собой, в Березовском устье.

— Хм, устье-то велико, — Афанасий понял, что от воеводы ничего нового толком не услышишь. Он из своей избы дальше Гостиного двора за минувший год после приезда нигде не бывал.

— На Линском прилуке будем творить крепост­цу, — как о деле решенном, твердым голосом прогово­рил Афанасий. — Там оно само ходкое русло для су­дов, саженей девять десятков по ширине. Пушки на­ши ворога там достанут при всяком случае.

— И то верйо, — сразу согласился Прозоровский, в глаза не видавший того острова и никогда не бывав­ший в тех местах.

Афанасий всегда имел правило доводить суждения о мирских делах до полного завершения.

— Дело это наипоспешное и безотлагательное, бо­ярин. Покуда Двина во льду, надобно на Линский прилук для строения крепостцы камень да деревян­ные припасы доставить.

Прозоровскому явно было не по натуре слушать наставительные речи архиерея, но он слушал молча, слегка потупив взор, чтобы-не выдать своего неприяз­ненного расположения духа.

Чувствуя настроение воеводы, архиерей подслас­тил сказанное:

— А коли речь о судьбах отечества зашла, так я безотлагательно распоряжусь, воевода, со всех монас­тырей свезти на Линский прилук какой ни есть ка­мень.

Царь, как правило, не ограничивался указующи­ми бумагами. Не прошло и недели, как у воеводы по­явился стольник Сильвестр Иевлев из Москвы для надзирания за работами.

— Государь повелел строение крепости возло­жить на семь городов. — Иевлев протянул воеводе список.

Там значились Устюг Великий, Вятка, Соль-Выче-годск, Тотьма, Чаронда, Кеврола и Мезень. Оттуда надлежало выделить для работ 1800 человек.

Вместе с Иевлевым приехал инженер Егор Резан. Он составил чертежи крепости и с жаром взялся за со­оружение цитадели. Нельзя было исключать, что шве­ды могут прорваться мимо крепости. Было очевидно, что главная их цель уничтожение города и порта. Для обороны же собственно Архангельска обращено было внимание, с одной стороны, на вооружение «каменного города», т. е. Гостиных дворов и всего городского бере­га, местной артиллерией, состоявшею из 100 пищалей, а также и из пушек, позаимствованных на летнюю по­ру с иностранных торговых кораблей; с другой сторо­ны, был усилен и самый городской гарнизон переводом из Холмогор двух стрелковых полков, составивших с имевшимися тогда в городе стрельцами всю боевую силу в количестве 1821 человека, к которым были при­соединены прибывшие из Москвы и малолетние драгу­ны в числе 534 человек.

Такою ничтожною силою, неопытною в боевом де­ле, при тогдашних плохих пушкарях думали огра­дить город от нарвских победителей. Притом воевода, обязанный защищать все подступы к городу, оказал­ся не только неспособным к распорядительности, но даже и не храбрым, как показали дальнейшие со­бытия. Душою обороны в данном случае был архиепи­скоп Афанасий, приставленный Петром к Прозоров­скому в качестве советника. Он принимал деятельное участие во всех мероприятиях по обороне и по пост­ройке самой крепости, пожертвовав для последней весь строительный материал монастырей.

«Относительно безопасности двинских устьевцарь повелел засорить Пудожемское русло, на Мур­манское послать 300 человек стрельцов с пушками,чтобы в узких местах окопаться шанцами и стеречьнакрепко приход неприятеля, не допуская его войтив самое устье. Такие шанцы, или батареи, сооруженыи у новостроившейся крепости, в числе четырех,из которых три, вооруженные десятью, тремя и дву­мя пушками, находились в близком расстоянии открепости на том же берегу, а четвертая с 15 пушка­ми — на острове Маркове, лежащем по другую сторо­ну Малой Двины. На всех этих батареях имелось 400солдат под командой солдатского головы полковни­ка Животовского. Лоцмана были переведены с Мудъ-южского острова к этим же батареям и могли выса­живаться на приходящие с моря корабли не иначекак по донесению воеводы от поставленного на Мудь-южском острову военного караула, что, мол, пришед­шие корабли подлинно торговые, идут туда-то и та­кой-то нации… Указ царя предупреждал поморскихжителей не выходить на промыслы. Все торговые суда по сему случаю были задержаны при порте. В край­нем случае велено приготовить брандеры». Так гла­сит летопись.

В первые дни мая последние льдинки унеслись, подхваченные половодьем, через устье Двины в Бе­лое море. В Архангельском Гостиный двор, проснув­шись от зимней спячки, гудел, как потревоженный улей. Ждали первые купеческие суда с иноземными товарами, готовили свои, завезенные зимой, припа­сы на продажу. Но при всей, с первого взгляда, без­заботной суете разношерстного люда в самом город­ке, и особенно в прибрежных улицах, в поведении и настроении людей чувствовалось какое-то напря­жение. Оно задавалось и разгуливающими по город­ку и набережной стрелецкими нарядами, и появив­шимися на берегу пушками, возле которых дневали и ночевали в палатках пушкари, и вестями с Двин­ского устья, где уже поднялись с человеческий рост крепостные стены, в проемы которых на весеннем солнцепеке чернели и нагревались пушечные жерла. Потому теперь частенько невольно, с некоторой тре­вогой поглядывали горожане в сторону Двинского устья…

Весеннему солнцу всегда рады в северных краях. Вместе с теплом оживает помаленьку природа. Черне­ют проталины на наезженных санями зимниках, сер­пами окольцовываются стволы деревьев вдоль лесис­тых опушек, кое-где, вдоль крутых берегов рек, во­круг островов на озерах, робко проглядывают иссиня-черные каемки оттаявшего ледяного панциря. Вода, одно из чудес природы, приобретает свое первородное свойство, воскрешая все живое в себе и вокруг.

В Европе Скандинавию издревле относили к Се­верным землям. Но если ближе к Нордкапу зима хо­зяйничала обычно весь отведенный ей календарем срок, то на юге, у Датских проливов, морозы уступали свое место оттепели задолго до этого времени.

Поэтому шведские эскадры на зиму в основном уходили на юг, отстаиваться в Карлскрону, основную базу флота. Сюда-то и прибыло в разгар весны распо­ряжение Адмиралтейств-коллегий, готовить согласно королевскому указу эскадру для похода в неблизкий путь — к берегам России.

После недавнего «чуда» под Нарвой король Карл XII был уверен как в явном превосходстве своих войск, так и в неспособности русской армии противо­стоять шведам. Перед своими генералами он не раз снисходительно высказывался по этому поводу:

— Нет никакого удовольствия биться с русски­ми, потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут.

Отдавая приказ стереть с лица земли Архангель­ский, король не сомневался в успешном рейде коро­левской эскадры. Такого же мнения придерживались и флагманы Адмиралтейств-коллегий. Старший сре­ди них адмирал Вахмейстер, ознакомившись с коро­левским указом, без особых раздумий назначил флаг­мана похода на Север:

— Вице-адмирал Шеблад давно грозит проучить русских. Ему и карты в руки.

Королевский совет не колеблясь утвердил предло­жение Адмиралтейств-коллегий. Шеблада перед отъ­ездом в Карлскрону наставлял адмирал Вахмейстер:

— Приказ короля ясен и прост: смести с лица зем­ли Архангельский. Ваша миссия обречена на успех. У русских нет там ни единого военного судна. Я ду­маю, что для вас это будет легкой прогулкой, и наде­юсь, вы прославите еще раз нас и флот его королевско­го величества. Постарайтесь держать все приготовле­ния в секрете. Для сокрытия запаситесь английским и голландским стягами. Мы постараемся раздобыть вам карты у англичан, ну а лоцманов вам придется поискать самому.