Морская ведьма

Справа от хана восседал сам Касей, а слева - морщинистый старик, в причудливом черном одеянии, вобравшим черты женского и мужского нарядов. Тонкие пальцы, похожие на обтянутые кожей костяшки скелета, выбивали какой-то ритм на большом бубне. Рисса уже знала, что это Хара-кам, шаман огулов, служитель Эрлика, бога смерти. С ним говорил Касей, прежде чем обратиться с просьбой к Хо-Урлюку и именно мнение шамана оказалось решающим для того, чтобы взять в опасный и долгий поход двух чужестранок. Чем же руководствовался сам шаман принимая такое решение Рисса не знала - Хара-хам не перемолвился с ней и парой слов, а по его непроницаемому лицу, чувства читались не лучше чем по резной морде рыбо-змеиного идола.

Именно поклонению Цмогу и был посвящен второй день Прездника. С утра в святилище прибыли остальные колдуны - статные бородачи в причудливых одеяниях, с рыбоглавыми посохами в руках. Все они степенно приветствовали хозяина Черного ручья, хотя в словах иных ведунов и чувствовалась некоторая скованность. Особенно это было заметно в действиях смуглого мужчины в серо-синем кафтане и выкрашенной в синий же цвет бородой, завитой в три косы. Он прибыл позже всех на большой лодке с носовым тараном в виде головы белуги и широким парусом, на котором красовался черный катран, кусающий себя за хвост.

– Турмак,- шепнул Риссе стоявший рядом Урм.

Впрочем, если Тмутараканский ведун его и узнал, то виду не подал и вел себя на празднике предельно благообразно: пел хвалу рыбьему богу прося его о дожде, богатом урожае и улове, удаче в войне и охоте, а также о спасении от засухи, штормов, сходящих с гор селевых потоков, разливов Псицы и злокозненных дочерей Цмога - берегинь-лихоманок; вместе с остальными колдунами перерезал горло вороному жеребцу, а потом смазывал его кровью идол, вновь и вновь прося помощи божества во всех начинаниях.

Затем два пастуха, в белых рубахах и штанах, разукрашенных изображениями черных рыб выгнали стадо коров. Рисса отметила набухшее от молока вымя, из-за которого животные двигались с большим трудом. Пастухи погнали коров в Псицу, остановив лишь когда вода дошла скотине до брюха. Ведуны завели очередную хвалу Цмогу и словно в ответ вода рядом с коровами взбурлила, в ней замелькали темные тела, словно исполинские пиявки впивающиеся в вымя. Приглядевшись, Рисса поняла, что молоко высасывают черные рыбы с длинными усами и длинные змеи. Сом и желтобрюхий полоз - священные животные Цмога, его воплощения.

После того как последняя из напившихся молока тварей, отвалилась от начисто выдоенного вымени, коров погнали обратно. Когда их мычание смолкло вдали, наступила гнетущая, всепроникающая тишина. И в этой кромешной тишине вдруг раздался надрывный детский плач.

– -Цмог, хозяин вод, земных и небесных, - выступил вперед Касей,- мощный, милостивый, в чьей власти жизнь и погибель наша. Не отвернись от касачьего рода, не дай переводу, даруй приплоду. Самое ценное, что есть у нас, отдаем мы детям твоим и да воздастся за это сторицей детям нашим.

На середине реки вдруг взволновалась вода и из речных глубин поднялось что-то большое, похожее на всплывающее бревно. Когда оно подплыло ближе Рисса различила длинные усы и пасть с острыми зубами. Маленькие глазки поблескивали так, будто огромная рыба понимала, что от нее ждут и что ей самой ждать от людей на берегу.

Сом. Сом-великан.

Вновь послышался оглушительный плач и ряды касаков расступились, выпуская Рыжечку в черном балахоне. В руках она держала вымазанного кровью плачущего младенца. За ее плечо, злобно зыркая по сторонам цеплялся когтями крылатый жабозмей. Следом шли еще две женщины - одна дородная баба, в богато изукрашенном платье и височными кольцами из серебра, вторая - почти девчонка, младше Рыжечки, в простой белой сорочке и с распущенными волосами. Обе держали в руках еще по младенцу.

Огромный сом почти подплыл к берегу, вывалившись на отмель и распахнув пасть. Почти не замахиваясь, Рыжечка швырнула орущего младенца, угодив прямо в чудовищный зев - и повернулась к женщине в ожерельях, сноровисто сунувшей ей второго грудничка.

Рисса вспомнила, как Рыжечка объясняла подробности этого обряда.

– В Праздник Урожая в жертву приносят трех младенцев, родившихся в этот день,- объясняла она,- они и появились на свет потому, что Цмог призывает их к себе. За несколько дней к святилищу со всей Касакии свозят рожениц на сносях и те, чей ребенок родится в праздник обязаны сопровождать жрицу и помогать ей.

– А если в праздник никто не родится?
– спрашивала Рисса.

– Тогда отдают тех, кто родился накануне.

– А если родится больше трех?

– Бросают жребий.

Рисса тогда пожала плечами, не став продолжать разговор. Уж кому-кому, но не девушке загрызшей своего первенца, дабы обрести свободу, попрекать касаков их обычаями.

Третий младенец упал не совсем удачно- перед пастью огромной рыбы. В этот же миг послышался мерзкий квакающий вой и с плеча рыжей ведьмы сорвалась уродливая тварь, метнувшаяся к воде. Зубы и когти маленького чудовища вцепились в хнычущий комочек плоти, но и огромная пасть была совсем рядом, втягивая грудничка в себя. Ударил огромный хвост, жабозмей на мгновение исчез под водой,- Рыжечка издала не то стон, не то всхлип,- но почти сразу вынырнул и понесся над рекой, терзая на лету кусок кровоточащего мяса. Рыжечка тоскливо проследила как ее питомец исчез в камышах.

Касей вновь вскинул руки, сидевший рядом Хара-кам ударил в бубен и ведуны вновь запели хвалу Цмогу. Жертвоприношение, а с ним и главная часть праздника, подходили к концу - за лесом уже слышалось жалобное мычание, забиваемых на мясо коров, а меж воинов ходили по рукам бочонки с местным пивом- горячим и со сметаной. Степняки же прикладывались к фляжкам с кумысом. За всем этим уже никто не обратил внимания на то, куда делись обе ведьмы.

– Ропша! Ропша, забери тебя Цмог, куда ты подевался?!

Чуть не плача от досады, пробиралась рыжая ведьма средь густых камышей, выкликивая созданное ей чудовище. Воспользовавшись началом выборов Князя Брани и сопровождавшим все это пьянство, она ускользнула в камыши, где, как ей казалось, целую вечность месила грязь, в поисках опрометчиво упущенного отродья. Рыжечка кляла себя последними словами - надо же было так опростоволоситься: при отце, при остальных ведунах, при огулах, наконец при Риссе. Это казалось самым обидным

– Ропша, черт тебя дери, немедленно вылезай!- выкрикнула Рыжечка, злясь на себя и на весь белый свет. Почти сразу рядом захлопали крылья и послышалось обиженное кваканье. Забыв об усталости, рыжая ведьма кинулась на звук.

Камыши сменил невысокий подлесок, но и здесь чувствовалась близость реки: по протокам, ручьям и заводям, отрезанными от основного русла. На берегу одной такой заводи, оседлав поваленный дуб, сидела Рисса. Перед ней по дереву ползало с десяток крупных улиток, одну из которых морская ведьма расколотила о ближайший сук и сейчас деловито очищала от скорлупы. А рядом с ней, - Рыжечка задохнулась от возмущения, - на ветвях ближайшего деревца восседал пропавший Ропша, вытягивавший шею к нежданному угощению.