Морской лев

– Неважно.

– Я не могу работать с людьми, о которых ничего не знаю. Кстати, что за предписание, запрещающее рассказывать о себе или о том, как попал сюда?

– Обыкновенное предписание, распространенное в нашем подразделении.

– Обыкновенное? – удивленно повторил Захаров.

– Да, обыкновенное. А зачем, скажите мне, вам или еще кому-то знать, при каких обстоятельствах его или вас отобрали сюда? А вдруг там содержатся какие-то сведения, о которых человек предпочел бы забыть, потому что они ему приносят боль. А зачем, скажите, пожалуйста, нам такой человек, у которого с чувствами не все в порядке? В таких сложных психологических условиях, в которых приходится нам служить, можно и сбрендить. Люди, знаете, Иван Алексеевич, очень болтливы и могут поэтому, сами того не подозревая, нанести себе случайно вред, рассказав, не подумав, что-то о себе. Этим предписанием, указанием (назовите, как хотите) мы взяли на себя функцию сторожа их душевного покоя. Страх лучше всяких клятв сидит в них. И он никогда не позволит им переступить запретную черту.

– Я командир подводной лодки, которая на своем борту несет очень мощное оружие. Я же должен знать, кем я командую… На что эти люди способны… и чего от них ожидать.

– Узнаете, узнаете, Иван Алексеевич, я предоставлю вам карты психологических тестов на каждого. Этого вам будет, я думаю, более чем предостаточно. Вы же себя не мните, я надеюсь, психологом экстракласса?

– Нет.

– Ну вот, и я вас умоляю: не рассказывайте про себя больше ничего. Довольно и того, что вы тогда на пирсе сказали. Кстати, для вашего же блага.

– Почему?

– Потому что это нарушение предписания. А за это нарушение вы можете быть отчислены. И тогда…

– Что тогда? – Захаров посмотрел ему в глаза

– Вы сами знаете, что тогда, – с улыбкой, отводя глаза в сторону, ответил Канарейкин.

– Я не знаю, что тогда…

– Не знаете, – хитро спросил Канарейкин, – или делаете вид, что не знаете?

– Это не имеет значения. Мне интересно знать, что вы мне скажете.

– Хорошо, я вам скажу, чтобы отбить охоту у вас выпытывать у своих подчиненных подробности их личной жизни. Каждого, кого отчислят, ждет продолжение той жизни, из которой его выдернуло наше управление. Как правило, я конечно, не знаю в отношении вас, но вот у других там наступал не очень счастливый конец. Поэтому, если вы кого-то и раскрутите, то знайте, что вы не пострадаете за это, но его летальный исход будет на вашей совести, – жестко сказал Канарейкин.

– Мы выйдем в море, и тогда ваша власть кончится, – начал игру Захаров.

– Значит, тебя и такие мысли посещают? – загадочно произнес Канарейкин.

– Да нет, мне просто интересно.

– Интерес лучше оставь при себе. Поверь мне на слово: мы и в море тебя или того, кто нарушит установленные правила, достанем.

– Хорошо, хорошо, прекратим этот разговор, – сказал Захаров, понимая, что зашел слишком далеко. – Лучше скажите мне: есть ли еще какие-нибудь запретные предписания?

– Есть, но об этом узнаешь позже…

– Как это позже?

– А зачем тебе о них знать? Твое дело – командовать лодкой, а остальную работу за тебя сделают.

– Замечательно: на моей лодке будут происходить какие-то вещи, а я об этом даже знать не буду.

– Меньше знаешь – дольше живешь, – вновь улыбнувшись, сказал Канарейкин. – Так, пошутили, и хватит, теперь о деле давай поговорим. Как у тебя с освоением техники? – моментально сменив тему разговора, словно ее и не было, задал вопрос Канарейкин.

– Нормально, а что?

– Пора лодку выводить на испытания. Пойдете к Алеутским островам, попробуете пройти сквозь американскую систему акустической разведки, вторгнетесь миль на двадцать и вернетесь на базу.

– Когда намечен выход?

– Пятого августа. Успеете подготовиться?

– Успеем.

– Тогда вот читай, – и полковник протянул Захарову бумагу, выйдя из-за стола.

Пока Захаров читал приказ, Канарейкин подошел к шкафу и, погремев ключами, открыл дверцу и, выдвинув ящик, начал перебирать папки.

– На вот, на офицерский состав, психо-, черт их дери, показатели. Если понадобятся на остальных, скажешь – я тебе выдам, – сказал Канарейкин, когда Захаров оторвался от бумаги.

Запись датирована 3 августа 1990 года

Потратив два дня на изучение результатов психологических тестов личного состава «Морского льва», Захаров подметил для себя немало важного. И только в отношении своего старпома из-за отсутствия значительной части исследований у него осталось смутное впечатление.

Приготовление к предстоящему походу шло полным ходом. На лодку, выстроившись в цепочку по одному, матросы загружали дополнительный провиант, на центральном посту проходила проверку вся аппаратура, включая находящуюся в резерве. Также пристальному осмотру подвергалась вся техническая часть субмарины, и прежде всего реактор, электромоторы, главная турбина, насосы, охладительная установка реактора и аккумуляторы. Во всех отсеках шел замер магнитного поля, уровня шумов работающих механизмов и радиационного фона. В эти дни по всей лодке внутри и на ее палубе постоянно тут и там сновало множество людей как из экипажа, так и из ремонтного отряда базы. Захаров сидел на своем командирском месте на центральном посту, принимая доклады из отсеков о ходе технического осмотра.

– Второй насос, давление…

– Иван, – раздался томный голос Канарейкина, перебив очередной доклад.

– Да, – ответил Захаров.

– Давай срочно ко мне в кабинет, – запыхавшись, позвал Канарейкин.

– Срочно? А то у нас тут проверка идет полным ходом, – удивленно спросил Захаров.

– Иван, бросай все и давай срочно ко мне, – настоятельно требовал Канарейкин.

Захаров, застигнутый врасплох, выглянул из-за компьютеров, рядом с ним находился старпом.

– Григорий Олегович, – обратился он к Березину, – я к Леониду Сергеевичу, а вы пока продолжайте без меня. Хорошо?

– Есть продолжать, – ответил Березин в своей манере.

Зайдя в кабинет, Захаров впервые за все время знакомства с Канарейкиным увидел его взъерошенным и растерянным.

– Давай садись, – сказал Канарейкин, едва Захаров показался на пороге.

– Что случилось-то, Леонид Сергеевич?

– Ничего не случилось… генерал через два часа прилетит…