Мортальность в литературе и культуре

Обилие обсценной лексики с подчеркнуто сексуальной семантикой призвано в буквальном смысле «обнажить» тему смерти.

Последний акт абсурда жизни завершается, как и полагается, смертью («Глаз не в силах увеличить шесть-на-девять тех, кто умер, / кто пророс густой травой. / Впрочем, это не впервой»), но не лирического субъекта («героя»), а его близких («хора»). Однако стихотворение этим не заканчивается. Беспамятству текста противостоит акт воспоминания, который становится для поэта актом осмысления собственной жизни и жизни родителей. Финальная фраза в кавычках, растянувшаяся на восемь строк, имеет двойное авторство – во внутренней речи героя звучат голоса его умерших близких. Эта фраза тоже насквозь цитатна, но теперь цитатность – знак принадлежности к домашнему кругу, который со смертью родителей потерян для поэта. Использование разных видов «чужого» слова свидетельствует об осознанности этого приема и его связи с темой смерти («Смерть – это то, что бывает с другими») («Памяти Т. Б.»).

Момент воспоминания не отменяет абсурдности жизни (воспоминание о родителях дано в форме чужого слова, взятого в кавычки), но показывает и абсурдность смерти, элиминируемой воспоминанием. На смену атемпоральности приходит время – центральное понятие в поэтической системе Бродского. Близкие лирическому субъекту люди вписаны в другую систему координат (память), которая не менее трагична, но более осмысленна.

Таким образом, фрагментарность, прерывистость, обрывочность языка стихотворения выступают знаком разорванного, разрушенного мира, а целостный язык его финала становится языком текучей реальности, языком восстановленных связей и смыслов.

Похоронная «Азбука» Дмитрия Александровича Пригова в контексте традиции азбучного текста

Ю. Б. Орлицкий Москва

Как известно, в христианском понимании индивидуальная смерть лишена трагизма 591 . А о том, что Пригова можно и нужно рассматривать в контексте христианской традиции, точно и убедительно написал после его ухода художник Н. Алексеев:

Дмитрий Александрович Пригов был похоронен по православному обряду. Некоторые этому удивились: поэзия и изобразительное искусство Пригова вряд ли свидетельствовали о его православии, да и в разговорах он не указывал на свои конфессиональные предпочтения.

Удивляться нечему. Во-первых, религиозность это, как бы то ни было, интимное дело общения с внеположенным, во-вторых, как хоронить большого русского поэта и художника, если не в соответствии с канонами православия? А что «Проект Д.А.П.» – один из ключевых феноменов в отечественной культуре последних десятилетий, давно не вызывает сомнения; в будущем, несомненно, это станет только яснее.

И столь же ясно, что Дмитрий Александрович Пригов – очень религиозный писатель и художник. Если всмотреться внимательнее, все его произведения, даже самые, казалось бы, анекдотические, об одном. О том, «кто мы, откуда, куда мы идем?», об одиночестве человека и о возможности или невозможности его общения с чем-то высшим, о том, что, в конечном счете, в начале было Слово 592 .

591

Об этом см., например, «Слово о смерти» Игнатия Брянчанинова и многие другие аналогичные тексты.

592

Алексеев Н. Лютер культурной вменяемости [Электронный ресурс]. Режим доступа:Загл. с экрана.

Азбучный принцип организации Слова и любого текстового материала – один из древнейших в истории человечества: он лежит в основе огромного количества текстов, в том числе сакральных 593 . Как отмечал М. Л. Гаспаров, «алфавитный принцип организации текста в поэзии известен еще с ветхозаветных псалмов…» 594 .

В предисловии к 118-му псалму, истолкованному Святителем Феофаном Затворником, дано следующее объяснение:

Сто восемнадцатый псалом отличается от других псалмов такими видными особенностями, которых нельзя не заметить с первого же раза. <…>

Есть и еще одна характеристическая особенность этого псалма; в переводах греческом и славянском, как и во всяком другом, ее не видно, а в подлиннике еврейском она прямо бросается в глаза. Это то, что псалом расположен по алфавитному акростиху, и притом не так, чтобы каждый стих начинался новою буквою, следующею за начальною буквою предыдущего стиха, например, чтобы первый стих начинался с «а», второй с «б», третий с «г»; но каждою буквою начинаются восемь стихов подряд, потом другие восемь стихов начинаются следующею буквою. Таким образом, восемь стихов первых начинаются с «а», восемь следующих с «б», и так далее. Всего в еврейской азбуке 22 буквы. Положив на каждую по восьми стихов, выйдет 176 стихов. Столько их и есть в псалме 595 .

593

См., например: Степанов Ю. С., Проскурин С. Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М., 1993.

594

Гаспаров М. Л. Художественный мир М. Кузмина: тезаурус формальный и тезаурус функциональный // Избр. статьи. М., 1995. С. 284.

595

Святитель Феофан Затворник. Толкование на псалом 118. Предисловие [Электронный ресурс]. Режим доступа:Загл. с экрана.

Известно также, что «в древнейшей славянской поэзии были очень распространены азбучные стихи – жанр, опиравшийся на богатую византийскую традицию…» 596 . Они представляли собой «акростих: начальные слова стихотворных строчек соответствуют названиям или наименованиям славянских букв» 597 .

Вот начальная часть наиболее известного стихотворения этой традиции «Аз есмь всему миру свет», или «Азбука толковая о Христе» (в более поздних списках – «Христова азбука»):

596

Демкова Н. С., Дробленкова Н. Ф. К изучению славянских азбучных стихов // Тр. Отд. древнерус. лит. Л., 1968. Т. 23: Лит. связи древних славян. С. 27. См. также: Куев К. Азбучната молитва в славянските литератури. София, 1974.

597

Демкова Н. С., Дробленкова Н. Ф. К изучению славянских азбучных стихов. С. 35.

А Азъ есмь всему мироу свт, Б Б(о)гъ есми преже всх вк В Вдаю всю тайну ч(е)л(ове)ч(е)скоую, Г Г(лаго)лю людемъ законъ мои. Д Добро есть вроующим во iмя мое, Е Есть гнвъ мои на гршникы. Ж Животъ далъ всеи твари, Ѕ Ѕло боудет законопреступнiком. З Землю на водахъ основахъ, И Иже пр(е)ст(о)лъ на н(е) б(е)схъ, I I око мое на вся пр(а)в(е)днiкi призирает. К Како на мя съвщаша людiе, Л Людiе мои неразоумнiи, М Мыслите мене погоубити 598 <…>

598

Там же. С. 54–55.

По мнению некоторых специалистов, сам славянский алфавит можно рассматривать как азбучный текст:

В целом же в первых 27 наименованиях букв глаголицы прочитывается вдохновенное пятистишное «Благовествование от Кирилла», хотя и очень краткое в силу своего особого жанра, но позволяющее прочувствовать вселенскую евангельскую радость преодоления смерти жертвенным подвигом Богочеловека:

Азъ боукы вд / Глаголи добро естъ // Живте sло земля / Иже (и) како // Людие мыслите / Нашь онъ покои // Рьци слово тврьдо / Оукъ ферть // Хр[овим]ъ отъ пе[чали] / Ци чрьвь (Я грамоту познаю. Говори: Добро существует! Живи(те) совершенно, земля! Но как? Люди, размышляйте! У нас потусторонний покой. Проповедуй Слово истинное. Учение избирательно: Херувим, – отрешением земной пе[чали?], – или червь.) 599

599

Савельева Л. В. Славянская азбука – Благая весть от Кирилла [Электронный ресурс]. Режим доступа:Загл. с экрана.

Дидактическую роль азбучный тип построения текста играл и в новейшее время: от Я. А. Коменского и Кариона Истомина до советских и постсоветских азбук и букварей, написанных классиками русской литературы (от К. Д. Ушинского и Л. Н. Толстого до С. Маршака и Г. Сапгира) 600 . Напомним, как оценивал свою работу над этим «прикладным» сочинением автор «Войны и мира»: «Пишу я эти последние года “Азбуку”… <…> Гордые мечты мои об этой “Азбуке” вот какие: по этой “Азбуке” только будут учиться два поколения русских всех детей от царских до мужицких, и первые впечатления поэтические получат из нее, и что, написав эту “Азбуку”, мне можно будет спокойно умереть» (из письма Л. Н. Толстого к А. А. Толстой от 12 января 1872 г.) 601 .

600

Ср.: «Связывать в представлении ребенка букву с каким-то предметом, название которого обычно начинается с этой буквы, – старый, испытанный дидактический прием» (Лейбсон В. И. Чему учат стихи? Детская поэзия и эстетическое воспитание. М., 1964. С. 20).

601

Толстой Л. Н. Собрание сочинений: в 22 т. М., 1984. Т. 18. С. 701–702.

К началу ХХ в. в азбучной форме начинают создаваться юмористические и сатирические сочинения. Так, в 1919 г. В. Маяковский пишет стихотворную «Советскую азбуку»:

А

Антисемит Антанте мил. Антанта – сборище громил.

Б

Большевики буржуев ищут. Буржуи мчатся верст за тыщу.

В

Вильсон важнее прочей птицы. Воткнуть перо бы в ягоди'цы.

Г

Гольц фон-дер прет на Ригу. Храбрый! Гуляй, пока не взят за жабры!

Д

Деникин было взял Воронеж. Дяденька, брось, а то уронишь.

Е

Европой правит Лига наций. Есть где воришкам разогнаться!

Ж

Железо куй, пока горячее. Жалеть о прошлом – дело рачье 602 . <…>

602

Маяковский В. В. Полное собрание сочинений: в 13 т. М., 1956. Т. 2: [Стихотворения, поэма и пьесы 1917–1921 годов]. С. 92–93.

Интересно, что в печати русского Зарубежья появляется и немало сатирических «антисоветских» азбук. Для нас эта линия особенно важна, потому что имеет непосредственное отношение к приговским текстам.

Не менее любопытен также опыт М. Кузмина, создавшего в 1920-х гг. вполне серьезную стихотворную азбуку-стилизацию:

1. Айва разделена на золотые, для любви, половинки. Предложить – вопрос, отведать – ответ.

2. Желтая бабочка одна трепещет душою на медовых шероховатых округлостях, пока не появится