Мортем
Шрифт:
– Хватит, перестань на себя наговаривать, – сказал Феликс. – Никого бы ты убивать не стал… Я тебя с детства знаю… Не можешь ты убить… Таракана, если только, тапком…
Феликс чувствовал себя уже сильно пьяным и начал рассказывать о следователе Волобуеве, который тоже не особо старался найти айфон. Конечно, нельзя сравнивать пропажу человека и кражу айфона, но Юрку было уже не остановить.
– Ты неправильно всё делаешь! – кричал на Феликса Юрка, – Я же тебе говорю, денег ему надо дать! Сразу всё найдётся!
– Юр, хватит, тебе. Откуда у меня деньги. Мне за айфон ещё расплачиваться.
– А я тебе говорю, иди ко мне на работу! Вот тебе и деньги!
–
– Интересно. Скажи, лучше, как этого твоего следователя зовут? Он из нашего отделения?
Угу…, – Феликс рассказал другу всё, что знал о следователе Волобуеве.
До дома в этот вечер Феликс добраться не мог. Остался ночевать у Юрки.
Из Дневника Феликса.
Я по-настоящему почувствовал и понял свой дар, когда мне было семнадцать лет. Мама приехала к нам сразу после моего дня рождения. Обычно, она прилетала на пару недель. Но в тот раз мама решила сделать мне особенный подарок. Она пригласила меня к себе в гости. Надо было сделать паспорт и визу.
Я не помню, сколько потребовалось времени на оформление документов. Для меня это время пролетело незаметно. Мама постоянно была со мной. Она много рассказывала о своей жизни, о другой стране, о своём доме, о моей сестре. Я слушал, но ничего не запоминал (в одно ухо влетало, в другое вылетало). Я был в счастливой эйфории. От счастья я в эти дни вообще плохо соображал. Мне было всё равно, что рассказывает мама. Лишь бы она говорила со мной, лишь бы была рядом.
Я никогда не был за границей. Другая страна была для меня, как другая планета – фантастическая, загадочная. Мне казалось, что там должно быть всё не так, как у нас, и люди должны быть какими-то особенными. Добрыми и красивыми, как мама.
Я побаивался встречи с маминым мужем. Я думал, что он не захочет видеть меня и не станет разговаривать со мной. Или будет придираться к любой мелочи. В общем, я был уверен, что мы с ним не поладим. Мне даже хотелось, чтобы на время моего приезда он уехал куда-нибудь по делам, чтобы с ним не встречаться.
Вопреки ожиданиям, мамин муж не злился на меня и не придирался. Мы, как я и думал, с ним мало виделись, потому что он много работал.
Я познакомился с сестрой. Она мне, в общем, понравилась, хотя до нашей встречи я думал, что мне неприятно будет с ней общаться.
Сестра была открытая, дружелюбная и очень разговорчивая девочка. Но её болтливость меня не раздражала. Наши разговоры помогали мне учить английский. И мне это нравилось. Сестра познакомила меня со своими друзьями. Я уже писал, что не общителен и не люблю большие компании. К тому же с ребятами, как минимум, на пять лет младше, мне было не особо интересно. Поэтому друзей сестры я избегал. Когда они собирались в доме, я либо сидел в сторонке и слушал их разговоры (это тоже помогало учить английский), либо уходил, чтобы помочь маме, побыть с ней.
Сестра была похожа на своего отца, а сходства с мамой почти не было. И это мне тоже нравилось. Ведь я, как раз, похож на маму. И я думал, что это делает меня ближе к маме, чем сестру. И что мама должна любить меня больше, чем её.
Я не обращал внимания на то, что когда находился рядом с сестрой, мне становилось холодно, начинало знобить, мёрзли руки. Я думал, что просто нервничаю из-за непривычной обстановки, необходимости общаться с малознакомыми людьми. И переживаю от своей застенчивости и необщительности.
Но незадолго до моего отъезда было предупреждение, на которое я должен был обратить внимание. Но я пропустил и его. Мы с мамой и сестрой сидели за столом. Я попросил у сестры яблоко, и она протянула его мне. Я взял яблоко и тут же уронил его. Оно упало, покатилось по полу. Я забыл про яблоко. Я смотрел на руку сестры. Она была в крови. Кровь капала с руки на стол, растекалась красной лужицей. Видение длилось пару секунд. Меня заколотил озноб. Мама заметила, что со мной что-то не так и спросила, как я себя чувствую. Я не мог ответить, губы замёрзли и не слушались. Я смог только покачать головой, показывая, что со мной всё в порядке. Хотя это было не так.
Я не понимал, что означало моё видение. Ничего подобного со мной раньше не случалось. И я уговорил себя, что это просто от переутомления, от большого количества новых людей и впечатлений.
Всегда, когда я вспоминаю свою первую и последнюю поездку к маме и сейчас, когда это пишу, я прошу прощения у сестры, у мамы, у её мужа за то, что ничего не рассказал тогда. За то, что не спас сестру.
Мы не знали, что у сестры случилась первая серьёзная личная драма. Никто из нас этого не заметил. Отец девочки много работал, я был занять собой, а мама была занята мной.
Сначала сестра поссорилась с лучшей подругой, с которой дружила много лет, делилась всеми секретами и переживаниями. Девочки рассорились так, что перестали разговаривать друг с другом. Но бывшая подруга на этом не остановилась. Она «отбила» у сестры мальчика, с которым та дружила и в которого была влюблена. Такая первая подростковая влюблённость, которая была важной и значимой для сестры. Для взрослых – ничего серьёзного, а для сестры это горе оказалось непосильным. Она не смогла с ним справиться.
Я не хочу это вспоминать, и писать об этом не хочу. Но врач сказал, что снова прожить, вспомнить и записать всё будет для меня полезным. Такая терапия помогает справляться с тяжёлыми переживаниями прошлого.
Прошло столько времени, а я всё помню. И сейчас это напишу.
Я помню ванну, наполненную розовой от крови водой. Лицо сестры над водой. Тогда я увидел, как смерть меняет человека. После смерти мы делаемся непохожими на себя. Мы становимся неподвижными пластмассовыми манекенами с чужими застывшими лицами.
Сестра не выдержала двойного предательства. Никто из нас, близких людей не помог ей, не поговорил, не утешил. Бедная девочка была одна. И она ушла от нас. Ночью, пока все спали. Она пришла в ванну, включила тёплую воду. И смотрела, как красные струйки крови поднимаются к поверхности воды. И как с ними уходит из неё жизнь.
Никто ничего не почувствовал, не проснулся, не спас её. Даже я.
Я помню, как кричала мама. Она не плакала, только кричала. Сам я не мог говорить, меня как будто заморозило. Всё время было холодно. Мамин муж вызвал полицию. Кажется, меня тоже допрашивали. Кажется, я что-то отвечал.