Мощи Распутина. Проклятие Старца

И внезапно с силой сжал раны.

Из-за вспышки боли Росток чуть не потерял сознание. Она пронзила всю левую сторону тела, моментально парализовав руку. На глазах выступили слезы. Дыхание выходило короткими рывками. Заныла челюсть. Когда Росток почувствовал, что теряет сознание и комната плывет перед глазами, О’Мэлли ослабил хватку. Похоже, он точно знал, когда жертва достигала предела.

— Как ощущения? — улыбнулся коронер.

Ростку потребовалась секунда, чтобы набрать сил на ответ:

— Что тебе нужно?

— Мне кажется, ты и так знаешь.

— Мощей больше нет. Они сгорели. Ты видел, что случилось в церкви.

О’Мэлли снова сжал рану. И вновь вспышка боли сотрясла тело Ростка, а коронер ослабил давление ровно тогда, когда Росток готов был отключиться.

— Я могу сделать и хуже, — предупредил О’Мэлли.

— Зачем? — выдохнул Росток. — Токсин Распутина сгорел вместе с реликвией.

Хотя О’Мэлли и ослабил хватку, он держал руку на плече и мог надавить в любой момент.

— Ты знаешь о токсине? — спросил он.

— И не только я.

— Кто еще?

— Форт Детрик, — ответил Росток.

— Так вот куда ты пропал прошлой ночью.

— Все кончено. Они знают, кто ты.

— Сомневаюсь. Думаю, ты мне лжешь, Росток, — он вновь надавил на рану. — Ты лжешь мне? — в этот раз О’Мэлли не отпустил рану, пока не остался доволен ответом.

— Теперь, прежде чем мы продолжим, — сказал коронер, — я должен кое о чем тебя спросить. В целях собственной безопасности, конечно. Мне очень важно знать людей, которые могут подозревать меня. Ты будешь со мной честен, я надеюсь? — к он слегка прикоснулся к пулевым отверстиям, напоминая о последствиях лжи. — Кто еще знает о том, что я в деле?

— О твоей работе с Василием? Думаю, никто. По крайней мере, твою личность никто не установил.

О’Мэлли надавил на раны:

— Объясни.

— Вполне очевидно, что человек вроде Василия не стал бы работать в одиночку.

— Однако работал. По крайней мере, сначала. Я непричастен к первым убийствам.

— Если ты об убийствах вне штата, то может быть. Думаю, для Василия они были делом несложным. Он завязывал разговор со старым ветераном, заводил беседу о былых днях… Все они были из России, поэтому пригодился акцент. Думаю, его приглашали домой, там-то он и наносил удар, — обо всем этом Росток догадался, когда ехал из Форта Детрик. — Но с Иваном план провалился. Его закрыли в лечебнице, и потому попасть к нему оказалось не так просто.

— Все испортила эта смена имени, — сказал О’Мэлли. — Если бы Данилович поступил на службу под русским именем, Василий бы успел выйти на него прежде, чем болезнь Альцгеймера стерла старику память. Василий сказал, что это стоило ему целого года.

— И реликвии тоже, — добавил Росток. — Самое печальное в том, что Данилович, скорее всего, и отдал бы реликвию, если бы знал, где она находится. Но болезнь Альцгеймера прогрессировала, память не возвращалась, и он сымитировал нервный срыв, зная, что за решеткой в палате психиатрической клиники он будет в безопасности. И его план сработал: охрана оказалась надежной. Василий не мог добраться до него — по крайней мере, без помощи напарника. Так он вышел на тебя.

— Я не хотел ввязываться. Поверь мне, я и понятия не имел, что он убил ветеранов. И не знал, что он собрался убить Даниловича.

— Конечно, не знал. Ты провел его в больницу, ведь коронер часто приезжает туда: как только умирает кто-нибудь из пациентов. Ты знаешь весь персонал, в том числе охранников. Василия можно было легко провести внутрь как одного из работников морга. Оставалось только дождаться смерти одного из пациентов на одном этаже с камерой повышенной безопасности. Дальше действовал Василий. Но ты так же виновен в убийстве, как и он.

На самом деле действия О’Мэлли беспокоили Ростка куда больше, чем преступления русского наемника. Василий был просто пережитком давних лет. Его можно было не брать в расчет как порождение коммунистического режима. Но преступление О’Мэлли было гораздо более серьезным. Все эти годы он жил среди людей округа Лакавонна, притворяясь ирландцем, и даже сумев получить свой кабинет. И теперь, заслужив доверие окружающих, он тайно провел к ним убийцу и даже помогал тому.

Не верь никому. Будь готов к предательству.

— Я решил, что пальцы Даниловичу сломал Василий, пытаясь разговорить его, — сказал Росток. — Ты воспользовался бы пентотал-натрием или каким-нибудь еще препаратом… Хотя теперь я сомневаюсь даже в этом.

— Пентотал не оказывает влияния на людей с болезнью Альцгеймера, — ответил О’Мэлли. — Мы зашли в палату Ивана. Он признался, что украл реликвию. Сказал, что хотел быть похороненным с ней, чтобы она защищала его в загробной жизни. Но он не мог вспомнить, куда дел ее. Скоро должна была прийти охрана, и я решил, что боль поможет освежить память старика. Но не помогла, — он вновь сжал пулевые ранения, заставляя Ростка скорчиться в агонии. — Но боль отлично действует на здоровых людей вроде тебя.

Все попытки убежать бессмысленны. О'Мэлли мог мгновенно парализовать его одним нажатием пальцев.

— Тебя этому научили в России? — спросил Росток.

— Я ирландец, — ответил О’Мэлли.

— Старый трюк: выдавать русский акцент за ирландский. Мой дед предупреждал о таких людях, как ты. Ты ведь один из законсервированных агентов. Берия начал засылать вас в 30-х годах, чтобы шпионить за иммигрантами и поручать вам спецзадания. Когда он умер, такую практику продолжали. Думаю, ты приехал подростком во время "холодной войны".

— Я ирландец, — повторил О’Мэлли, — И родился в Бостоне.

— Не сомневаюсь, стоит мне навести справки в Бостоне, я обнаружу, что настоящий Томас О’Мэлли умер в младенчестве. Тебе дали его документы и отправили в Скрантонский университет.

— А ты пронырливее, чем я думал, — сказал О’Мэлли.

— Это мне не помогло. Как и все остальные, я попался на историю с полиомиелитом. Все эти рассказы очень трогательные: как ты продолжал обучение, прикованный к постели; как тебя выкатили на сцену, чтобы присудить степень; как ты окончил медицинскую школу с повышенной стипендией. Отличная история. Каждую пресс-конференцию она прибавляет тебе одного избирателя.

— Вся эта история — правда. До последнего слова. Я, черт возьми, горжусь тем, чего достиг.

— Да-да. Только вот ты не должен был заболеть полиомиелитом. Профессор Альцчиллер говорил: истина кроется в аномалиях, отклонениях от нормы. Полиомиелит истребили за несколько лет до того, как ты им заболел. От него был привит каждый ребенок в США. В каждой школе проводили обязательную вакцинацию. Если бы ты учился в Америке, то имел бы иммунитет.

— Вакцина не всегда гарантирует иммунитет, — возразил О’Мэлли.