Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Плешивый Мыстык быстро управился с чаем, поставил пустой стакан на блюдечко и возбужденно продолжал:

— Привезли его недавно в суд. Никто не знал об этом, я один. А как узнал? Сон видел. После уже всем в городе рассказал. Народу набежало видимо-невидимо! Только он появился в зале, судей в дрожь бросило. Еще бы! Ведь он — любимый раб всемогущего аллаха! Холеность — анкарская. А тут еще бог сил ему прибавил. «В чем дело?! — спрашивает он судей. — Зачем я вам понадобился?» Судьи — тыр-пыр… А он им: «Я требую, чтобы меня немедленно освободили, не то пеняйте на себя!»

— Освободили?

— В тот же час.

— Любопытно! Хотелось бы мне повидать такого незаурядного человека!

— Сейчас не удастся.

— Почему?

— Он, говорят, уехал к своей жене в усадьбу, но вскоре прошел слух, будто он разъезжает по деревням и городишкам.

— С какой целью?

— Речи говорит. Да еще какие! Сколько лет я здесь извозчиком, а ничего подобного не слышал! Его устами глаголет сам аллах. Разве услышишь такое от раба божьего? Вступил он в нашу партию, и народ повалил в нее валом, тысячи, десятки тысяч. И в волостях такое же творится.

— Жена его, говоришь, из богатых?

— Угу! Куда ни ступишь — везде ее земля!

— А разве в Анкаре у него не было жены?

— Чего не знаю, того не знаю. Могу только повторить, что от людей слыхал. Говорят, теперешняя с первого взгляда в него втюрилась и заявила: или он, или никого не надо!

— Вдову взял или девушку?

— Вдову. Но хороша собой! Красавица! Не тот он человек, чтобы жениться на бедной или некрасивой. Первый ее муж был ей достойной парой: тоже богатый и красивый. Погиб он, на мотоцикле в пропасть упал. На все божья воля, дорогой эфенди! Сам посуди. Выходит женщина за богача, очень скоро остается вдовой, по уши влюбляется в Кудрет-бея, выходит за него замуж и отдает в его руки все свое богатство. А этот самый Кудрет вступает в партию аллаха, то есть в нашу партию, и призывает народ чтить святую веру и молиться. Говорят, что ходжа Акязылы в тюрьме всех уверяет, будто Кудрет-бей и есть тот самый махди [62] , который должен явиться перед концом света…

62

Махди — мессия (спаситель) — по представлениям мусульман явится на землю, чтобы восстановить справедливость и веру.

Кто-то снаружи позвал извозчика.

— Иду! — откликнулся Плешивый Мыстык, сказал Длинному: — Это пассажир, — и добавил: — Так что непременно повидайся с Кудрет-беем, поговори с ним. Раз уж ты из нашей партии… Ладно, я пошел. Всего хорошего!

Мыстык взобрался на козлы, дернул вожжи, взмахнул кнутом:

— А ну, удалые!

Фаэтон покатил по мостовой.

Длинный записал в блокнот название касабы, где жила новая жена Кудрета. Брак по шариату! Хитер мошенник, ловко все устроил. Просто молодец, дай ему бог счастья! Длинный решил во что бы то ни стало повидаться с бывшим дружком.

— Смотрю я, бейим, неплохо вы побеседовали с нашим Мыстыком… — заметил хозяин заведения.

— Занятный человек и говорит цветисто.

— Это уж точно. Можно сказать — украшение нашего города.

— Рассказал мне о каком-то Кудрете. Неужели все это правда?

Кахведжи насторожился:

— О ком, о ком? О Кудрет-бее?

— Да.

— Могу поклясться — не было такого человека на земле и, пожалуй, никогда больше не будет… Да к тому же красавец! Все при нем — фигура, рост, осанка. Откровенно говоря, наш генеральный председатель в подметки Кудрет-бею не годится. А о председателе вилайетского комитета и говорить нечего, — добавил хозяин, присаживаясь на стул, где только что сидел Плешивый Мыстык. — Пустое место! Вы ведь недавно сюда приехали?

— Да, недавно.

— Очень рекомендую вам как-нибудь послушать речь Кудрет-бея. А вы сами из какой партии?

— Из Новой. В Стамбуле вступил, в районе Фатих.

— Тогда тем более вам надо бы его послушать!

В касабу, где жила новая жена Кудрета, можно было ехать поездом или на такси. Длинный предпочел поезд. По расписанию поезд будет во второй половине дня. «Тем лучше, — подумал Длинный. — Приеду к вечеру, остановлюсь в гостинице, не привлекая лишнего внимания, а на следующий день заявлюсь к Кудрету под видом стамбульского журналиста… Нет, прежде надо послать ему записку и написать ее старыми, арабскими буквами. Не дурак ведь он — догадается, что к чему, примет „журналиста“ как положено, с необходимыми формальностями, пригласит на конфиденциальную беседу в кабинет, и там мы с ним решим, что делать дальше».

Куда бы Длинный ни заходил, бродя по городу — в ресторан, где он пообедал, в кафе, в кондитерскую, в лавку за сигаретами, — везде он осторожно заводил речь о Кудрете и убедился в том, что тот успел заморочить голову абсолютно всем. За ревизора, депутата, даже министра он еще мог сойти, но за божьего посланника махди — это было уж слишком. Оказывается, пройдоха кое-что смыслил и в религии. Что ж, вполне возможно. В том, что он внук паши, сомневаться не приходится. Значит, в детстве, когда он жил где-нибудь в особняке или на вилле своего деда, его поднатаскали в вопросах религии. «Молодец, Кудрет, хвалю за ловкость!» Если дальше так пойдет, его, пожалуй, изберут в меджлис. Попадет он в Анкару, а там…

Вот когда осуществится их давнишняя мечта! Сколотят они «Общество по борьбе с вредными течениями», название вполне солидное, и тогда — аллах, аллах! — успевай только собирать «налоги»! В Стамбуле им не раз такое приходило в голову. Более того, они даже обращались в разные инстанции с просьбой разрешить им создание такого «общества», только ничего у них не получилось. Но если счастливая волна вынесет Кудрета в меджлис, тогда все в порядке. Пусть только он добьется разрешения на создание такого «общества» — ничего большего от него не потребуется. Длинный немедленно организует «группу действия», которая прежде всего займется национальными меньшинствами в Стамбуле. Заявятся они к какому-нибудь богачу и скажут: «Мы прибыли по поручению генерального комитета Общества, который принял решение начать борьбу с вредными течениями. Готовятся два фотоальбома. Один — для тех, кто хочет нам помочь деньгами, другой — для тех, кто не желает. В какой из них вы лично хотели бы попасть? Евреи — те, конечно, с перепугу в штаны наложат. Греки и армяне тоже… Позже и до турок дойдет очередь. Жениться мне на собственной матери, если я не объезжу Турцию и не вытрясу душу из всех воротил! Чего доброго, миллионером стану».

Длинный подумал о трехэтажном доме, который он недавно выстроил в одном из бедных районов Стамбула. Все три этажа он сдает в аренду, получая по триста лир за этаж. Доход идет на содержание жены, двух дочерей и сына, студента юридического факультета. Если в один прекрасный день Новая партия победит на выборах, а Кудрет станет депутатом меджлиса, можно считать, что разрешение на создание такого общества у него в кармане. Деньги потекут рекой, и он построит не один, не два, а целых четыре доходных дома.

Длинный взглянул на часы. До отхода поезда оставалось около полутора часов.

XVI

Дюрдане и Сэма с нетерпением ждали от Кудрета письма с приглашением. Нервничала и Шехвар, жена Кудрета. Повитуха ей без конца твердит, что нечего ей спешить с разводом. Прежде надо обдумать все до мелочей. Самолюбие и честь — роскошь, которую позволяют себе люди самостоятельные. Шехвар может надеяться только на мужа, пусть он и плох, — больше не на кого. От детей проку мало. Дочь Шехвар путается с сыном бакалейщика, ради него забыла отца и мать. Сыновья не лучше. Живут под крылышком у богатых тестей, а к матери наведываются редко. На что же Шехвар рассчитывает? Как говорится, в одной руке пусто, в другой не густо. А туда же — развод!

— Послушай меня, дорогая, не торопись! — посоветовала повитуха.

Шехвар разозлилась:

— Нечего меня уговаривать! Ни тебя, ни самого аллаха не послушаюсь! Не желаю носить фамилию мужа, который сидит в тюрьме за мошенничество! Перед людьми стыдно! Всякий скажет, Шехвар — дочь паши, а живет под одной крышей с мошенником! Совсем совесть потеряла!

— Смотри, Шехвар, раскаешься, да поздно будет. Как бы не пришлось тебе головой о стену биться! — стояла на своем повитуха. — Повремени малость, хотя бы до суда. Может, его оправдают. На чужих харчах далеко не уедешь. За совесть, честь и достоинство ничего не дадут — ни кусочка сыра, ни крошки хлеба. Так что послушай меня!