Московские страсти
Шрифт:
– Дразнить?
– переспрашиваю я.
Любая фраза для каждого из нас имеет свой особый смысл, и наши смыслы не совпадают. На меня нашло чувство полнейшей нереальности.
– Нападение часто лучший способ защиты.
– От чего?
– Не надо, прошу тебя.
– Я лишь пытаюсь помочь.
– Ты не права. Это очень важно.
– Я не то хотела сказать. Просто сейчас это не имеет особого значения.
– Так что же тогда имеет значение?
– Оставь свой сарказм.
– Причем здесь это, я просто хотел быть искренним. Ты страшный человек.
–
– Это заметно?
– Давай не будем притворяться, что здесь происходит что-то необычное.
– Ты так думаешь?
– Я считаю, ты играешь какую-то игру.
И откуда взялось это ощущение разочарования? А потом спрашиваю себя, да знаю ли я сам, что пытаюсь ей сказать? Тем не менее я уже понимаю, что она победила. Говорю и сам не верю ни одному своему слову.
Она начинает кричать, и я узнаю новое чувство, еще одну ступеньку, шаг вниз по лестнице, ведущей к моему безволию. «Я, я, я, я, я», - кричит она, но речь ее бессвязна, а мне кажется, что в мое тело входят пули.
– Не кричи, пожалуйста.
– А ты не зли меня.
– Прости. Я всего лишь неправильно выразился.
– Забудь о том, что я говорила.
– Это не так легко сделать.
– Пожалуйста. Я поддалась эмоциям. Ты так на меня смотришь, будто хочешь сказать, что я…
– Ничего я не хочу. Успокойся. Не кричи, пожалуйста. Что с тобой творится? Мы так хорошо начали.
– Я же говорила, что у нас ничего не получится.
– По- моему, ты слишком не доверяешь себе.
Смирение. Необходимо смирение. Это состояние блаженного отупения в ожидании лучших времен. Тончайшая броня, защищающая гордую мужскую слабость. Именно таким я себя сегодня чувствую: смиренным.
Мне удается выдавить из себя только жалкие обрывки фраз: «нет», «но», «подожди». Нелегко быть слабым. Ни на чем не могу сосредоточиться. Мне нечего сказать, потому что, когда нет любви, нет и слов.
– Ты что, пытаешься произвести на меня впечатление?
– говорит она, стараясь выглядеть язвительной.
– И как, произвел?
– Невероятное, - в скучающем голосе слышится отрицание.
– Почему в тебе столько сарказма?
– Надо же, насколько ты проницателен. Ну, и что мы теперь будем делать?
– цедит она сквозь зубы.
Я пытаюсь сглотнуть. Облизываю кончиком языка пересохшие губы.
– Я не твоя женщина, - говорит она.
Я ощущаю удар по самолюбию и опускаю голову.
– Мне нечего тебе сказать.
– Зато мне есть что.
– Я не хочу тебя слушать, - я резко скрещиваю руки, чтобы скрыть, как они дрожат, и, повернувшись к ней спиной, смотрю в окно
– Когда я разговариваю с человеком, я предпочитаю, чтобы он смотрел на меня, - насмешливо говорит она.
– Не надо так со мной разговаривать, - выдыхаю я почти с угрозой.
– Я говорю с тобой так, как считаю нужным!
– отвечает она.
– Я приняла решение, - ее голос звучит по-прежнему соблазнительно.
– Ты мне ничего не должен. Я просто сказала правду.
– Неужели для тебя все так просто? Черное или белое?
– В этом случае - да.
– Ты меня обманула?
–
Разве что чуть-чуть.– А я?
– Что ты?
– Что делать мне? Объясни, что происходит.
– Не сейчас. Я не смогу сказать ничего хорошего. Зачем мне такие сложности?
– Боишься назвать это любовью?
Когда пауза затягивается, я понимаю, что сказал глупость.
– Я, наверное, что-то не понимаю, - она высказывает вслух почти мои собственные мысли.
– Все, что тебя интересует - это ты сама.
– У меня проблемы.
– Проблемы? Какие проблемы?
– В последнее время со мной много всего происходит.
– О чем ты? У тебя проблемы на работе? Но это и раньше бывало, но ты так на это не реагировала.
– Сейчас все по-другому.
– Как?
– Справедливости не бывает же, правда?
– Правда. Не бывает.
Самое ужасное заключается в том, что она произносит все с неподдельной искренностью. Она действительно верит в то, что говорит. Я сжимаю зубы, чтобы не сорваться. Я понимаю, что проиграл. Это всего лишь мысли. Я за них не в ответе, они сами лезут. Мысли о том, что всему может прийти конец.
– Знаешь, что я сейчас делаю?
– Понятия не имею.
– Я сижу и переживаю. Ненавидишь меня? Такое у тебя выражение лица. Мне очень жаль.
– В самом деле? Я не хочу, чтобы ты меня жалела, - мне следует бы быть готовым к такому, но я не готов.
– Ты мне не веришь?
– Это уже не имеет значения.
– Да?
– Итак, - говорю я, тяжело вздохнув, - ты победила.
– Я? Победила?
– повторяет она, нахмурившись.
– С самого начала я знал, чего ты хочешь.
– Что же ты знал?
Никогда в жизни я еще не был так огорчен. Мой великолепный анализ наших взаимоотношений - такой спокойный и объективный - был в то же время ошибочным.
Она слегка отстраняется и отвечает мне улыбкой на улыбку.
Что я должен чувствовать? Что я чувствую? Что все это даже забавно. И интересно.
Самое странное, что я по-прежнему нахожу ее очень привлекательной (хотя вблизи ее черты кажутся чуть резковатыми); и мне по-прежнему хочется ей нравиться.
– У тебя есть мой номер, захочешь - звони.
Каким-то образом я заставляю себя повернуться и уйти.
– Я не знаю, кто теперь ее целует, - говорю я себе, уходя.
– Зато точно знаю, что не я и никогда больше не буду этого делать.
30
Пока не сказаны последние слова, всегда остается надежда: а, может быть, Наташа любит меня. Всегда остается надежда, даже если я знаю, что она не любит. Я чувствую боль, думая о любимой женщине.
Любовь словно ускользает от меня. Уходят мысли, воспоминания. Все на свете, целый мир – все соединялось в ней одной. В Наташе. Без нее все рассыплется. Я это чувствовал.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива независимо от того, счастлив ли я. Мне остается только ждать, - я не верил в то, что говорил.