Московский лабиринт Минотавра

–  У тебя в груди вовсе не камень, невестушка, - усмехался пожилой джентльмен.
– Только ты еще об этом не знаешь. Недаром я подарил тебе опал «Жар любви»: драгоценные камни просто так не переходят из рук в руки - они отыскивают своего владельца мистическим путем и стремятся к нему. Носи опал, доставь старику удовольствие!

«Какой же ты старик?
– думала Феодора.
– Это сын у тебя состарился раньше срока, усох, как больная ветка».

–  Вы мне льстите, - говорила она вслух, пряча глаза.
– Но почему-то не хочется вас разочаровывать.

Она начала надевать ожерелье с опалом каждый день, а потом просто перестала снимать его. Камень словно согревал, оберегал ее, успокаивал во время приступов страха, накатывающих без видимой причины.

Однажды во время совместного ужина, ставшего редкостью, Владимир и Феодора сидели в столовой. Они пили подогретое красное вино, закусывали цыпленком, приготовленным Матильдой по французскому рецепту, и лениво перебрасывались фразами. Вдруг Владимир напрягся, перестал жевать и уставился на лестницу, ведущую на второй этаж…

–  Что там такое?
– холодея, спросила Феодора.

Она подняла голову, но ничего не увидела.

–  Показалось, - отмахнулся супруг.
– Не обращай внимания.
– Он принудил себя перевести взгляд на бутылку с вином, налил полный стакан. Спросил жену: - Выпьешь?

–  Нет.

–  А я, пожалуй, выпью!

Корнеев осушил стакан до дна, на его скулах ходили желваки. Вести себя как ни в чем не бывало стоило ему огромных усилий. На лбу и над верхней губой выступили бисеринки пота.

–  Что-то было на лестнице?
– невинным тоном поинтересовалась Феодора.

Владимир молчал, борясь с собой.

–  А… ты ничего не видишь?
– наконец выдавил он.

–  В смысле?
– прикинулась непонимающей она.
– Вижу стену, светильник, ступеньки, перила…

Молодой человек с шумом выдохнул воздух.

–  И все?

–  Все…

Феодора ощутила поднимающуюся в груди волну страха.

–  Я пойду к себе, - произнес сквозь зубы Владимир.
– Устал.

Он поднялся и пошел к лестнице, опустив голову. Старательно держась ближе к перилам, неуклюже, бочком, он обогнул воображаемое препятствие и скрылся в коридоре. Через мгновение хлопнула дверь его кабинета. У Феодоры пропал аппетит: она кое-как дожевала поджаристое цыплячье крылышко, глотнула вина. Вкус напитка был совсем не тот, что десять минут тому назад, когда она наслаждалась его изысканной терпкостью и ароматом, - горечь, кислота, оттенок брожения. Страх искажал все, к чему прикасался, в том числе и удовольствие от еды.

–  Тьфу, тьфу!
– прошептала Феодора, избегая смотреть на лестницу.
– Сгинь! Пропади!

К кому она обращалась? Тело сотрясала мелкая дрожь, а надо было подниматься наверх, в спальню, ложиться в широкую пустую постель, попытаться уснуть.

Месяц тому назад Владимир вдруг решил изменить внутреннее убранство дома, захотел купить новую мебель, шторы, люстры и ковры, обставить жилые комнаты как-то иначе. Феодора не вмешивалась, ей было все равно. Пользуясь тем, что супруг ездил по магазинам и салонам, она украдкой обследовала запертые комнаты. Складывалось впечатление, словно кто-то время от времени появляется там, чуть-чуть сдвигает вещи с привычных мест, задевает предметы, нарушает накопившийся слой пыли. Едва заметно… слегка.

«Может, это все нервы?
– спрашивала себя Феодора.
– Мой мозг начинает сдавать, придумывать несуществующее? Так люди и доходят до сумасшествия».

Проникнуть в интересующую ее дверку цокольного этажа все не удавалось. Замок не хотел открываться, хоть тресни! Среди дубликатов ключей были и такие, что не подходили ни к одному замку в доме. Шли дни. По утрам сад и двор, молодая трава покрывались росой; охранник лениво выгребал пожухлые листья, складывал в кучи у забора. Сырые, они не хотели гореть, дымили, окутывая территорию поместья сизым туманом.

Наконец переделка интерьера подошла к концу: дом приобрел иное качество. Какое? Феодора пока не могла определить. Стали преобладать яркие, контрастные цвета: черная мебель, красные шторы, большие напольные вазы синей расцветки, золоченые бра, карнизы, бронзовые статуэтки. Много свечей, много гобеленовой обивки. Тюли и капрон уступили место бархату и плюшу, тяжелому шелку; стеклянную посуду заменили керамика и металл. Повсюду в глиняных горшках росли крокусы и лаванда. Пространство жилых помещений было перенасыщено красным и черным, свечами, металлом, густыми цветочными запахами, все это и действовало на психику.

Феодора не позволила ничего менять в своей спальне, дело дошло до скандала. Владимир вспылил, но быстро успокоился.

–  Как знаешь, - сказал он.

После очередной неудачной попытки забраться в заветную дверку нижнего этажа жена Корнеева решила пойти на хитрость. Она прикрепила свой волос внизу, на плотно пригнанный зазор между полом и дверным полотном. Потом объявила мужу и Матильде, что уезжает на пару дней к родителям. Старый прием разведчиков и конспираторов сработал. Возвращаться раньше времени Феодора не рискнула, приехала, как и обещала, на третьи сутки, улучила момент и проверила волос. Его не было! Значит, дверь открывали. Кто? Зачем? И почему тайком?

***

Москва. Октябрь

Проскурову опять позвонил неизвестный, предупредил, что если тот будет вести себя неправильно, отправится вслед за братом. Все!

–  Соглашаться на встречу, если предложат?
– спросил Эдик, закуривая.
– Черт, я же бросил!
– Он смял недокуренную сигарету в пепельнице, взялся за стакан с пивом, сделал глоток, поморщился.
– Горькое!

–  Нервничаешь?

–  А ты бы как себя вел?
– вскинулся Проскуров.
– Если бы твоя жена была в опасности?

Они со Смирновым сидели в баре «Червовый король», разговаривали. Сыщик заказал безалкогольное пиво, а бывший сослуживец - настоящее, немецкое. Ни тот, ни другой не пили крепких напитков.

–  Знаешь, что меня удивляет?
– растянул губы в улыбке Всеслав.
– Брат у тебя увлекался подземными путешествиями, а ты ни разу с ним не попросился. Неужели совсем неинтересно?

–  Совсем, - буркнул Проскуров.
– Идиотская забава! Темень, вонища, грязь… Меня от подземелий воротит. Помнишь, нас обучали передвигаться по городским коллекторам и тоннелям, кабели различать, какой куда ведет, подключаться к линиям связи, обесточивать объекты? Поверхностно обучали, но мне хватило, чтобы зарок себе дать: под землю - ни ногой. Не мое это! Кто-то не любит с парашютом прыгать, а я - под землю спускаться. Словно живым в могилу лезешь! От такого развлечения крышу сорвет, оглянуться не успеешь.

–  И Олег тебя с собой не звал?

Эдуард поднял глаза, прищурился.

–  К чему ты клонишь? Говори без обиняков. Какие недомолвки могут быть между старыми товарищами?

–  Да ни к чему, это я так, болтаю.

Проскуров снова потянулся за сигаретой, опомнился, чертыхнулся. Спросил:

–  Ты запись прослушал?

–  Ага. Только мало что понял. Туманные намеки вместо ясности.

–  Глупо все. И страшно, как в кошмарном сне! Хочешь проснуться, а не получается. Хреново мне. Ох и хреново!