Московский лабиринт. Дилогия

– И Рыжий? – уточнила я, наивно хлопая ресницами.

Это становилось почти забавным. Он, действительно, рассчитывает так запросто меня обработать? Что называется, «промыть мозги» в дружеской беседе. Нет, на дурака не похож. Какой-то козырь у него должен быть. Пока что, он развлекается. «Чешет» по шаблону, не задумываясь, а сам не спускает с меня глаз – будто хочет насквозь увидеть.

Алан засмеялся:

– Я же говорил, некоторые иллюзии трудно преодолевать. Так часто бывает. Великих реформаторов современники не ценят. А потомки – ставят памятники. Анатолий Борисович делает всё, чтобы экономика бывшей России стала эффективной. Многие предыдущие правители любили рассуждать об этом. А он не только говорит, но и делает.

Ну вот. Наконец, прорезалось словечко «бывшая».

Уловив что-то в моем взгляде, американец посерьезнел:

– Да это тяжело. Порой, это больно. Я сам искренне переживаю за великий русский народ. Но это – необходимые временные меры. Через несколько лет вы не узнаете эту страну.

Уже и сейчас не узнаю. Представляю, что будет еще через несколько лет.

– Я давно знаком с Анатолием Борисовичем. У него есть одно качество, уникальное для политика, – продолжал ораторствовать Алан, – Да, он не популист. Но он всегда выполняет обещания. Помните, как быстро удалось навести порядок в Воронеже?

Комната слегка качнулась вокруг меня. Изображать наивность вдруг стало тяжело. Невыносимо…

Воспоминание. Мучительно-яркое…

Огромное, чуть припорошенное снегом поле. Вмерзшие в землю тела – по всему полю… И где-то среди них – трое самых родных и близких… Я искала. Вглядывалась в изуродованные лица. Кровоточащими пальцами разрывала мерзлую землю. Слепла от слез.

Не нашла…

Рыжий выполняет обещания…

– … Явные позитивные сдвиги, – будто через вату доносился голос Алана, – Население больше не ощущает нехватки продовольствия. С этим нельзя спорить. Это факты…

Да, Тула – сытый город. Почти, как Москва перед войной. Здесь хватает ярких витрин. Сюда не допускают беженцев. Но я знаю, что стоит отъехать километров на триста-четыреста…

Лишенные света и тепла, полумертвые города. Убогие деревни… И тощие ребятишки вдоль обочин автомагистралей – каждый раз, когда проходит натовская колонна. Они ждут. Иногда им везёт и миротворцы начинают швыряться монетами.

Однажды я тоже ждала у обочины. Я была старшей в кампании таких же замурзанных существ. Нам не повезло. Самые добрые и щедрые – немцы. А в тот раз, мы нарвались на литовцев. В детей полетел град пустых бутылок. Литовцы хохотали, тренируясь в меткости. Один из мальчиков, лет шести, не сумел увернуться. Упал с разбитой головой.

Я взяла камень и у поворота догнала ту машину. Швырнула булыжник в их рожи… Не промахнулась. И отсиживалась в канаве, пока над головой свистели пули…

– … конечно, миротворческий контингент сыграл свою роль в борьбе с анархией. Но сейчас обстановка стабилизировалась. И пытаться раскачивать её – безумие.

Я подняла голову:

– Стабильность? Да, на кладбище всегда спокойно…

Глава 2

– Жаль, Татьяна, что у нас не получается разговор, – менее задушевным тоном констатировал Алан, – Наше сотрудничество было бы полезным в первую очередь для вас.

Странно, но в глазах его мелькнуло что-то вроде удовлетворения.

Я вдруг поняла. Он не зря языком молол. И про выдающиеся способности Рыжего. И про остальное… Он знал, обо мне куда больше, чем казалось вначале. И ждал, что я сорвусь. Пусть в мелочи… Как опытный кукловод, дергал за нужные ниточки. Словно, готовил меня для роли в будущей пьесе и хотел узнать, на что эта кукла пригодна.

А я поддалась, как дура. Наивная дура. Или это кофе так действует?

– Что вы понимаете под сотрудничеством? – осторожно уточнила. Может, еще удастся потянуть время.

Американец прищурился и в этот раз обошелся без долгих предисловий:

– Например, мне интересно было бы поговорить о системе «Стилет».

Будто январский ветер пронесся по комнате. Вот оно… Алан наконец-то выложил козырь. Они знают. Михалыч что-то успел сообщить в штаб. Информация дошла до предателя. Значит, шансы уцелеть практически нулевые. Они будут резать меня на куски, пока не вытряхнут всё.

Я улыбнулась, хотя это было нелегко:

– Как вы сказали? «Стилет»? Первый раз слышу…

Алан покачал головой:

– Враньё вам не идет.

Медленно встал, подошел к окну и проговорил, задумчиво глядя на багровеющее закатное солнце:

– Жизнь – суровая штука, Татьяна. Очень печально, что она бывает сурова даже к таким красивым девушкам.

Обернулся и посмотрел на меня с легкой грустью:

– Наверное, думаете, что я собираюсь отдать вас этому мяснику Фатееву? Нет. Он убьет вас еще до того, как получит хоть какую-то информацию.

Алан засунул руки в карманы брюк и прошелся по комнате:

– Существуют более действенные методы. Например, специальные наркотики, развязывающие язык. Признаюсь, тоже не слишком надежное средство. И с массой побочных эффектов. Куда более полную информацию можно получить с помощью… ментосканирования.

Я судорожно сглотнула.

Он приподнял бровь:

– Вам надо объяснять, что это такое?

Да, нет, можно было не объяснять. На Украине такое уже использовали. Но американец все же уточнил, с леденящей дотошностью:

– После двух сеансов ментосканирования – люди теряют рассудок, после четырех – превращаются в растение. Вы хотите умереть героиней, Татьяна? Вы будете жить идиоткой. Пускать слюни и испражняться. Не вызывая ничего, кроме отвращения. А главное, совершенно напрасно, потому что из ментограмм можно узнать практически всё.

Пожал плечами, задал риторический вопрос:

– Неужели вы этого хотите?

Отвернулся. И вдруг произнёс неожиданно мягко:

– Я тоже не хочу.

Снова сел в кресло напротив. Попробовал рукой кофейник:

– Остыл. Заварить для вас свежего?

– Не надо, – голос у меня предательски дрогнул.

– Считаете меня негодяем?… Да, я знаю про Воронеж, про вашу семью… Простите. Не было другого способа вас разговорить.

В глазах его не чувствовалось фальши. А может, у меня не хватало умения её различить.

Он кашлянул:

– Я – не зверь. Я – обычный человек.

Извлек из бумажника фотографию смеющейся темноволосой девицы на фоне двухэтажного дома:

– Моя дочка. У неё русское имя. Настасья. Всего на год старше вас.

Спрятал бумажник. Достал из кармана плоскую коробочку, нажал что-то, положил рядом с собой на столе:

– Теперь нас никто не услышит.

Интересный поворот.

– Мы должны помочь другу-другу. И это не пустые слова «доброго» следователя. Чтобы вы поверили, я кое-что расскажу. То, чего следователи обычно не говорят.