Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

Лёха выругался ещё раз. Связи с первой группой бомбардировщиков, как обычно, не было, и, кроме покачивания крыльев, ни о каких командах речи не шло.

— Штурман, стрелок, — на этот раз явно нервничая, Лёха запросил по СПУ официально, — смотрите в оба, похоже, наши пулемёты — единственная защита.

— Алибабаич, готовься крутить свою шарманку! — скомандовал он.

Конструктор самолёта Туполев, стараясь выжать максимальную скорость, сделал верхнюю огневую точку скрытой и со сдвижным колпаком. Установленный Лёхой крупнокалиберный «Браунинг» вместо Дегтярева авиационного, смонтированный в закрытой турели с разбитого «Протеза», давал приличную огневую мощь, но взамен занимал всё доступное пространство. Зато теперь мелкий Алибабаеич, извернувшись под громоздким пулемётом, мог крутить его во все стороны.

Остальные самолёты звена такой доработкой похвастаться не могли и стрелок сначала сталкивал против потока воздуха прозрачный колпак, затем двигал на специально сваренных салазках пулемёт назад по ходу движения и фиксировал его в рабочем положении на турели. Как ни старался стрелок, назвать такое приготовление хоть сколько-нибудь быстрым было невозможно. И потом голова стрелка в шлемофоне и очках торчала в набегающем со скоростью триста километров в час потоке воздуха, пока он пытался высмотреть приближающийся самолёт противника и попасть в него. Из-за глубокого размещения турели пулемёт не мог стрелять прямо назад, так что лётчику приходилось помогать стрелку, вовремя поворачивая самолёт в нужную сторону.

— Пулемёт готов! — доложил стрелок.

— Добро, кричи, если нужно подкорректировать курс, я подрулю, — ответил Лёха, понимая, что дальнейший успех зависел от их слаженной работы и удачи.

Лёха вёл самолёт плавной змейкой, вращая головой, словно на шарнире, и несколько увеличил дистанцию от лидировавшего их тройку СБ Острякова. Он напряжённо вглядывался в небо, стараясь заметить приближающиеся самолёты противника. Пара «мессеров», чьё поведение не оставляло сомнений в их принадлежности, оставив возвращающуюся группу, перевернулась через крыло и пошла в крутое пике, нацелившись на его замыкающий строй самолёт.

— Командира, мессеры, пара от солнца, — раздался тревожный голос Алибабаевича по внутренней связи.

— Понял, — ответил Лёха, не отрывая взгляда от зеркала, где стремительно увеличивались силуэты приближающихся «мессеров». Сжав зубы и выдержав нужное время, он резко дал левую ногу, крутанул штурвал и сбросил обороты моторов. Самолёт резко вильнул влево и на секунду словно застыл в воздухе.

На расстоянии ста метров от него пронеслись трассеры — противник промахнулся, и разогнанные в пикировании «мессеры» проскочили вниз. Пара очередей с нижней огневой точки из Дегтярева громко «пукнула» вдогонку уходящим истребителям. Лёха дал полный газ, и самолёт потянулся вперёд, догоняя слегка ушедшие вперёд бомберы и восстанавливая место в строю.

— Штурман, стрелок, — снова скомандовал Лёха, — смотрите в оба за «мессерами».

Минуты три-четыре ничего не происходило. Лёха внимательно следил за парой «мессеров», медленно набирающих высоту в стороне. «Не очень-то и быстро они лезут вверх, видно, ещё пока моторы слабоваты», — подумал Лёха. — «Но с этими бомбами нас сейчас и любой биплан имеет шанс хорошенько трахнуть в извращённой форме.»

— Командира, пара выше и заходит в зад, — доложил стрелок.

— Огонь только при атаке, — дал команду Лёха. — Алибабаич, береги патроны, чувствую, сегодня их понадобится много.

С соседних самолётиков застучали Дегтярёвы, рассыпая патроны в небо.

«Рано и далеко», — думал Лёха. — «Там банки-то в ДА всего по 60 патронов, вот на смене нас и подловят.»

«Мессеры» качнулись в небе, словно отвечая на далёкие трассеры, замерли на секунду и вновь ринулись в пикирование. Ведущий из них нацелился на правый бомбардировщик Николаева — огненные трассеры устремились к соседней машине. Алибабаич дал несколько очередей, пытаясь отогнать назойливого противника от самолёта товарища. Стрелок соседнего самолёта тоже выпустил длинную очередь и замолчал. «Мессер» промчался мимо, уходя вниз и вправо.

Ведомый «мессер», отставший на двести метров, выбрал целью ведущую машину Острякова. Он стремительно приближался и в какой-то момент атаки неосторожно подставил своё светлое брюхо. Расстояние между ним и Лёхиным бомбардировщиком сократилось до метров ста пятидесяти. Лёха дал ногу, заставляя СБшку вильнуть вправо и открывая цель для стрелка. Снова сзади басовито загрохотал хвостовой пулемёт Алибабаича длинной очередью, выпуская боекомплект. Трассеры устремились в сторону «мессера», и часть из них точно угодила в цель, пройдясь по вражескому самолёту. «Мессер» резко дёрнулся и крутанулся влево, выходя из атаки.

— Есть, попала! — восторженно орал стрелок.

В «концерт» коротко включился пулемёт Кузьмича, отчего в эфире на секунду повисла тишина.

— Кузьмич, сколько до порта? — спросил Лёха, возвращая самолёт на курс.

— Восемь минут до подлёта, — ответил штурман. — «Мессеры» снижаются и уходят вправо, на свой аэродром. У одного вижу белый дым, — удовлетворённо доложил Кузьмич, наблюдая результат.

Глава 46

Усатый Карлсон

24 мая 1937 года. Небо над портом Майорка.

Лёха облегчённо выдохнул. «Всё-таки крупнокалиберный пулемёт — это вещь,» — подумал он. Честно говоря, он ожидал, что немцы будут более настойчивыми. «Впрочем, у них тоже всего пара пулемётов винтовочного калибра на борту — никто не хочет подставляться под наши очереди.»

На подходе к порту их встретила лобовая атака итальянских бипланов, буквально засыпавшая их градом мелких, но всё равно очень опасных пуль.

Теперь пулемёт Кузьмича грохотал без остановки. По проскочившим в заднюю полусферу долбил стрелок.

Грохот и вибрация были такими, что Лёха не сразу услышал вопль Кузьмича и только по миганию лампочек осознал, что пора ложиться на боевой курс.

Вокруг появились дымные шапки зенитных разрывов. Несколько раз по фюзеляжу застучали осколки, и самолёт буквально прошёл сквозь чёрный дым.

Кузьмич привычно отсчитывал курс:

— Вправо два… ещё один… назад влево один… Курс.

В это время самолёт Острякова, а затем и второй ведомый Николаев открыли бомболюки и почти сразу высыпали свой опасный груз. Бомбы со свистом устремились к цели. Освободившись от веса, самолёт Острякова, став легче на шестьсот килограммов, начал плавно разворачиваться и уходить вправо с ускорением, как лёгкий блинчик на сковороде. А вот самолёт Николаева, хоть и прибавил в скорости, продолжал идти прямо и со снижением, постепенно отдаляясь от группы.

— На боевом, — отозвался Кузьмич. — Три, два, один… сброс!