Москва атакует

Ночью никто не спал, все знали: утро будет уже не таким, как вчера и позавчера. Полученные радиоперехваты твердили об одном – в пять утра москвичи начнут. Двое пленных это подтвердили – лазили по брошенному кварталу, мины искали. В подвале было людно, человек сто расселись кто где, наверху остались только наблюдатели. Все знали, что москвичи начнут с артподготовки и авианалёта, нет нужды сидеть там. Если этот идиот Зеленцов решит двинуть танки, то их обнаружат намного раньше, чем те выйдут на ударную, бойцы успеют поднять наверх тяжёлое вооружение. Вообще, в последний день вся активность на рубеже обороны стихла, люди старались не выходить без нужды, чтобы не светить позиции, только снайперы-одиночки и разведгруппы уходили в свободный поиск. Возвращались они обычно не с пустыми руками, новостей было много, как и пленных, и перебежчиков. Эфир Оксаны натворил дел, запись убийства генерала Дугина ухудшила положение московской группировки. Сразу же после эфира взбунтовался танковый и мотострелковый батальоны, взбунтовались не по-детски, сев на машины, решили идти на Москву, но сначала придушить нового генерала и, конечно же, убийцу Дугина. Мятеж подавили кроваво, но на это ушла половина ночи. Было сожжено одиннадцать танков, восемь бээмпэ и четыре бэтээра, погибли около четырехсот человек с обеих сторон. К утру остатки мятежных батальонов, два бэтээра, одна бээмпэ и три старых Т-52 вырвались из кольца и сумели добраться до Владимира, где сдались добровольцам Топаза и Вадима. Ещё около тысячи человек тихо растворились в ночи вместе со стрелковым вооружением. В итоге группировка потеряла минимум полторы тысячи активных штыков.

В подвал проскользнула тень, но часовой, стоящий у дверей, знаком показал, что всё в порядке. В полутьме подвала возникло нечто жуткое, которое через минуту превратилось в нечто прекрасное. Бойцы, открыв рот, наблюдали за метаморфозой. Гордая, избавившись от «лешего», подошла к столу, и кто-то тут же поставил перед ней чашку с чаем и тарелку с кашей.

Девушка взглядом поблагодарила бойца и молча начала есть. Ещё двадцать шестого Ольга, отоспавшись после дороги и изучения окрестностей, молча взяла свою винтовку и ушла. Почти двенадцать часов от неё не было никаких известий, и вот теперь, перед самым рассветом, она возникла буквально из ниоткуда. Всем было интересно, но все молчали.

– Патроны кончились, – отодвинув тарелку, произнесла она. – Они через сады пытались пройти, колонна бэтээров восемь штук, около роты бойцов… не перебежчики.

– Скольких завалила? – спросил Борис из темноты.

– Двадцать четыре точно, – спокойно ответила девушка. – Но, скорее всего, есть ещё и раненые, они меня долго по поселку гоняли, пока им не надоело людей терять.

Кто-то присвистнул:

– Брешешь.

Гордая посмотрела в темноту, но, не найдя взглядом сомневающегося, ответила:

– Да мне насрать, веришь ты или нет. Моя задача уничтожать противника. Хорошо, что там минные поля сплошные, они бы, конечно, дальше не прошли. Секрет соседей, на которых я вышла, сказал, что сегодня штурм.

– Да, – коротко ответил Вадим, – ждём через пару часов.

– Сейчас отдохну, пополню боекомплект и снова в поиск уйду.

Вадим покачал головой:

– Нет, у нас самая вероятная зона прорыва, нам нужен хороший стрелок.

Ольга опять покачала головой:

– Я вольный художник, мне на позиции под танковым огнём делать нечего. Мы живём и воюем в одиночестве, патронов дайте и покемарить пару часов, подожду начала и уйду на их территорию. Там, в тылу, от меня будет больше пользы.

– Хорошо, Гордая, – решил Вадим, – тебе дадут патронов и еды, поспать можешь здесь, – он указал на свою койку.

Это была единственная кровать, её бойцы для своего командира притащили, остальные спали на смарадёренных матрасах.

– Мне теперь не скоро поспать доведётся.

– Спасибо, – поблагодарила Ольга.

Она ополоснула лицо из невесть откуда притащенного умывальника, улеглась на пружинную кровать и мгновенно уснула.

Ей не мешал тихий говор солдат или постоянный писк рации. Ольга действительно соврала Вадиму и остальным: она убила не два десятка солдат. Девушка твердо знала, что у противника тридцать восемь двухсотых, причем первый десяток Гордая положила раньше, чем враг понял, что их отстреливают.

Ударная волна едва не выдавила дверь, ведущую из подвала на улицу. Осколок величиной с консервную банку пробил в ней дыру, срикошетил о балку и, к счастью никого не задев, усвистел в темноту.

Илья посмотрел на наручные часы.

– Уже полтора часа, – тихо произнёс он.

Вадим кивнул. Уже полтора часа противник, не прекращая, обстреливал позиции оборонительной линии, в ход пошло всё: минометы, системы залпового огня, гаубицы и даже авиация, которой данный налет обошелся дорого.

– Ещё один штурмовик сбили, – доложил радист. – Истребители из Нижнего подошли. Наблюдатель говорит, что там сейчас такая каша в воздухе.

– Итого восемь, – подсчитал Илья, – ещё пять в воздухе…

– Миг завалили, – огорченно вскричал радист, – падает, пилот выпрыгнул.

– Далеко? – спросил Вадим.

– Наблюдатель говорит, что самолет упал в парке, а пилот должен сесть где-то между остановкой «Парк дружбы» и тридцать второй школой.

– Чёрт, – выругался Буратино, – не мог спланировать поближе к нашей линии, сейчас тот район занимают москвичи, в основном погань всякая, вроде остатков кавказцев и «Чёрной сотни», хотя и добровольцев хватает… первая волна.

– Которая разобьётся о волнорез, – бросил Борис.

– Надо вытаскивать парня, плохо ему будет, – вставая, произнёс Вадим. – Илья, командование на тебе, заместителем Сальвадор останется. Костя, Умар, найдите Никиту, Ивана и… – Вадим на секунду задумался, – и Татарина. Пойдём парня вытаскивать. А ты, – он повернулся к радисту, – выйди на его командиров, пусть дадут пеленг на аварийный маяк. Некогда мне его будет по подвалам искать.

– Нет, Вадим, это твой рубеж, никуда ты не пойдёшь, и я не пойду, старшим пойдет Борис, он тоже город хорошо знает.

Вадим хотел взорваться и послать Буратино, но понял, что тот прав, сейчас от грамотного командования зависит гораздо больше, чем жизнь одного летчика.

– Хорошо, но Борис мне нужен здесь, поэтому главным идёт Костя.

– Есть, – отчеканил Костя. – Разрешите выполнять?

– Торопись. Пеленг на маяк я тебе дам.

– Прощай, командир, – протянув руку, произнёс жизнерадостно Костя. – Ну это так, на всякий случай, – перехватив осуждающий взгляд Вадима, произнёс он.

– Группа, за мной, – скомандовал бывший легионер и побежал вверх по лестнице.

Константин Веселов. Позывной Грустный.

27 июля 2015 г.

Распахнув дверь, Константин не узнал двор, да и город казался незнакомым, словно опять в Грозном оказался: горящие дома, на два квартала вглубь всё изрыто воронками от снарядов, везде дым, гарь и кислый запах сгоревшей взрывчатки. Повсюду валялись обломки мебели, бойцы специально вытащили её наружу, чтобы не было чему гореть.

– Перебежками вдоль дома, – скомандовал Костя. – Умар, ты первый, за тобой следом я, Никита, Ваня и Дахи замыкающим. Идём быстро, укрываемся в воронках, направление движения ко второй свечке, оттуда надо будет пересечь дорогу, это метров шестьдесят, дальше вражеская территория. Добредём до свечки, составим дальнейший план. Всё. Пошли.

Где-то невдалеке рванул снаряд, у всех на секунду заложило уши, а стена дома, который стоял в глубине двора, обвалилась.

До угла добежали одним рывком. Умар замер, выглянул на секунду и быстро спрятался.