Москва-матушка

До запретного часа ему нужно разыскать со­лидную сумму денег, и надо торопиться.

Кончета помогла молодому ди Гуаско встре­титься с консулом Кафы. Антониото ди Кабела принял Деметрио ласково, сразу же прочитал жалобу на консула Солдайи и обещал семье Ан­тонио ди Гуаско всяческую поддержку.

— Я бы хотел, мой дорогой, чтобы ты встре­тился с главным синдиком города,— сказал в конце беседы консул.— Неплохо, если и он узна­ет о самовольстве Христофоро ди Негро. Я ска­жу синьору синдику, чтобы он принял тебя завтра утром.

Деметрио был не настолько глуп, чтобы не понять цели встречи с синдиком. Ему тоже нужно дать по крайней мере не меньше по­ловины того, что дано консулу. Если Деметрио не сделает этого,— отец назовет его олухом и идиотом. Но где взять хотя бы тысячу сонмов?

Это еще не все. Сегодня в доме Кончегы собираются самые знатные и самые богатые генуэзцы на веселую вечеринку. Пригла­шены первые красавицы города, нанят оркестр, будет там и сам ди Кабела. Явиться без денег в такое общество —это значит уро­нить себя в глазах городской знати, бросить тень на светлую фами­лию ди Гуаско. Молодой человек весь вечер носился по городу, по­сещая друзей, но тщетно. Оставался единственный выход — идти к ростовщику. Запретный час приближался, и Деметрио почти бе­гом направился на улицу Семи Святых к известному всей Кафе и за ее пределами ростовщику и меняле Хозе Кокосу.

Только у Хози Кокоса и нигде больше можно взять под залог необходимую сумму, никто, кроме Хози Кокоса, не сможет обме­нять дукаты на рубли или пиастры, на звонкую кафинскую монету, без которой ни жить, ни вести торговлю в черноморских колониях нельзя...

Деметрио прошел по узкой, мощенной плитами улице, которая огибала храм св. Агнессы, и очутился в переулке. В нескольких ша­гах он увидел высокий забор из каленого кирпича. Перед калиткой с толстыми дубовыми дверями висел кусок чугунного баллистера, рядом с ним буковая колотушка. Деметрио постучал по баллисте­ру, и вскоре открылось окошечко, проделанное в калитке. Слуга, увидев, что посетитель один, осторожно отворил калитку и провел Деметрио в дом.

Деметрио приоткрыл дверь в комнату. Хозя Кокос сидел за сто­лом. На голову ростовщика была плотно натянута черная потер­тая ермолка, из-под которой свешивались длинные пейсы. Бороден­ка Хози, слегка растрепанная, росла только на подбородке, остав­ляя открытой всю нижнюю губу. Хозя сидел не шевелясь, и ни один мускул на его лице не двигался. Так же неподвижны были и глаза, безучастно смотревшие на стоявшую перед ним пожилую женщину, богато одетую и всю в слезах. В ней Деметрио узнал Джулию — супругу могущественного консула Кафы. Жена Антониото ди Ка- белы, ломая руки, умоляла ростовщика о чем-то. Это было настоль­ко любопытно, что Демо, забыв всякую осторожность, снова при­крыл дверь и прильнул к щели. Теперь он не видел и явственно слышал голос Джулии.

— О, я еще раз умоляю вас, великодушный синьор Кокос, дайте мне только неделю сроку, и я верну вам деньги, видит бог, верну все до последнего аспра. Пожалейте меня, моих детей, мою честь! Умоляю!

Ростовщик молчал по-прежнему, и так же неподвижно было его лицо, как будто эти стоны и просьбы не касались его.

— Скажите, господин, да — и я уйду, я не буду утруждать вас своими слезами. О боже, неужели у вас нет сердца!

Кокос оставался безмолвным. Джулия поднялась, ухватила ростовщика за полу.

— Почему вы молчите? Скажите что-нибудь!

— Что вы от меня хотите? — ростовщик выдернул полу капота из рук женщины, поднялся и прошел в дальний угол комнаты.— Вы хотите разорить и так уже давно разоренного старого человека. Почему я должен спасать вашу честь, если вы сами вспомнили о ней только тогда, когда настал час расплаты! Вы знатная синьора...

— О, пощадите! — застонала Джулия.— Бога ради, не говорите об этом.

— Синьора сама не знает, чего она хочет. Или она хочет, чтобы я говорил, или молчал?

— Скажите только — спасете ли вы меня?

— Нет, и тысячу раз нет. Завтра же ваши векселя я передам суду синдиков, и вам не суметь отказаться от их оплаты.

— Святая мадонна! Да разве я отказываюсь? Повремените только. Недолго, одну неделю.

— Когда-то этому должен прийти конец. Второй год вы обеща­ете мне, а ваш долг растет и растет. Поверьте, синьора Джулия, мне жаль вас, но я не могу ничего сделать. Идите домой и, если су­меете, подготовьте вашего супруга к тяжелому удару. Завтра век­селя будут в суде.

Женщина поднялась, вытерла слезы платком, зажатым в руке, и решительно произнесла:

— Хорошо! Сегодня я уйду из вашего дома, а завтра я уйду из мого мира. Мне не снести бесчестия. Я умру, и вы не получите ни одного аспра.

– Напрасно терять жизнь так рано. Меня это не пугает. Вы в браке с синьором ди Кабела, и векселя имеют законную силу на нашего мужа. Выхода нет — завтра суд.

В голове Деметрио, пока он слушал этот разговор, созрело сме­лое решение. Он резко толкнул рукой дверь и вошел в комнату.

О боже! — воскликнула Джулия и, отбежав в противопо­ложный конец комнаты, закрыла лицо покрывалом. Хозя Кокос, унидев перед собой человека при шпаге, широко раскрыл глаза и прижался спиной к стене. Раскинув руки, он пытался крикнуть слуг. Но от испуга у ростовщика пропал голос, и он только без­шумно открывал и закрывал свой беззубый рот.

Не бойтесь меня, синьор Кокос, я не грабитель. Имею •к < и> — Деметрио ди Гуаско из Тасили. Вот моя шпага.— И Демо положил оружие на стол ростовщика.

Увидев незнакомца безоружным, Хозя пришел в себя и дрожа­щим голосом прошептал:

— Как вы сюда попали? Что вам нужно от бедного Хози

Кокоса?

— Скажите, вам достаточно известно мое имя?

— Если вы сын Антонио ди Гуаско, то я хорошо знаю этого благородного человека,— ответил уже окончательно оправивший­ся от испуга Хозя Кокос.

— Да, я сын благородного Антонио — если не верите, взгляни­те на герб на моей шпаге. А это мой документ.—И Деметрио по­дал Хозе вчетверо сложенный листок бумаги.

Хозя, прочитав бумагу, сказал:

— Я верю вам, синьор Гуаско.

— Могли ли бы вы иметь со мной денежное дело?

— Повторяю — я верю вам.

— Тогда у меня к синьору ростовщику всего две небольших просьбы,— произнес Деметрио, пряча шпагу в ножны,— Во-пер­вых, я прошу вас переписать долги госпожи Джулии Кабела на мой вексель и освободить ее от унижений. Во-вторых, я прошу под дру­гой вексель наличными пятьсот сонмов. И больше я не смею ничем беспокоить вас.