Москва парадная. Тайны и предания Запретного города

Савва Большой и Савва Маленький

Тяжело переживая потерю любимой, Савва Тимофеевич делает попытку вернуться к жене, и она, ради детей, идет ему навстречу. По слухам, узнав об измене возлюбленной, он, запершись в кабинете, написал прощальное письмо и приготовил пистолет. Вот-вот, должен был раздаться роковой выстрел, но вдруг раздался громкий детский крик. И Савва очнулся. Он вспомнил, что в последние дни все в доме ожидали радостное событие — рождение ребенка. Маленький человечек, его младший сын Саввушка, спас его своим криком от безумства. Наутро он с горестью рассказал об этом Марии Федоровне, подарив ей, как память об их несостоявшейся любви, свою предсмертную записку.

Любовь оказалась невозможной. Друзей в своем кругу у него не было. Он презрительно называл своих коллег «волчьей стаей», и «стая» отвечала ему боязливой нелюбовью. Постепенно пришло понимание истинного отношения к нему со стороны «товарищей»: большевики видели в нем всего лишь глупую дойную корову и беззастенчиво пользовались его деньгами. В письмах «искреннего друга» Горького сквозил откровенный расчет. Он по-прежнему требовал денег, денег, денег.

Савва Тимофеевич впал в жестокую депрессию, начал избегать людей, много времени проводил в полном уединении. По Москве и поползли слухи о его безумии. По настоянию жены и матери был созван консилиум, который поставил диагноз — «тяжелое нервное расстройство» и рекомендовал направить «больного» для лечения за границу. После чего он с супругой и личным врачом в апреле 1905 года отправился сначала в Берлин, а затем и в ставший для него роковыми Канн.

В Канне «революционный» шантаж не прекратился. Савва Тимофеевич почти все время молчал, и лишь однажды сказал жене, что и здесь к нему приходил Красин, требовал денег, но он их не дал. Потом помолчал и добавил: «Они меня убьют». Тогда Зинаида Григорьевна посчитала слова мужа результатом его нервного состояния, но после его гибели не раз с горечью вспомнила их.

Тайна смерти Саввы Морозова

В роковой день 13 мая 1905 года, Савва Тимофеевич сделал гимнастику, долго плавал. Он был в прекрасном настроении, спокоен, весел и даже предложил съездить в Монте-Карло «поиграть немного». Он гулял с женой в парке, строил планы на будущее, а после отправился к себе в комнату отдохнуть до обеда. Неожиданно, Зинаида Григорьевна услышала довольно громкий хлопок. Вбежав к нему в спальню, испуганная женщина обнаружила на диване тело мертвого мужа. Рука его безжизненно свисала, рядом с ней на полу валялся пистолет. Окно было открыто, на письменном столе лежала предсмертная записка (бережно сохраненная Андреевой): «Прошу никого не винить». Записка была написана на простом клочке бумаги, без подписи, без даты.

На крик Зинаиды Григорьевны в комнату вбежал врач Морозова, Н.Н. Селивановский и служащие гостиницы, которые и вызвали полицию. Доктор обратил внимание на то, что его пациент лежал в обычной для него позе на кровати с закрытыми глазами. Это удивило его. После расспросов близких и служащих гостиницы было установлено, что никто глаза покойному не закрывал. Врач был убежден, что Морозова убили спящим. Его мнение подтверждают криминалисты и специалисты по баллистике. Они склонны считать, что при таком положении тела, расположении правой руки и пистолета нельзя исключать версию убийства с инсценировкой самоубийства. Зинаида Григорьевна также сделала заявление, что через открытое окно видела удалявшуюся фигуру мужчины в плаще и в надвинутой на глаза шляпе. Он очень напоминал преследовавшего и шантажирующего их Леонида Красина.

Градоначальник граф Шувалов в секретном донесении, направленном в департамент полиции, писал: «… По полученным мною из вполне достоверного источника сведениям Савва Морозов еще до смерти своей находился в близких отношениях с Максимом Горьким, который эксплуатировал средства Морозова для революционных целей. Незадолго до выезда из Москвы Морозов рассорился с Горьким, и по приезде в Канн к нему по поручению писателя приезжал один из московских революционеров, а также революционеры из Женевы, шантажировавшие покойного, который в это время уже был психически расстроен. Под влиянием таких условий и угроз Морозов застрелился».

Однако Зинаида Григорьевна была категорически с ним не согласна и не раз утверждала, что Савву Тимофеевича застрелили революционеры, которые постоянно требовали своего у «друга» денег, т. к. после разрыва с Андреевой Савва престал их финансировать. Л.Б. Красин, главный террорист большевистской партии, несомненно, знал о существовании страхового полиса у возлюбленной Саввы и вполне мог организовать его убийство, после того как не получил денег от самого Морозова. Вскоре после смерти Саввы «долгожданные» деньги оказались у большевиков.

К словам жены и лечащего врача никто не прислушался. Ни французская, ни русская полиция не желали громкого скандала и не были заинтересованы вести затяжное следствие. И вскоре прекратили расследование. Официальной версией следствия стало самоубийство.

Многие обстоятельства этого самоубийства до сих пор не ясны, что породило несколько легенд. По первой, Морозов не смог пережить того, что Андреева предпочла ему Горького, и застрелился. По второй, убедившись, что «дойная корова» революции уходит из-под контроля, террористы попытались заставить Савву передумать. Морозов шантажу не поддался, и тогда последовал роковой выстрел. Поговаривали и о причастности к смерти сына Марии Федоровны Морозовой, и, конечно, жены, которая-де устала терпеть от него унижения и постоянные измены. Газеты также писали, что с прогрессивным промышленником расправилась реакция. Многие авторы советского времени приписывали смерть Саввы Тимофеевича Морозова царской охранке.

Морозовский клан испытывал глубокое унижение: самоубийц не хоронили в освященной земле, и покойника пришлось объявить сумасшедшим. В качестве неоспоримых доказательств были представлены следующие доводы. Во-первых, плохая наследственность. Душевной болезнью страдали многие из клана Морозовых: одна из его сестер не смогла пережить измены мужа и покончила с собой, другая еще в молодости сошла с ума, и ее пришлось поместить в приют, и даже дочь самого Саввы — Мария не избежала этой участи. Следовательно, покойный не мог контролировать свои действия. В газетах тут же было опубликовано сообщение, что у Саввы Тимофеевича за границей произошло помутнение рассудка, и он скончался «в результате сердечного приступа».

Как бы то ни было, но разрешение на погребение на Рогожском кладбище было получено. Морозова привезли из Франции в закрытом металлическом гробу, который, даже не открывали. На похоронах великого мецената А.А. Козлов, тогдашний генерал-губернатор Москвы, подойдя к Зинаиде Григорьевне, которую он хорошо знал и в доме которой бывал, выразил ей соболезнование и прямо сказал: «Не верю я в разговоры о самоубийстве, слишком значимым и уважаемым человеком был Савва Тимофеевич. Потеря для всех — огромная».

В том, что произошло на самом деле, не стал разбираться никто: французской полиции не было дела до русского, русской жандармерии — того, что случилось во Франции. Морозовы же хотели, чтобы эта история поскорее забылась. Все попытки выяснить правду о гибели Морозова решительно пресекла его мать Мария Федоровна, якобы сказавшая: «Оставим все как есть. Скандала я не допущу». По мнению исследователей, все близкие Саввы Тимофеевича были уверены, что он не был самоубийцей, а убит большевиками, но страх расплаты за правду его гибели, страх за детей и внуков не позволяли им открыто заявить об этом. И еще одно косвенное доказательство того, что Морозов не покончил жизнь самоубийством, а был убит: в случае самоубийства страховка никогда не выплачивалась. Тайна смерти Морозова так и не была разгадана.

Многие в Художественном театре искренне горевали о трагической кончине Морозова. Болезнь, а впоследствии смерть Саввы Тимофеевича, по словам Станиславского, «оторвала от театра кусок его сердца». Когда в 1923 году МХТ гастролировал в США, Станиславский рассказывал американцам о роли Морозова в судьбе театра, о его «меценатстве с чисто русской широтой». Американские богачи не могли, по словам Константина Сергеевича, «понять этого человека. Они убеждены, что меценатство должно приносить доходы». Савве Морозову меценатство приносило сплошные убытки, зато давало интерес к жизни, возможность приносить радость.