Москва времен Чикаго

— Да, в «Банда-банк».

— Заметано.

— Тогда — успеха тебе. И до новой встречи.

Дальше, как следователь ни напрягался, кроме отчаянных зевков Максима, записывающее устройство не выдавало ничего.

Но и этот улов был немал. Хотя в записи разговора было много непонятного Ускову, работать уже было с чем. И он немедленно отправился к Виктору Васильевичу, у которого уже находился высококлассный компьютерщик с большим опытом работы.

Похоже, в личной жизни Булановой наступил неопределенный период. С Мягди она встретиться не могла, так как тот продолжал сидеть в следственном изоляторе. А с Петраковым — не хотела. Да и Джевеликяну она обещала, что не изменит ему с мэром. Отсутствие любовников, появившееся свободное время предрасполагали к встречам с подругой. И потому она зачастила, как и в старое доброе время, в библиотеку.

Зинаида тоже рада была этим встречам. Хотя у нее в отличие от Джульетты была семья, но к мужу она давно охладела, а единственный сын Денис был уже взрослым и не занимал много ее личного времени.

Сегодня подруги решили встретиться после окончания работы. Они купили бутылку шампанского, конфет, прихватили из дому нехитрую закуску и расположились в своем любимом закутке, как нельзя лучше настраивавшем на задушевную беседу.

— Тебе не скучно на наших девичниках? — поинтересовалась Зина, стараясь как можно тоньше нарезать вареную колбасу.

— Ну что ты, Зинок, скажешь тоже!

— У нас же нет деликатесов, к которым ты привыкла со своими мэрами и пэрами.

Джульетта беспечно махнула рукой, затянулась сигаретой и выпустила сразу три изящных колечка дыма, которые, одно за другим, повисли в воздухе.

— Не в этом счастье.

— А в чем?

— А хрен его знает. Наверное, в том, чего у тебя в данный момент нет.

— Справедливо! — согласилась Зина. — А я вот мечтаю найти ответ, что же все-таки такое любовь. И не могу найти.

— Ну, это я знаю! — уверенно заявила Джульетта. — Любовь — это когда у тебя не меньше двух мужиков сразу.

Зина фыркнула:

— Ну и… ты все-таки!

— А я не отрицаю. Если в нашей стране каждая свободная женщина до сих пор в глазах общественного мнения проститутка, то мне жаль такое общество.

Зина наконец откупорила бутылку, и теплое шампанское брызнуло из горлышка. Женщины оживились, завизжали, стали дружно чокаться и, перебивая друг друга, пытались говорить одновременно.

Потом они выпили, закусили и только затем продолжили разговор.

— Как говаривал один мой знакомый, — весело говорила Джульетта, — деньги есть — вино и бабы, денег нет — жена и дом. Так что будем гулять, пока можно.

— Будем, — согласилась Зина. — Тем более что никакого контроля за нами сейчас нет.

— Это ты брось, — возразила Буланова. — Контроль за гражданами России сейчас силен ‘ как никогда.

— Откуда?! — искренне удивилась библиотекарша. — Ни налоги собрать с фирм и предприятий, ни бюджет без дефицита слепить некому.

— И тем не менее это так. Причем настоящий контрольный орган в стране один — мафия. Уж она-то не оставит ни одного предприятия, бизнесмена, лавочника, гражданина, которые, занимаясь чем угодно, имеют доход. Я когда работала над одной статьей, собирала материалы в прокуратуре, органах милиции. С Мягди поговорила… Так вот, на смену профессиональным разведчикам к охоте за конфиденциальной информацией приступили профессиональные уголовники. Их интересует все, что может принести прибыль. Мягди мне обычно ничего не рассказывает. Но однажды размяк и слегка раскололся. Так вот, у него в фирме есть отдел шпионажа.

— Это в официально зарегистрированном совместном российско-швейцарском предприятии?!

— В нем самом. У него там и специалист по спецсвязи, и служба контрразведки, и много еще чего интересного.

— А куда же смотрит милиция? — возмутилась Зина.

— Туда, — лаконично ответила Джульетта. — Думаешь, таких, как Усков, неподкупных, в правоохранительных органах табунами?

— Да, — со вздохом согласилась Зина. — Усков — бессребреник. Из породы вымирающих. Так что давай лучше выпьем, а то совсем грустно становится. За державу обидно.

— Вот за нее и выпьем! — подняла бокал Джульетта. — Как там в Священном Писании?

— Пожалуйста, — продвинутая библиотекарша моментально раскрыла «Апокалипсис». — «Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром». Откровение. Глава двадцать два. Стих — семнадцать. Подойдет?

— Вполне. Наливай: возьмем эту воду жизни, хоть и не даром.

Дальше беседа полилась по накатанному руслу. Они говорили, то перебивая друг друга, то ненадолго замолкая, до позднего вечера. И вышли из библиотеки, когда закат уже окрасил в багровый румянец полнеба.

Получив запись разговора Титовко с компьютерщиком, Усков понял, что медлить нельзя. И тотчас направился к Виктору Васильевичу.

Тот ждал его с нетерпением, с трудом сдерживал себя, чтобы не звонить и не торопить. Коротко глянув на Ускова, он сразу понял: добыча есть.

— Так, докладывай.

— Есть запись разговора Титовко с Максимом.

— С Максимом? Кто такой?

— А, — понял свою оплошность Усков. — Я и сам только что узнал его имя: из разговора. Это тот самый, в секретной комнате на даче Джевеликяна, которого я усыпил.

— Понятно. Включай диктофон.

Как только Виктор Васильевич прослушал запись разговора, понял сразу: им вдвоем решение такого вопроса не под силу. Надо идти к Генеральному. О чем он и сообщил Андрею.

— Пора докладывать Александру Михайловичу. Дело слишком серьезное. И дальше мы вдвоем раскручивать его не можем: мы обязаны все сообщить в Федеральную службу безопасности.

— Чтобы они потом сняли «пенки» и хвастались, что раскрыта взлом Центрального банта? — вскинулся Усков.

Виктор Васильевич был не только гораздо старше своего следователя, но и имел большой практический опыт работы в правоохранительных органах. Он-то знал, когда и в каких случаях надо поступать так, а не иначе. Данный случай выходил за рамки компетенции прокуратуры. И в случае малейшего провала операции, им несдобровать. Да и без подключения компетентных органов, без проведения серьезной оперативно-розыскной работы, ведения наружного наблюдения за всеми участниками преступной группировки нельзя было успешно завершить операцию. Поэтому он еще раз возразил следователю. Но теперь твердо и решительно: