Москва времен Чикаго
Шрифт:
Он уже хотел выйти из комнаты, как его взгляд упал на сейф.
— Ты дело Джевеликяна хранил там?
— Да.
— Давай-ка взглянем.
Усков достал ключи от сейфа, подошел к обгоревшему куску железа и попытался его открыть. Но ему это не удалось. Пришлось пригласить пожарных, у которых был надлежащий инструмент.
После долгой возни дверца сейфа наконец поддалась и открылась. Они и тут увидели неутешительную картину: края папок обгорели и обуглились. Однако внутри страницы сохранились целыми. Это была несомненная удача.
Усков, как родное дитя, прижал к себе сохранившиеся в сейфе папки
Александр Михайлович был страшно раздосадован пожаром. И хотя по официальной версии причиной пожара, как ему доложили, стало короткое замыкание, он в нее, естественно, не верил.
Информация к размышлению у него, что называется, была. Ведь он успел рассказать о находке Ускова и о причастности к крупной авантюре Титовко только одному человеку: премьер-министру. И естественно, не мог сейчас не думать о взаимосвязи пожара с получением главой правительства конфиденциальной информации. Хотя сама эта мысль ему казалась кощунственной, исключать ее вероятность Генеральный прокурор все же не мог.
Он долго разгуливал в одиночестве по своему большому кабинету, не зная, что предпринять. Что делать в таких случаях, Александр Михайлович знал. Но уж очень ему не хотелось подводить Николая Николаевича. Он подумал еще немного и все же решил сначала позвонить главе правительства.
Тот словно ждал его звонка и трубку телефона «СК» снял сразу.
— У нас ЧП, Николай Николаевич, — без лишних предисловий сообщил Генеральный прокурор. — Произошел пожар в кабинете следователя Ускова.
Николай Николаевич почему-то не стал спрашивать ни о причине пожара, ни о том, зачем ему, премьер-министру, это знать. Он просто поинтересовался одной деталью:
— И что, все сгорело?
— Все, — подтвердил Генеральный прокурор. — Вся обстановка выгорела. Дотла.
И оба замолчали. Каждый думал о своем и понимал, о чем думает другой.
Премьер-министр, конечно, ожидал сакраментального вопроса о том, не делился ли он с кем-то полученной накануне секретной информацией. Александр Михайлович надеялся, что его собеседник эту неприятную догадку опровергнет. Но Николай Николаевич не торопился этого делать.
И Генпрокурору ничего не оставалось, как поинтересоваться напоследок:
— Надеюсь, у вас ничего подобного не произошло?
Премьер-министр, не без некоего вызова, отпарировал:
— Надеюсь, вы не связываете причину вашего пожара со мной?
— Ни в коем случае. Я просто поставил вас в известность. Возможно, вам это будет интересно. До свидания.
На том они и распрощались, так и не прояснив главного: кто же виноват, и виноват ли, в этом пожаре?
Впрочем, Генеральный прокурор утешал себя тем, что у него все же остался один обвинительный документ против Титовко: запись его разговора в компьютерной комнате на загородной даче.
Спонтанные решения в голове Джульетты появлялись всегда без всяких видимых причин. Вот и на этот раз она вдруг поняла, что ей надо опять ехать к Мягди. Это подсказывало ей сердце любящей женщины. Разум же говорил совершенно иное: нельзя так распускать себя, где твоя гордость и собственное достоинство!
В таких трудных случаях незаменимым советчиком была, конечно же,
Зина. И Буланова направилась в библиотеку.Зина была на работе. Но не в настроении.
Погода сегодня с утра была отвратительная. Подул сильный холодный ветер. Его порывы срывали пожухлые листья, кружили их в воздухе, забрасывали ими редких прохожих.
А потом и вовсе стало тоскливо: ветер принес не только холод, но и противный, хлесткий дождь. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин даже собаку на улицу не пускает. Зина, натура избалованная и изнеженная, предпочитала бы сейчас сидеть не в холодной, неотапливаемой библиотеке, а где-нибудь на загородной даче, в комнате с ярко пылающим камином и пушистым котом, который ласково мурлыкал бы на коленях.
Но всего этого не было, а были надоедливые посетители, которые требовали от нее то книги, то подшивки газет, то прошлогодние журналы, которые неизвестно куда подевались.
Так что Буланова зашла в библиотеку не в самое подходящее время. И Зина, бросив недобрый взгляд и поздоровавшись сквозь зубы, не стала обращать на нее внимания. Ей даже не надо было делать вид, что она занята: работы действительно хватало.
Но и Джульетта не славилась бы своими пробивными качествами, если бы отступала при первой же неудаче. Нет, она понимающе улыбнулась Зине, заговорщически подмигнула ей и, отвернув край длинного кожаного плаща, показала большую бутылку вина.
Зину словно подменили. В глазах появился некий интерес, они заблестели, на губах заиграла довольная улыбка. Она достала из-под прилавка табличку с надписью «Перерыв по техническим причинам» и показала ее всем присутствующим:
— Граждане читатели! У меня перерыв! Прошу покинуть зал!
— А когда можно прийти? — робко спросил кто-то.
— Часа через два, не раньше! Прошу, прошу!
И Зина чуть ли не взашей вытолкнула всех из библиотеки.
Джульетта улыбнулась:
— Распоряжаешься, как в старые добрые советские времена: тогда все закрывались под всевозможными предлогами на перерывы. Не боишься, что редактор выгонит?
Зина беззаботно махнула рукой:
— А где он еще возьмет такую дуру, чтобы за копейки работала? Я все-таки профессионал своего дела, любую книгу с закрытыми глазами на стеллажах найду.
— Что верно, то верно. Одни у нас сейчас жируют, в ваннах с шампанским купаются, а другим и на хлеб не хватает.
— А как пьет рабочий люд? — подхватила Зина, деловито распечатывая бутылку. — На водку еще набирают, она же дешевая, а на закуску не остается. Вот и спивается народ по-черному.
— Да, в генетический код нации закладывается дебилизм и безнравственность. У народа отняли будущее.
— Тебе-то что прибедняться? — возразила Зина. — Вон, каждый раз с вином приходишь. Небось Мягди подбрасывает?
Джульетта рассмеялась:
— Я к тебе как раз по его душу и пришла. Посоветоваться.
В глазах Зины зажегся огонек любопытства. Больше всего на свете она любила вникать в чужие тайны и быть душеприказчиком. Джульетта не раз говорила, что ей бы быть в церкви духовником, да чужие исповеди выслушивать. И сейчас Зина превратилась во внимание, затаила дыхание, чтобы не спугнуть подругу и не заставить ее изменить решение рассказать о своих тайных страстях.
— Тогда выкладывай. Все, как на духу.