Москва

Несколько минут, и мы с Николаем оказались в вагоне, а вокруг нас кипела и бурлила жизнь. Кто успел — захватил полки, кому, вроде нас, повезло меньше — остался на ногах.

— Так всё равно лучше, чем добираться до Кучино на одиннадцатом номере, — пошутил муровец.

Под трамваем номер одиннадцать, подразумевалось идти пешком.

— И далеко ехать?

— Как пойдёт, — неопределённо пожал плечами напарник. — Если на станциях долго стоять не будем, то часа полтора.

— Полтора так полтора, — безмятежно согласился я.

С каждой новой станцией вагон стал постепенно пустеть, появились свободные места.

Пассажиров до Кучино хватало, на перроне станции вышли не только мы одни, и оказались на маленькой базарной площади.

— Ты как — пуговицы не растерял? — спросил Николай.

— Да вроде жив-здоров и всё на месте, — сказал я, похлопав себя по карманам.

— Ну тогда хорошо. А то у моего кореша вот таким макаром наган в поезде тиснули. Такое тогда завертелось — чуть под трибунал не попал.

— Шпалер тоже при мне, — заверил я. — Куда теперь?

— Сейчас, семечек куплю и покажу, — сказал муровец. — Любишь семечки лузгать?

— Да кто ж их не любит? — удивился я, вспомнив как в прежние времена с Дашкой могли щёлкать эту заразу часами. — Давай я куплю тоже?

— На обратном пути ты возьмёшь. А пока я угощаю, — сделал широкий жест напарник.

Николай перепробовал семечки у нескольких торговок и, наконец, выбрав подходящие, купил небольшой стакан, который ему высыпали в свёрнутый из газетной бумаги кулёк. Запуская в него руки по очереди, мы двинулись к кирпичной фабрике.

— Как там у вас наш Бахматов? — спросил Коля.

— Да молодцом, конечно. Только сейчас в командировку уехал во Владикавказ.

Мы вышли к грунтовой дороге и пошагали по ней. Время от времени мимо проезжали гружёные телеги, пару раз прокатил и пассажирский экипаж. Но большинство путников, подобно нам, передвигалось на своих двоих. Пока что это был самый распространённый вид «транспорта».

Признаков города уже не ощущалось, кругом была та самая деревенская пастораль: поля, луг, избушки, раскиданные то там, то сям.

Позади нас загудел клаксон. Мы как по команде обернулись и отошли в сторонку, освобождая путь первому автомобилю, увиденному за всё время, что находились тут. Это была легковушка, пылившая в сторону какой-то деревни.

И всё бы ничего, но я успел краем глаза заметить одного из пассажиров в машине, и увиденное сразу заставило взять меня охотничью стойку: на заднем сидении авто расположился Майоров, а возле него с задумчивым видом восседал худощавый мужчина с густыми бровями над пронзительными глазами, острым подбородком, впалыми скулами и каким-то странным, я бы даже сказал — инопланетным взором.

Ни Майоров, ни его спутник вроде бы не обратили на нас никакого внимания, ни тот, ни другой не обернул голову и не посмотрел в нашу сторону.

Машина довольно быстро обогнала нас и постепенно скрылась из виду, потерявшись где-то среди выстроенных вдоль улочки домов с высокими заборами. Ни дать ни взять Рублёвка образца 1922-го года.

Зато от напарника не скрылось моё напряжение и, толкнув меня локтем, он спросил:

— Ты чего так напрягся-то, словно живого покойника узрел?

— Слушай, а ты не знаешь, чья это машина мимо нас проехала? — вместо ответа задал вопрос я.

— Да бог его знает, — повёл плечами Николай. — У тебя самого какой интерес?

— Ну… — я придумал самую первую и потому нелепую отмазку. — Вроде в машине мужики из ГПУ ехали. А они — народ глазастый. Если тут часто бывают, может видели что-то подозрительное?

— Ты б лучше к ним не лез со своими вопросами, — посоветовал Панкратов.

— А чего так? — сделал удивлённое лицо я.

— Ну, начнём с того, что чекисты вечно секретничают и не особо спешат делиться с нами братом, сыщиком. Если что-то и видели, всё равно мне или тебе не скажут. К тому же, тут у какого-то их большого начальника дача, она под охраной и без спецпропуска тебя к ней на пушечный выстрел не подпустят, — продолжил стращать Николай.

— Думаешь, придётся надеяться только на себя?

— Точно!

— И хрен с ним, мне не в первой. Мне не в первой, — сказал я, не отрывая взгляда от домов, среди которых спряталась дача чекистов.

То, что смерть Евстафьевой произошла недалеко от этого места, вряд ли было простой случайностью. Ну не верю я в такие совпадение. Многолетний опыт, интуиция кричат о том, что это звенья одной цепи.

Отсюда и загадочное самоубийство Игната Евстафьева и предложение Майорова из числа тех, от которых не принято отказываться, а потом ещё и откровенная провокация в мой адрес. И ведь наверняка не последняя.

Но пока у меня нет улик и идти в высокие кабинеты не с чем. Значит, надо копать и копать глубже. Если найду что-то, что поможет размотать клубочек до конца, тогда у меня будет шанс сработать на опережение и выйти сухим из воды. Если обломаюсь… Тогда мяч окончательно и бесповоротно уйдёт на сторону тех, кто играет против меня.

С такими нехорошими мыслями мы с Панкратовым и добрались до того, что прежде было кирпичным заводом.

Тут тоже пахло разрухой. Заброшенные корпуса зияли дырками разбитых окон, местами кладка начала осыпаться, угрожая рухнуть и погрести всё под собой.

— Душераздирающее зрелище, — сказал я, обведя взглядом округу.

— Ну, а что ты хотел, — вздохнул Панкратов. — Говорят, фабрику собираются восстановить и запустить заново. Но когда это будет?

— Надеюсь, что скоро.

— Все надеемся. Полстраны вот так… в забытье и обломках, — Николай поёжился.

— Ничего, Коля. Поднимем страну на ногу.

— Обязательно поднимем. Просто работы… прорва. На части рваться придётся.

Я кивнул. Да, придётся. Неимоверным трудом, бессонными ночами, трудовым подвигом страна воспрянет из руин, а потом… А потом всё это понадобится делать снова, когда к нам сунется новый, страшный враг, подмявший под себя почти всю Европу.

— Кстати, мы уже пришли, — сказал Панкратов.

Он подошёл к краю ямы, очертаниями напоминающей свежевырытую могилу.

Я встал рядом и посмотрел на дно, постепенно заполнявшееся водой.

— Тут её и обнаружили.

— Как это произошло?

— Закопали неглубоко. Мальчишки тут играли, случайно увидели руку. Дальше сам понимаешь. Вызвали милицию, нас…

— Мальчишек опрашивали?

— Конечно. Только женщину ночью закапывали, а пацаны в это время, как понимаешь, дома дрыхли. Так что толку от них никакого.