Москва

— Поверят. Я от себя тоже кое-что добавлю, так что к твоим словам прислушаются, — уверенно заявил я, и эта моя несгибаемая уверенность убедила Тихонова.

— Нищему собраться… — улыбнулся он.

— Вот и подпоясывайся.

Вдвоём мы вышли из корпуса.

Тихонов обернулся в его сторону.

— Даже не знаю теперь, когда и вернусь.

— А есть смысл? — удивился я. — Ты же понимаешь — это не жизнь.

Он хмыкнул.

— Можно подумать, у меня есть выбор.

— Ты правильно сказал: можно подумать. Даже нужно!

Меня сегодня распирало от оптимизма и, кажется, это было заразным.

Тихонов слабо улыбнулся.

— Подумаем…

Договорить он не успел. От стены дома напротив отделилась серая фигура. В руках у неё, а вернее у него был револьвер.

Я потянулся к кобуре и заорал:

— Тихонов, ложись!

Но было уже поздно.

Человек в сером нажал на спусковой крючок револьвера, и пуля, выпущенная из него, вошла туда, где у Тихонова, как и любого нормального человека, находится сердце.

Глава 22

Сомнений не было: Тихонов — убит, в лучшем случае — смертельно ранен. После такого в живых не остаются, я в этом абсолютно уверен.

А серый сразу же, как уложил свидетеля, открыл огонь и по мне.

Ну, сука… Я бросился на землю, перекатился и с положения снизу пальнул в киллера. Стрелял без особой удачи на успех, и собственно не разочаровался, когда так и произошло: убийцу в сером даже не зацепило.

Но хотя бы на какую-то секунду сбил с него спесь. И то хлеб.

Не дожидаясь ответного хода, снова сменил позицию, причём вовремя: на том месте, где я только что был, взметнулся ком земли, выбитый пулей.

Серый выстрелил ещё два раза (оба — мимо), развернулся и побежал. Я бросился за ним.

— Стой! Стой, гад!

Он на бегу обернулся и нажал на спуск, я вильнул в сторону, уходя с траектории пули.

— Стой же, сволочь! Пристрелю!

На самом деле киллер был нужен мне живым, но ему необязательно знать это.

Лопатки на его спине заходили ещё быстрее. Бегать он умел, чувствовалось, что приходится иметь дело с тренированным человеком.

Расстояние между нами увеличилось. Ещё немного, и мне его не догнать.

Я попытался снять его на бегу, прицелился в ноги и нажал на спуск. Револьвер подпрыгнул в руке. Пуля чвиркнула в каком-то сантиметре от серого: надо было взять чуточку левее.

Я сместил прицел, но вместо выстрела услышал сухой щелчок. Осечка, твою мать!

Потом снова осечка и ещё!

Взревев от досады, засунул ставший бесполезным револьвер в кобуру и попробовал выжать из организма всё, на что он способен.

Я догадался, куда держит курс убийца: он явно нёсся в сторону дачного посёлка. Кажется, я переоценил его профессионализм: в такой ситуации я бы старался держаться от своих как можно дальше, чтобы не вывести на них. Хотя, не исключён и другой вариант: этот гад уверен, что его прикроют.

Как бы то ни было, мне надо поймать его до того, как он добежит до дачного посёлка. Молясь не налететь на камень и не потянуть ногу, я усиленно заработал руками и ногами. Вспотевшая спина беглеца становилась всё ближе и ближе, но у киллера будто включилось второе дыхание, теперь он даже не бежал, а почти летел.

Оказался возле высокого деревянного забора, в мгновение ока залез на него и перевалился на ту сторону.

— Ах ты!

Я с разбега запрыгнул на забор, чувствуя себя как на полосе препятствий, схватился за верхний выступ, подтянулся и, как только оказался наверху, сиганул вниз, приземлившись возле каких-то кустов.

Это был ухоженный сад с большим количеством деревьев. Чуть подальше, метрах в ста виднелись контуры двухэтажного дома с тёмными окнами.

Странно, неужели внутри никто не услышал нашу пальбу?

А что самое хреновое, не вижу беглеца.

Я огляделся: по идее прошло немного времени, далеко он уйти не мог. И тем не менее, ничто не выдавало его присутствия.

Тут было тихо и пусто как на кладбище.

В висках зашумело. Ну да, пробежать столько без последствий невозможно. Любой устанет. Я на секунду прильнул спиной к забору, немного отдышался и стал думать, что делать дальше.

Присев на корточки, присмотрелся, ага — есть следы, уходящие к строению. Я пошёл по ним.

Далеко уйти мне не удалось: откуда-то с двух сторон, охватывая меня в клещи, выступили дюжие ребята в тёмно-синих гимнастёрках и фуражках со звёздочками.

— Руки вверх! — приказал один из них, направляя на меня «наган».

— Уголовный розыск! — сказал я.

— Руки поднял, а то мозги вышибу! — не терпящим возражения тоном, продолжил боец.

Судя по гимнастёрке и зелёному клапану на рукаве он был рядовым сотрудником ГПУ.

Похоже, я нарвался на охрану дачи.

— Позовите старшего, — попросил я. — Я из уголовного розыска. У меня во внутреннем кармане служебное удостоверение.

— Что ты здесь делаешь, уголовный розыск?

— А разве вы выстрелов не слышали? Гонюсь за опасным преступником, который перелез через забор и оказался где-то здесь.

— Нам плевать за кем ты гонялся. Сюда можно попасть только по спецпропуску. У тебя есть такой?

— Вызовите старшего! — потребовал я, игнорируя его вопрос.

— Ладно. Омельченко, сбегай, — согласился чекист, с которым я разговаривал. — А ты, уголовный розыск, продолжай стоять лапки вверх. И не вздумай рыпаться — стреляю без предупреждения.

— Ты только сам не дёргайся, — сказал я. — А я пока постою, подожду старшего.

Омельченко сходил к дому и вышел из него с Майоровым. На чекисте была нательная рубаха поверх галифе, на ногах деревянные шлёпки, в которых в тёплое время года бегала половина Москвы.

— Быстров? — вроде непритворно удивился Майоров, но я бы не стал забиваться насчёт этого на спор. — Что вы здесь делаете?

— Расследую убийство гражданки Евстафьевой — жены вашего сотрудника.

— Вы хоть понимаете, где находитесь?! Это особо охраняемая территория и вход сюда строго по спецпропускам. Эти парни, — он огляделся на бойцов, — имеют полное право пристрелить вас на месте. Их даже не накажут, наоборот, похвалят и дадут отпуск.