Мост шпионов. Реальная история Джеймса Донована
Шрифт:
– Я официальный представитель советского посольства, – раздраженно ответил Шишкин. – И если я обещаю вернуть, вы можете не беспокоиться.
Я дал согласие и затем спросил, нельзя ли ввиду ограниченного времени, которым я располагаю, прервать нашу беседу. Я позавтракаю где-нибудь в Восточном Берлине, а тем временем Шишкин мог бы запросить Москву по радио о согласии на мое предложение и мы могли бы закончить дело позднее, сегодня же.
– Сегодня суббота, – ответил он. – Вы предлагаете слишком быстрый план действий. Не сможете ли вы приехать сюда в понедельник в пять часов дня?
Я ответил, что смогу, но
Затем Шишкин задумчиво произнес:
– Итак, они хотят трех за одного!
Я заметил, улыбаясь:
– Один истинный художник всегда стоит больше трех ремесленников.
Он ответил мне самодовольной улыбкой при моем упоминании об Абеле.
– Мне хотелось бы теперь выразить свое личное мнение, – сказал я. – Поскольку Абели теперь утверждают, что они являются гражданами Восточной Германии, а Прайор задержан восточными немцами, то освобождение Прайора, безусловно, избавит Советскую Россию от каких-либо трудностей, когда ей надо будет официально объяснить свою позицию. В противном случае это было бы расценено как проявление чрезмерной заботы о восточногерманском гражданине Абеле.
Он задумчиво кивнул, как будто я подал ему новую идею.
Шишкин спросил, насколько трудно мне было попасть в Восточный Берлин. Я рассказал ему, как проехал, и пояснил, что единственной трудностью было то, что на станции собралась большая толпа. Если мне придется вернуться сюда, добавил я, то я просил бы его избавить меня от стояния в очереди. Он заявил, что очередь обычно бывает на станции только по субботам, но, если она доставляет мне неприятности, он может договориться о предоставлении мне особой привилегии. Почему, спросил он, мое правительство не предоставило в мое распоряжение машину, которая могла бы пройти через «контрольный пункт Чарли»? Я пояснил, что поехал рабочим поездом специально, чтобы остаться незамеченным и не привлекать к себе внимание прессы. Ответ как будто удовлетворил его.
Я вручил Шишкину свою адвокатскую визитную карточку и в качестве дружественного жеста дал ему также свою карточку вице-председателя Управления по делам просвещения города Нью-Йорка. Он внимательно посмотрел на нее и заметил:
– У вас замечательная работа.
Я попросил его карточку, но он с удивлением спросил:
– Разве это необходимо?
Я ответил:
– Нет, но желательно.
Тогда он протянул мне свою визитную карточку, которую я положил в карман. Мы пожали друг другу руки, и я вышел из кабинета»155.
Спустя два дня, 5 февраля 1962 года, Донован вновь посетил советское посольство в Восточном Берлине.
«В семнадцать часов я прибыл в Восточный Берлин и явился в советское посольство. Оно размещалось в большом
здании из белого камня, выдержанном в классическом стиле, в форме невысокой буквы «V». Налево был вход в посольство, а через двор – такой же вход в консульство. Перед зданием стояли советские часовые. Чтобы попасть в посольство или в консульство, надо было нажать кнопку звонка у входной двери.В этот день я пришел в консульство несколько раньше назначенного времени. В приемной находились мисс Абель и кузен Дривс, который одарил меня довольно натянутой улыбкой. По моей просьбе мисс Абель назвала мне по буквам фамилию кузена – «Drews» (по-немецки она произносится как «Дривс»). Она сказала, что ее мать осталась в гостинице, поскольку она до сих пор «страшно нервничает» после нашей встречи в субботу.
– У вас хорошие новости? – спросила она.
Я ответил, что этот вопрос можно будет обсудить только в присутствии секретаря Шишкина.
Внезапно появился Шишкин. Он сухо поклонился мисс Абель и Дривсу, но сердечно пожал руку мне. Затем он, полностью игнорируя моих собеседников, предложил мне побеседовать с ним наедине в кабинете.
Я передал ему короткую записку от главы миссии США в Западном Берлине, где указывалось, что я уполномочен выезжать в Восточный Берлин по делу, которое есть у меня в советском посольстве, и что он полностью осведомлен о цели моего приезда в Берлин. Письмо было написано на бланке дипломатической службы США и подписано американским посланником.
Шишкин стоя прочел вслух записку, затем сказал:
– Хотя я во время нашего совещания в субботу нисколько не сомневался в вашей компетентности, но в таких вещах надо соблюдать осторожность.
– Теперь ближе к делу, – сказал он. – Доложили ли вы своему руководству о нашей встрече? Какие инструкции вы получили?
– Доложил немедленно, – ответил я, – и единственные инструкции, которые я получил, заключались в том, чтобы я встретился с вами, как вы просили, и узнал, какие дальнейшие указания вы получили от своего правительства, если вы получили их вообще.
Шишкин сел за стол и с сугубо официальным видом открыл большой кожаный портфель, заявив, что он получил инструкции из Москвы. В ответ на мой вопрос он сказал, что не будет возражать, если я запишу их текст дословно. Затем он прочел следующее:
«1. Советское правительство, руководствуясь чувством гуманности, согласно обменять Пауэрса на Абеля.
2. Такие гуманные действия с обеих сторон и устранение одного из постоянных источников антисоветской пропаганды должны будут способствовать улучшению отношений между нашими странами.
3. Если американское правительство заинтересовано в освобождении Макинена, находящегося в настоящее время в Киеве, то Советское правительство готово обменять Абеля на Макинена, но обмен Пауэрса и Макинена на Абеля невозможен. Американская сторона должна сама сделать выбор. Если вопрос решится положительно и последует улучшение отношений, то могут иметь место и дальнейшие шаги в этом направлении.
4. Что касается Прайора, то данный вопрос не входит в компетенцию советских органов и может быть разрешен только правительством Восточной Германии. Это можно сделать через г-жу Абель и ее адвоката Фогеля, который уже сообщил Доновану, что их ходатайство было благожелательно рассмотрено правительством Восточной Германии».