Мост в прошлое, или Паутина для Черной вдовы

Гена перевел дыхание, потер протез на правой руке, сделал большой глоток из чашки. Марина молчала. Примерно то же самое он уже говорил ей как-то, да Коваль и сама чувствовала, что кругом неправа по отношению к Хохлу. И почему всякий раз, как только она успокаивалась и начинала относиться к Женьке почти так, как он этого хотел, в памяти всплывали эпизоды жизни с Малышом – и все катилось к черту? Марина понимала – если бы Женька вел себя подобным образом, она ни за что не спустила бы. Он же мирился, терпел.

– Хохол святой, – пробормотала она, и Гена улыбнулся:

– Не святой он. Он просто очень сильно вас любит.

– Все, Гена, хватит. Я не должна эмоционировать сейчас, это непозволительная роскошь – эмоции, – решительно сказала Марина и встала из-за стола. – Идем. Нужно еще столько всего решить…

В это же время в кабинете мэрии Григорий Андреевич Орлов метался из угла в угол и напоминал взбесившегося кабана. Выражения, срывавшиеся с его губ, были явно не парламентскими, более того – половину из них начальник его личной охраны Анатолий Грязнов просто не понимал. Разговаривать «по фене» мэр позволял себе только в минуты вот таких потрясений, как сегодня. Грязнов, как ни силился, не мог взять в толк, как вышло, что машина, ни на секунду не остававшаяся без присмотра, оказалась начинена взрывчаткой, как сдобная булочка – изюмом. Хорошо еще, что с водителем ничего не случилось – только отошел в кафе перекусить в законный обеденный перерыв, как тут и рвануло. И вот теперь шеф требует найти виновных и сменить полностью всю охрану, включая и водителя. И что-то еще такое говорит, смысла чего Грязнов понять так и не может.

Закончив орать и носиться по кабинету, Бес обессиленно упал в кресло и ослабил узел галстука.

– Ты все понял?

Грязнов только кивнул, хотя мысленно уже отправил шефа в далекое пешее путешествие вместе с его параноидальными требованиями. Охранять его уже никто не соглашался…

Когда начальник охраны ушел, Бес обхватил руками голову и застонал. Сейчас уже не было сомнений в том, что ко всему происходящему приложила руку Наковальня – это было в ее стиле, но доказательств не имелось. Да даже если бы и имелись – как он объяснит тем же ментам, что Наковальня по факту жива, и он знал об этом уже давно? И с чего бы вдруг ей нарушать свою конспирацию и начинать охоту на мэра? Нет, к ментам с этим нельзя. Остаются только старые связи. Но и это довольно сомнительное мероприятие, мало того – попахивающее весьма отвратительно. Обратиться за помощью Бес мог только к Боре Еврею, помогавшему Наковальне вытащить из тюрьмы Хохла, – потому что только Боре не нужно было объяснять, как и что. Но вот тут вставал другой вопрос – как объяснить, почему вдруг Наковальня пошла на него войной? С чего бы, с какой радости? Рассказать правду Бес не мог, прекрасно понимая, что на попытку отхватить кусок у собственной родственницы, коей Наковальня являлась, да еще и шантажировать ее ребенком, Боря вряд ли посмотрит благосклонно. Скорее пошлет куда подальше и прекратит все отношения. Значит, нужно как-то извернуться и выдумать правдоподобную историю. И сделать это нужно срочно – потому что скоро уже из кабинета будет страшно выйти, не говоря уже о каждодневных поездках на работу и обратно по дороге через лес.

Бес сорвал галстук и швырнул его в угол, дернул ворот рубашки, не замечая посыпавшихся пуговиц, и нажал кнопку интеркома, вызывая секретаршу. Когда девушка, покачивая обтянутыми короткой юбкой бедрами, вошла в кабинет, мэр прохрипел:

– Кофе и коньяк, быстро!

Секретарша споро скрылась за дверью, а Бес закурил трясущейся рукой.

– Холера дери эту Наковальню! Даже сдохнуть не могла, как все люди! Ну, ничего… в этот раз не вывернется, хорош уже мне мозг канифолить!

Почему-то эта мысль привела Гришку в нормальное состояние, он со вкусом докурил и выпил принесенный секретаршей кофе. Настроение тоже слегка улучшилось, но тут, как назло, позвонила Ветка и разнесла шаткое равновесие вдребезги:

– Вокруг дома толпа журналистов, мне нужно ехать к Алешке в реабилитационный центр, я обещала ему, что сегодня навещу, и не могу выйти.

– Генка что – разогнать не может? – рыкнул Григорий и услышал:

– А он в отпуске, если ты не знал.

– То есть?!

– Ты сам вчера отпустил его на три недели, – язвительно сообщила жена. – И я по твоей дурости теперь осталась тут с Никитой, а он, сам знаешь…

– Все, хватит! – заорал Бес, снова не на шутку взбесившись. – Дурдом какой-то! Ты что – без меня сама ничего решить не в состоянии?!

– Да?! А ты мне тогда зачем?! – мгновенно ощетинилась Ветка. – Это из-за тебя творится кошмар!

– Разводись! Разводись со мной, потаскуха розовая! – не помня себя, заорал он в ответ и вдруг осекся.

Ветка бросила трубку, а Орлов обмяк в кресле. «Зря я это… ох, зря. Как теперь домой ехать? Ведь будет ходить с недовольным лицом, а у меня потом голова начнет раскалываться от ее взглядов». Он почему-то никак не мог забыть старой связи Виолы с Коваль, а особенно его угнетало то, что инициатором выступала как раз его супруга. Эта мысль гвоздем сидела в мозгу, и всякий раз Гришка прикусывал язык, с которого рвались нелестные слова – и вот сегодня сорвался.

Когда он вернулся вечером домой, Ветки там не было.

– Гена, а тебе Бес хорошо платит?

Марина сидела на диване в квартире телохранителя, поджав под себя здоровую ногу, и курила. Гена в спортивных брюках и белой без рукавов майке отжимался от пола на кулаке левой руки, забросив правую за спину.

– Нормально, – процедил он, не прерывая занятия. – А что?

– Да так… Ты не хочешь со мной в Англию поехать? – неожиданно предложила она, и Гена сел на полу, сложив по-турецки ноги.

– Не понял.

– Гена, я подумала… а ведь Бес докопается рано или поздно, кто мне помог. Убивать его, как ты понимаешь, я не собираюсь – зачем мне это? Припугну как следует – и все. Но он будет докапываться до сути – и докопается. И тогда… – она выразительно посмотрела на телохранителя. – Я это не с целью запугать тебя говорю, а потому, что знаю – так будет. И мне не хотелось бы… ну, в общем… Я тебе жизнью обязана, а не в моих правилах не возвращать долги – любые.

– Я подумаю, – серьезно пообещал Гена, и Марина испытала некое облегчение.

Ей на самом деле не хотелось, чтобы этот человек пострадал из-за нее, потому она и предложила вариант с переездом, а работу он и в Англии найдет. Да она же первая его и наймет – к Грегори.

– Что-то долго он не звонит, – пробормотала Марина, переводя разговор.

– Вишнев? Позвонит, не волнуйтесь. У него при упоминании о Жеке поджилки трясутся, – улыбнулся Гена. – И компромат он давно собирает, и поделится – куда ему деваться? Вопрос в другом – вы что хотите с этим делать?

– Я-то? – мечтательно протянула Марина, затягиваясь сигаретой. – Я-то, Геночка, буду держать вашего мэра за причинное место и вот этой самой папочкой с компроматом обмахиваться. Ты только представь…

– Этак вы сможете всем городом управлять, из тени не выходя, – совершенно серьезно сказал телохранитель. – Это же такая возможность.

Коваль изумленно уставилась на него, не замечая, как столбик пепла на кончике сигареты увеличивается и рискует упасть ей на голое колено, открытое чуть разошедшимися полами кимоно.

– Я? Управлять? – медленно повторила она. – Ты это серьезно?

– Почему нет?

– Ну, ты даешь… Да мне эти бумаги нужны с единственной целью – обезопасить себя от дальнейших попыток Гришки зацепить меня чем-то. Все – это единственная цель. И больше меня ничего не интересует. Я возьму их с собой и уеду, а Бесу пришлю копии – пусть попрыгает.

Гена ничего не сказал. Он чувствовал, что в плане Марины существует слабое звено, но пока не мог понять, какое именно. Он знал, что бумаги, которые добыл Вишнев, могли стать опасны для самой Коваль – как только окажутся у нее в руках и об этом догадается Бес. Вот тогда он не будет разбираться, кто она ему – просто наймет человека, чтобы убрал потихоньку. Конечно, он, Гена, постарается не допустить этого, но всего не предусмотришь, и в одиночку корчить из себя Рэмбо можно не так долго. Но если сюда приедет еще и Хохол, то тогда вообще заварится такая каша, что лучше не думать. И ведь еще момент – племянник Марины, Николай. Ветка строго-настрого запретила даже упоминать при Коваль о скандальном интервью Кольки, но кто может поручиться за то, что она не услышит о нем как-то случайно? Жизнь такая непредсказуемая, и за каждым углом подстерегают неожиданности и глупые случайности.