Мост висельников

В ответ на это он ударил меня наотмашь, и стул, к которому я была привязана, чуть не опрокинулся от силы удара, когда моя голова мотнулась вбок. Но это более чем стоило того, чтобы увидеть, как он истекает кровью.

— Теперь все будут говорить, что я жестокий человек, — продолжил Шон, как будто ничего не произошло и по его руке не текла кровь, капая на пыльный пол. — Даже несправедливый, хотя я бы просто назвал себя оппортунистом. В любом случае, я мужчина, который нелегко переносит, когда ему перечат, а вы, ребята, снова и снова перечили мне из-за этого соблазнительного куска задницы.

Я поняла, в чем смысл этого маленького домашнего фильма, и вызывающе подняла голову, когда он снова начал кружить вокруг меня, не позволяя ни малейшему страху отразиться на моем лице на случай, если это действительно был мой конец, и это был последний раз, когда мои мальчики видели меня живой. Я не хотела этого. Черт возьми, мысль о том, чтобы оставить их после того, как мы только что снова нашли друг друга, была особым видом пытки, но в моем нынешнем затруднительном положении я не была уверена, есть ли какая-либо альтернатива такой участи.

— Не поймите меня неправильно. Девушка трахается так, словно была рождена для этого, и я сам тоже поддался ее притяжению. Так что я понимаю вашу одержимость ею, но то, что вы сделали не так, это то, что вы позволили своим членам затуманить ваши мозги. Я знаю, это проблема многих мужчин. Но все равно, это непростительно. Красивая, влажная, жаждущая киска может соблазнить лучшего из мужчин, особенно если к ней прилагаются в качестве бонуса умный рот и симпатичное личико, но все равно не стоит становиться жертвой такой соблазнительной медовой ловушки. И единственное настоящее лекарство от такого недуга — устранить источник проблемы в корне. Вы согласны?

Шон достал из кармана маленький острый нож и придвинулся ко мне поближе, проводя лезвием по моей скуле достаточно легко, чтобы не порезать, при этом он все время улыбался.

— Напомни мне, как ты умоляла меня о моем члене, маленькая шлюха, — промурлыкал он. — Напомни мне, что мне так понравилось в тебе, когда я нашел тебя сломленной и одинокой, желающей умереть только для того, чтобы ты могла попытаться понять, каково это — жить снова.

Мои глаза скользнули по его лицу, черты, которые я когда-то находила красивыми, теперь исказились всем уродством, которое, я знала, таилось в нем. Я больше не могла этого не видеть. Я не могла видеть ничего, кроме монстра, которым он был, и я точно знала, что этому монстру нужно. Власть. Поклонение. Преданность. Эго Шона было его единственной мотивацией во всем, что он делал, а его комплекс превосходства был хрупкой, неглубокой вещью.

— Пожалуйста, — сказала я, мой голос был низким от вожделения, притворное желание грубо покрывало его, когда я облизала губы, как будто даже не чувствовала вкуса крови на них. — Дай его мне, — взмолилась я, и его ухмылка стала шире, как будто он думал, что здесь что-то выигрывает, но мои губы изогнулись в насмешливой улыбке, и я начала смеяться над ним, прежде чем у него появились какие-либо дурацкие идеи о реальности этих слов. — Я вру так чертовски красиво, правда, малыш? — Я передразнила его, и он замер, когда его взгляд скользнул по мне. — Тебе было приятно, когда я стонала, пока ты трахал меня? Три минуты притворялась перед большим, сильным мужчиной, прежде чем кончить самой, в то время как ты пытался убедить себя, что я просто снова кончаю, а не доделываю работу, которая тебе не по силам.

Шон фыркнул, отступая назад и качая головой, как будто отмахивался от моих слов. — Что угодно, от чего тебе станет лучше, сладенькая. Все, что я знаю, это то, что ты всегда была более чем готова раздвинуть для меня свои сладкие бедра, когда бы я ни пришел.

— Это ты был одержим мной. А не наоборот.

— С чего ты это взяла? — выплюнул он.

— Ты последовал за мной сюда, Шон. Ты нападал на меня и моих парней снова и снова, и даже после того, как тебе надрали зад, и ты знал, что остаться здесь — значит умереть, ты не ушел. Это жалко, на самом деле. Маленький мальчик, который пытается переобуться. Но мы оба знаем, что те туфли, в которые ты пытаешься влезть с этим бредом о «большом человеке», слишком велики для тебя. Ты мог бы просто отпустить меня, оставить все это и убежать в горы. Мы бы не нашли тебя, если бы ты убежал достаточно далеко, и ты это знаешь. Но твоя одержимость не позволила тебе этого сделать. Не так ли?

Шон несколько секунд смотрел на меня, затем невесело рассмеялся, прежде чем вонзить маленькое лезвие, которое он держал, прямо мне в плечо.

Я стиснула зубы и подавила крик, который пытался вырваться из меня, когда лезвие коснулось кости, и он наклонился, откидывая мою голову назад за волосы и жестоко крутя нож, пока крик не вырвался из моих губ и садистская улыбка не растянулась на его губах.

— Нам с тобой нужно сыграть в игру, — сказал он, и слюна брызнула мне на щеки, когда он наклонился надо мной, и я оскалила зубы в ответ.

— Я больше не играю ни в какие гребаные игры с тобой, Шон.

— Ту, ту, ту… ты даже не знаешь правил, — запротестовал он, вытаскивая нож из моего плеча и небрежно вытирая мою кровь о подол моей майки ЗМР, пачкая ее, когда из раны потекло еще больше крови по моей руке.

— Тогда выкладывай, — выдавила я, моя грудь быстро поднималась и опускалась, пока я пыталась заглушить боль.

Шон широко ухмыльнулся, снова отталкивая меня от себя и отступая назад, когда он широко раскинул руки и медленно закружился по кругу.

— Возможно, ты заметила, что наше нынешнее местоположение не располагает к слишком большому количеству домашних удобств, — сказал он, прежде чем остановиться лицом ко мне и топнуть ногой по металлическому люку, который глухо стукнул, давая понять, что под ним есть открытое пространство. — Но опять же, я покупал это место не с целью обеспечения какого-либо комфорта.

— Ближе к делу, Шон, мне надоело слышать звук твоего проклятого голоса, — прорычала я, заставляя себя отвлечься от боли в плече, пока я пыталась найти что-нибудь, что я могла бы использовать здесь, что-нибудь, что я могла бы использовать, чтобы поменяться с ним ролями.

Шон рассмеялся, как будто мы были двумя старыми приятелями, подшучивающими друг над другом, и просто продолжил нести свою многословную чушь.

— Ну, ты, наверное, помнишь ту ночь много лун назад, когда я повесил маленького Фокси на мосту в уплату за твою жизнь и жизнь других твоих маленьких игрушек. Помнишь, когда ты настроила против меня одного из моих людей и фактически уничтожила всю мою банду одним ударом, втянув Картель Кастильо в бандитскую войну?

— И что из этого? — Я зашипела, но Шона, казалось, не волновало, что я не получаю удовольствия от его монолога, продолжая бесконечно болтать ради того, что, как я предполагала, было его собственной выгодой.

— После этого фиаско я оказался перед чем-то вроде дилеммы. Были только я и моя милая старая мамочка — упокой Господь ее душу — и у меня не было ни людей, которые последовали бы за мной, ни места, куда можно было бы убежать, где меня никто не станет искать. Это была настоящая головоломка. Тем более что я не собирался оставлять нашу ссору неразрешенной и…

— Что случилось с твоей мамой? — Я спросила, цепляясь за эту небольшую информацию и заставляя его прервать свой продолжающийся бред. Я начала подумывать, что, возможно, мне даже удастся заставить его говорить достаточно долго, чтобы у моих мальчиков был шанс появиться до того, как он продвинется дальше с тем дерьмом, которое он запланировал. И, конечно же, он ответил на мой вопрос, потому что этот засранец просто не мог удержаться, чтобы не слушать звук собственного голоса как можно чаще.