Мост висельников

Я кивнула, чувствуя, как внутри все сжимается от сочувствия к девушке, которая запуталась в нашем мире, и задумалась, жалеет ли она, что вообще попыталась искать острые ощущения во тьме.

— Ты все еще должен поговорить с ней, — настаивала я, и он вздохнул, кивая.

— Думаю, с этим я справлюсь, — согласился он. — Хотя я уверен, что она ни черта не знает о Шоне.

— Попробовать стоит, — ответила я, потому что нам больше было не на что опереться, поэтому я была готова начать с этого.

— Хорошо, — согласился он, и мы вернулись к еде, приняв это рещение, несмотря на то, что над нами нависла сотня оставшихся.

Сейчас имело значение только одно. Нам нужно было найти Шона и покончить с ним навсегда. Потому что здесь меня ждало будущее, которое сияло так ярко, что я с трудом могла поверить, что оно действительно принадлежит мне. Все четверо моих мальчиков наконец-то приняли то, что знало мое сердце с тех пор, как мы были просто детьми, вместе пинавшими песок, гонявшимися за бесконечными волнами под ярко-голубым небом.

Нам было суждено быть вместе. И я стремилась к своему «Долго и счастливо».

После очередной ночи, во время которой врач «Арлекинов» ощупывал и осматривал нас, обрабатывая все раны, мы рухнули на кровать Роуг. Я проснулся всего пять минут назад, на моей талии покоилась нога Джей-Джея, а лоб Чейза прижимался к моему.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что ни один из них не Роуг, пока мои руки блуждали, встречая слишком много мускулов и слишком много членов, чтобы мне это нравилось.

Вместо этого Роуг прижалась к груди Фокса на дальней стороне кровати, и как только я выбрался из братских объятий, в которые был зажат, я планировал украсть ее из рук моего брата и исчезнуть с ней в одной из других спален.

Но затем мой взгляд упал на горло Фокса: синяк там приобрел ужасный пурпурно-синий оттенок, что заставило меня почувствовать яростную жестокость по отношению к гребаному Шону и неловкость из-за того, что я собирался украсть нашу девочку из рук моего брата, когда он выглядел таким чертовски умиротворенным, из-за того, что она свернулась калачиком рядом с ним.

Итак, вместо этого я спустился вниз, сварил себе чашку кофе и теперь сидел во внутреннем дворике у бассейна. Небо все еще было усеяно звездами, но его светлеющий оттенок говорил о том, что рассвет уже близок.

На столе передо мной лежали блокнот и ручка, а на лице застыло кислое выражение. Какого хрена я вообще сейчас делал? Я не писал дерьмовых слащавых любовных писем, как Фокс и Чейз. Но, черт возьми, теперь, когда мне бросили вызов, я должен был написать лучшее письмо, которое когда-либо получала Роуг Истон, и я не собирался отступать.

В данный момент на странице были слова «ты похожа на луну», и чем дольше я смотрел на них, тем более оскорбительными они казались. Ты похожа на большой белый круг в небе, да, блядь, очень романтично, придурок.

Я вырвал страницу, скомкав ее в руке, не желая дальше смотреть на эти дерьмовые слова. Нет, это был не я. Я открою ей свою правду, и она не будет каким-то красивым стихотворением, призванным заставить ее сердце трепетать или что-то в этом роде. Она будет грубой, полной боли и искаженной реальности наших прошлых жизней, сплетенных в одно идеальное целое, которое и составляло нас. Остальные, возможно, и умели говорить, сравнивая ее с летним днем или еще какой-нибудь ерундой, но Роуг была не только летом, светом и всем остальным. В ней была и тьма, она была изрезана изнутри и полна страданий.

Больше всего меня опьяняло желание в ее глазах. Потребность в чем-то реальном, захватывающем и катастрофическом одновременно. В ней была необузданность, которая могла пробудить титанов от их сна с желанием завладеть ею. Она обладала такой гребаной магией, что притягивала меня к себе с первой минуты нашего знакомства, пробудив во мне потребность тоже овладеть ею. Единственный способ почувствовать подобное был с ней. Я испытал все острые ощущения в этом мире, тысячу раз был чертовски близок к смерти, но ничто не заставляло мое сердце биться от страсти и ярости так, как она.

Это был ее дар, и что-то в том, что она находилась в компании всех нас, делало этот дар сильнее с каждым днем, заставляя его расцветать в ней до тех пор, пока она не засияла. И я планировал поддерживать ее сияние до тех пор, пока не останется ни сегодняшнего, ни завтрашнего дня.

Черт, это было здорово. Как я там сформулировал? Я попытался ухватиться за слова, о которых думал, желая изложить их на бумаге для нее, но они ускользали, как песок сквозь пальцы.

К черту, скорее всего, это все равно была просто какая-то ерунда.

Я поднял револьвер со стола, где оставил его, откинул барабан и высыпал пули в ладонь. Я по привычке вставил одну обратно, пальцы двигались по знакомой схеме, которую они повторяли бесчисленное количество раз, пока мои мысли витали где-то в другом месте.

Я крутанул барабан, не глядя, куда попала пуля, вставил его обратно со щелчком, который напомнил мне все те разы, когда я нажимал на спусковой крючок, но смерть так и не приходила.

— Рик? — раздался тревожный голос Роуг, вырывая меня из раздумий, и я вздрогнул от неожиданности, когда она налетела на меня, вырывая оружие из моей руки, тяжело дыша, как будто только что пробежала марафон.

Я позволил ей забрать его, удивленно глядя на нее, когда она попятилась от меня, а ее глаза сверкали от непролитых слез, пока она держала пистолет за спиной. Мое сердце сжалось в груди, когда я понял, о чем она подумала, и покачал головой, поднимаясь на ноги и потянувшись к ней, но она отшатнулась, как будто предположила, что я пытаюсь вернуть пистолет.

— Я просто дурачился, красавица. Я не играл в рулетку, — пообещал я, и это была чистая правда.

Ее горло судорожно дернулось, когда пятки достигли края бассейна. На ней была только моя серая майка, подол которой спускался до бедер, едва касаясь татуировки черепа, заключенного в треугольник.

— Ну же, малышка, — мягко сказал я, опуская руки по бокам. — Ты действительно думаешь, что я брошу тебя сейчас?

— Я не знаю, — призналась она испуганным шепотом. — Иногда мне снится, что вы все ушли, что я просыпаюсь на холодных простынях и понимаю, что никогда больше вас не найду.

— Иди сюда, — прорычал я, но она покачала головой, отступив еще дальше назад, так что оказалась на носочках у края бассейна.

— Осознание того, что ты приставлял пистолет к своей голове снова и снова, и каждый из этих раз мог означать, что ты покинешь этот мир, причиняет мне чертовскую боль, Маверик, — огрызнулась она, в ее взгляде вспыхнул огонь, когда эта необузданность в ней проявилась, и я купался в ее сиянии.