Мост

Поэтому он лежал совершенно неподвижно.

Он по-прежнему не сдвигался с места, когда вдруг резко раздались их голоса, вероятно, потому, что они переключились с мысленного разговора на старый прекси.

— Они нас опередили, — враждебно сказал Дитрини. — Они нас, бл*дь, опередили. Вот почему они не поднимаются.

— Нам нужно взломать поля, найти путь внутрь, — голос Уте уносило ветром, но Балидор уловил нетерпение в её тоне. — Они наверняка держат Мост на нижнем этаже.

Балидор вздрогнул, потом нахмурился.

Внезапно он стал прислушиваться изо всех сил, на мгновение забыв о стрельбе.

— Нам нужно пошевеливаться, пока они не закончили эвакуацию, — добавила Уте, в её голосе по-прежнему слышалось натужное терпение. — Они уйдут, если мы не будем действовать в ближайшее время, Дитрини. Мы не можем позволить себе оставаться здесь дольше. Очевидно, их планы изменились!

— Ты уверена, что Меч покинул отель?

— Да, — ответила Уте, и на этот раз в её голосе явно слышалось нетерпение. — Я уверена. Мы слышали от Салинса, что Меч вошёл в Башню больше часа назад. Он никак не может вернуться сюда. Салинс сказал, что пока что они практически нейтрализовали его.

— Пока что? — Дитрини нахмурился. — Они не убили его?

— Нет, — сказала Уте, и её голос стал твёрже. — Зачем, бл*дь, им его убивать?

Однако Дитрини, казалось, не слушал её.

Балидор мельком увидел его профиль, когда мужчина-видящий повернулся в сторону. Его рот скривился, должно быть, в хмуром выражении.

— Интересно, он привёз её тело с собой? — сказал Дитрини. — Твой Салинс говорил что-нибудь о том, что Меч держит там при себе тело Моста?

— Нет! Боги! — рявкнула Уте, на этот раз откровенно разозлившись. — С чего бы им приказывать нам забрать его, если оно уже у них, чёрт подери? И зачем, во имя всех богов, ему это делать? — её голос сделался ещё злее. — Зачем кому-либо тащить труп на военную операцию? Неужели ты думаешь, что босс настолько глуп? Или просто то, что он такой же грёбаный псих, как и ты, тигруля?

Судя по положению рук, Дитрини упёр их в бока.

Балидору не показалось, что слова Уте его особенно обеспокоили.

— Босс? — усмехнулся видящий Лао Ху. В его голосе звучал юмор, несмотря на скрытую нотку презрения. — Ты уверена, что знаешь, на кого работаешь, сестра Уте?

— Он должен быть боссом, — отрезала Уте. — Он всё ещё был бы боссом, если бы не эта сумасшедшая сука, на которой он женился. Может быть, когда она умерла, он образумится!

— Нет, дорогая, — Дитрини мягко щёлкнул, и в его голосе звучало больше юмора. — Нет, сестра… нет. Он не образумится. Он умрёт.

— Может быть, — ответила она. — Салинс казался менее уверенным.

— Неужели? — задумчиво протянул Дитрини, всё ещё уперев руки в бока. — Он, как и многие другие высокомерные деспоты, на протяжении многих лет верит, что может разорвать пожизненную связь, не установив никакого соединения до смерти супруга?

— Салинс тут ни при чём, — пробормотала Уте. — Это тот, другой. Тень.

— И как именно он собирается это сделать? — голос Дитрини стал угрюмым. — Он действительно в это верит? Или это просто ещё одна мифологическая болтовня от нашего таинственного человека в чёрном? Опять его мистические пророчества о нашем славном конце дней…?

— Он утверждает, что может это сделать, потому что Меч — один из Четвёрки, — сказала Уте. — Он говорит, что пока остальные из Четвёрки живы, он не умрёт. Он утверждает, что пожизненная связь не имеет над ним власти, поскольку он один из Четвёрки.

— И всё же наш Прославленный Меч однажды чуть не погиб, не так ли? Когда он был разлучён со своей парой? Или наш славный пророк не знает об этом?

Уте нахмурилась.

Балидор полностью видел её профиль. Он крепче сжал оружие, когда понял, что теперь ему видна половина лица Дитрини. Он отступил назад, когда женщина повернулась в сторону Дитрини, снова закрывая Балидору обзор.

Она скрестила руки на груди, шире расставив ноги.

— Он действительно чуть не умер, — признала Уте. Она сделала неопределённый жест рукой, но Балидор буквально видел конфликт в её свете и теле. — Я не знаю, как они собираются это сделать, старик. Возможно, сейчас, когда Война активизировалась, всё по-другому. Возможно, есть и другая причина. Я знаю только, что Салинс был уверен, что это можно сделать… и что это связано с двумя другими членами этой Четвёрки.

— Ты надеешься, что он прав? — сказал Дитрини с улыбкой в голосе.

— Конечно, я надеюсь, что он прав! Как и положено любому приверженцу расы!

— Ты верная, да, — смех Дитрини искажался ветром. — Да. Я полагаю, что ты хотела бы быть очень преданной нашему брату, Прославленному Мечу.

Голос видящего Лао Ху стал откровенно насмешливым.

— Я думаю, ты хотела бы подползти к нему на четвереньках, сестра… я прав? Возможно, ты надеешься быть там, когда твой хозяин объяснит Мечу его варианты из числа женщин-видящих, которые снова попадают под его командование. В конце концов, мужчина должен питаться, не так ли? Даже после того, как его сучка-жена, любящая червяков, окажется во власти червей и воронов?

Балидор увидел, что уши женщины покраснели.

Он представил себе, что её лицо должно быть того же цвета, ещё до того, как увидел, что её пальцы в перчатках сжались вокруг рёбер, обхватывая верхнюю часть тела. Она переступила с ноги на ногу, вызывающе вскинув подбородок.

— Ну и что с того? — сказала она. — Разве ты не желал того же, старик? С его женой?

Видящий Лао Ху тихо усмехнулся, положив руку на плечо женщины.

— Да, это так, — подтвердил Дитрини. — Я очень любил её, моя юная сестра… и до сих пор люблю, если только это возможно. Я желаю этого больше, чем могу выразить словами.

Этот низкий смешок вернулся и пополз вверх по спине Балидора.

— …По крайней мере, не заставив тебя покраснеть ещё сильнее, моя прекрасная сестра, — его голос изменился, стал горьким, несмотря на то, что Балидор слышал в его словах более мелодраматическую печаль. — У меня есть свои причины желать снова увидеть Меча живым, дорогая сестра… но боюсь, что «верность» тут ни при чём. Мне тоже было бы приятно видеть, как он умоляет, но, возможно, не совсем так, как ты себе представляешь.

Балидор почувствовал, как его челюсти ещё больше напряглись.

Жалость к себе, которая жила в словах старшего видящего, полная и абсолютная поглощённость собой, стоявшая за ними, вызвали в груди Балидора что-то вроде жара.

Дитрини издал протяжный страдальческий вздох.

— Я не могу описать тебе, как сожалею о кончине моей драгоценной девочки, — сказал он Уте, крепче сжимая её плечо. — Без неё моя жизнь утратила смысл. Я ещё не знаю, что буду делать. Хотя… признаюсь, я с нетерпением жду встречи с её прекрасной дочерью. Я увидел её образ, и моё сердце наполнилось такой радостью, когда я узрел мою драгоценную девочку в этом прекрасном, невинном лице.