Мой ангел-хранитель
Шрифт:
– Я завидую твоей выносливости и силе, Бирта. Я бы не смогла выдержать всего этого, - сказала Сигюн, вытирая слезы ладонью.
– И я уже точно знаю, что не вынесу, если потеряю Локи, я просто не смогу дальше жить.
– Вы не потеряете, Леди. Не потеряете никогда. Младший принц очень любит вас и вашего ребенка, который скоро появится на этом свете. Я думаю, что норны дают ему второй шанс - шанс исправить свою судьбу, посылая ему дитя от любимой, и ради вас он обязательно выберется, - Бирта снова улыбнулась, и улыбка её была так прекрасна и чиста, пропитана добротой, легкостью. Сигюн немного успокоилась, хотя на душе все ещё было мрачно после такой душещипательной истории судьбы, обладательницу которой норны не пожалели.
Этой же ночью Сигюн уснула с трудом, все размышляя, думая о бедной Бирте, о её возлюбленном. Ведь все могло бы быть иначе, нужно было просто сделать шаг в сторону, свернуть с фальшивого пути, выстроенном чьей-то гнусной ложью
С этими мыслями Сигюн провалилась в сон. Моментально в сознании начали выстраиваться нечеткие изображения, которые потом переросли в полноценные картины: Сигюн стоит среди толпы людей, что скандируют какое-то слово. Дева не различает его, оно невнятно слышится в её голове. Сигюн не видит, что происходит в центре толпы, она лишь чувствует, что ей нужно успеть туда, попасть туда и остановить все это. Она бежит, расталкивая людей, пробирается между ними, и когда цель её уже почти рядом, она видит, как стрела поражает юношу, вонзаясь ему прямо в грудь, затем одна, потом другая, третья, и так бесконечное множество, пока все его тело не усыплется ими. Сигюн кричит, выныривает из толпы, бросаясь к деревянному возвышению. Все вдруг затихают, неотрывно глядя на девушку, что подходит к мертвому юноше. Она падает на колени возле его тела, платье её тут же тонет в крови, которая пачкает её нежные тонкие руки. Сигюн дрожит от слез, от непреодолимого страха, хотя она даже сама не понимает, чего так боится. Ванка осторожно переворачивает тело юноши на спину, чтобы взглянуть на его лицо последний раз. Всю её начинает знобить, а сердце устремляется в пятки, когда в лежащем перед ней юноше она узнает Локи, чье лицо теперь бледнее прежнего, а зеленые глаза - стеклянные, и вместо танцующих костров в них догорает лишь последний блик солнца, последнее, что увидел трикстер перед вечной тьмой. Он весь в крови, обездвижено лежит на её руках.
– Нет! Локи! Нет!
– грудь её разрывают рыдание, внутри все горит от беспомощности, от осознания того, что его сердце пронзило стрелой, а её сердце до сих пор бьется…
– Локи!
– с криком Сигюн распахивает глаза и почти подлетает на кровати. С ужасом взирает на темные комнаты, на проплывающую по небу луну, на искрящийся в ночи город за окном, она судорожно хватает ртом воздух, пытается прийти в себя, унимая бешеное сердце. “Все хорошо. Это всего лишь сон.”, - повторяет она, пытаясь согнать ночной морок. Успокаивается, ложится и кутается в одеяло, но заснуть больше не может.
========== Глава 35 ==========
…Наступила середина девятого месяца беременности. Асгард постепенно покидали летние жаркие деньки, но на смену им приходила не менее жаркая и солнечная осенняя пора. Листва на деревьях, однако, все чаще шуршала, волнуемая прибрежным ветерком, океан стал немного прохладнее, а песни соловьев стали слышны все реже. Эти мирные птицы прятались теперь в лесах, сплетая себе теплые гнезда на осень.
Мир Богов ожидало благое известие: Льёсальвхейм был полностью освобожден от нападений вражеских полчищ, мародерства и кровопролития. Почти целых четыре месяца воины Асгарда защищали мир славных альвов, и вот наконец они прибыли домой с победой, приводя с собой страшных преступников, разгромивших полмира. Безо всякого оглашения Суда их, скорее всего, пожизненно упекут в подземелье на вечные страдания. В день прибытия воинства Всеотец объявил вечерний пир в честь прекрасной победы над злостными мародерами, на котором асы восхвалят предводителя и будущего царя Асгарда, Тора, и его верных помощников.
Сигюн, находясь в покоях, слышала перезвон колоколов, улавливала слухом веселые песни, что даже не пели, а чеканили строевые отряды, проходя по улицам. Люди с радостью подпевали им, встречая прибывших и уставших воинов. Где-то были слышны оркестры, целые марши, казалось, что Асгард был весь переполнен радостью, которую народ так долго не испытывал.
Сигюн с трудом поднялась с кушетки, отложила недочитанную книгу на столик, а потом, придерживая большой живот одной рукой, а второй подпирая поясницу, тихонько прошла к раскидистому балкону, чтобы увидеть, как играют солнечные лучи в щитах асгардских воинов, услышать, как ветер забавно разносит строевые песни, раскидывая их звонким эхом по всеми миру.
Она вышла, но вместо сияющих золотом солдат увидела целую толпу в страшных одеждах и масках, разукрашенных по-звериному и дикому. Это пленники идут длинным отрядом под строгим конвоем, их ведут по улицам, чтобы каждый ненавистник смог кинуть им вдогонку камень или острое слово. Мародеры все до одного закованы цепями, их уводят в подземную тюрьму, чтобы никто из них больше никогда не смог увидеть солнца над головой, чтобы навсегда забыл белый свет природы. Сигюн обеспокоенно смотрела им вслед, но беспокойство её было вовсе не об этих жестоких людях, а точнее - нелюдях, а о любимом супруге, который уже почти девять месяцев сидит в хрустальной клетке, там, внизу, глубоко под землей,
и никто не пропускает к нему, никто не дает даже узнать о его состоянии. Сам супруг не давал о себе никаких известий, хотя Сигюн каждый день писала ему письма, отправляла через охранника. Пройти к нему с помощью магии уже не позволяло положение. Сигюн знает, что ещё три месяца прозябать мужу в темном заключении до второго Суда, где ему вынесут окончательный приговор. Девушка до безумия боялась наступления этого дня, она мучительно металась между своими мыслями, которые не давали и не собираются давать ей покоя. Угроза смертной казни все ещё висит над Локи, несмотря на то, что царица уверила, что таковой не будет. Сигюн, однако, не могла до конца перестать пугаться этой мысли, что постепенно лишала её рассудка, особенно по ночам, выстраивая в сознании дикие сны, где её мужа убивают у неё на глазах. Если же Локи упрячут в темницу навечно, то будет для девушки лишь одно самое большое облегчение - сердце супруга будет биться, а он будет дышать.Больше всего дева боится потерять надежду на лучшее, она изо всех сил удерживает её, ускользающую в какие-то мгновения, а потом снова накатывающую волной. Она будто уговаривает её остаться, задерживает ещё на время, лишь бы навсегда не лишиться её. Надежда помогает ей жить дальше, и наравне с этим бережно хранящимся чувством помогает жить и дитя, которое вот-вот появится на свет, встретит солнце, откроет маленькие глазки. Сигюн невольно улыбалась, когда представляла, как она возьмет на руки это крохотное создание, поцелует его мягкую кожу и прижмет к своей груди младенца от безмерно и горячо любимого Локи.
В руках очередная записка, которую он перечитывает несколько раз. Она снова пишет, как любит, как скучает, снова просит его держаться. И вот эти строчки особенно вбиваются в память мага, бросаются ему в глаза: “Я знаю, что ты снова не ответишь, но знаю, что ты обязательно прочтешь. Ты не спрашиваешь, не интересуешься, но я знаю, что тебе не все равно, как я себя чувствую. Хочу сказать, что все в порядке, беременность протекает хорошо. Знаешь, у нас родится очень сильный и бойкий малыш, я несколько раз в день чувствую, как он толкается. Он точно весь пойдет в тебя, Локи.”
И колдун невольно улыбается, когда читает эти слова, и чувствует, как внутри все полыхает огнем. Как же больно ему не видеть её, не чувствовать этого счастья с ней вместе и знать, что она так же, как и он, бессильна, и все, что остается ей, это только ждать. Ждать дня, когда они расстанутся навсегда, будет ли он сидеть здесь до конца дней, либо душа его отправится в Хельхейм.
Локи уже потерял счет времени. Ему кажется, что далекая вечность, с тех пор как он оказался в тюрьме, уже давно позади, и вот-вот настанет последний день его жизни, но здравый смысл твердит, что ещё не прошло даже года с его заключения. Каждый день Локи читает книги, некоторые даже затягивают его с головой, он читает их, чтобы не думать о Сигюн, не думать о появлении малыша. Как только в голове его проскакивает мысль о них, сердце и душа Локи начинают рваться на части, ему хочется кричать, разрывая связки, хочется разбить стекло, опутанное магией, на мелкие осколки, и плевать, что оно обожжет всю руку, если та коснется его. Хочется прорваться к жене, обнять её, увидеть слезы радости на её щеках, сцеловать их заботливо и шепнуть это долгожданное: “я рядом”.
Новая записка - новые клочки измятой бумаги. Отчасти маг понимает, что, порвав её письма, он не заставит себя забыть о ней и легче ему не станет. Но он рвет потому, что уже привык, что здесь нет ничего, напоминающего о супруге, ничего, кроме образа, который всплывает каждый раз, когда закрываешь глаза. Его он точно не способен порвать и выкинуть, как бы не старался.
Колдун слышит шум. Он встает с постели, проходит к стеклу, всматриваясь в дальние коридоры, что ведут к выходу. Там целая толпа разодетых преступников, которых ведет конвой. Свободных клеток много, и мародеров расселяют в каждую, запихивая туда не по одному, а по несколько человек. Они как загнанные звери ютятся в пустой камере с белыми стенами, дикими глазами смотрят на солдат, словно силясь взглядами порвать их на части, но за стеклом они уже не опасны для асов, и выбраться на волю не смогут. Вскоре белый свет камер начнет давить на них, они будут сходить с ума от четырех стен, в которых их заперли навсегда.
Ётунский маг улыбается зелеными глазами, лицезрея, как все новые и новые соседи появляются в подземелье. “Наконец-то, новые сожители”, - думает он про себя, обводя их насмешливым взглядом, а потом поворачивается спиной и вновь ложится на кровать, закрывая глаза, отчаливая в свои мысли, где снова, кроме Сигюн, нет никого и ничего.
Ванка сидит возле камина, ловко управляясь со спицами и толстыми нитями зеленого цвета, связывая из них маленькие носочки будущему младенцу. На губах девы играет легкая улыбка, а на розовых щечках проступают небольшие ямочки, девушка хлопает густыми ресницами, а голубые глаза наполняются нежностью и любовью. Она напевает тихую, заливистую песенку своему ещё не рожденному малышу.