Мой безумный Новый год
Шрифт:
Старый хрыч так и не простил мне, что я обскакал его и уехал с корпората вместе с Ленкой. Не особо спасало положения и то, что никаких серьёзных планов на девушку у меня не было: так парочка встреч с интересным продолжением, и на этом всё. Но Тарасов своё фиаско воспринял довольно болезненно. Тот случай на корпоративе он запомнил, затаил злобу и решил ударить меня под дых в самый неподходящий момент – когда я пришёл к нему с очередным замечанием к рабочему процессу. Вопрос был критичный – те недочеты, что мы выявили вместе с начальником смены, могли привести к травмам на производстве. К очень серьёзным травмам. И поэтому мне нужно было добиться от Тарасова закрытия этого участка и срочного вызова экспертной и ремонтной бригады, чтобы как можно быстрее
– Знаешь, Захаров, если бы да кабы…
– Николай Семёнович!
– Сколько лет работали, всё нормально было, - скрестил он пальцы на своём жирном пузе и окинул меня тем самым снисходительным взглядом, от которого у меня каждый раз пригорало. Точно я был глупый, маленький ребенок, который требовал от умудрённого жизнью родителя очередную невозможную херню. – Хватит уже воду мутить! Что вы всполошились как бабы! Проверка полгода назад была и ничего не нашли. Ты как пришел к нам тебе вечно всё не так, и не то. Мы все стандарты и предписания соблюдаем. Как работали, так и будем работать. Ишь все какие нежные бл**ть стали! Тут тебе не Европа, Кость, и в жопу никто вам дуть не будет и роняя тапки исполнять каждое ваше грёбанное требование! И можешь своим профсоюзом меня не пугать! Ясно тебе, Захаров?!
– Вы понимаете, что там в любой момент может все нахер полететь! Там не только инвалидность можно получить, там вполне возможен летальный исход! Николай Семёнович, это подсудное дело! Это же люди в конце-то концов!! Вы что реально ничего не понимаете??! – я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не перейти на крик. Ну вот нормально же всё объяснил, растолковал по каждому пункту, доказательства привёл. Что ему млять не так-то?!
– Галиев сказал, что всё нормально и можно работать! Значит пойдёте и будете работать!
– Вот пускай ваш Галиев встаёт там и работает, если ему вё нормально!! А не в кабинете отсиживается, как…
«Как и его тупое, трусливое начальство» – едва не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сумел проглотить неуместное с точки зрения субординации сравнение.
– Рот закрыл! Сворачивай свой одиночный пикет и пи**уй делать то, за что мы тут тебе деньги платим! И это вовсе не сотрясание воздуха, Захаров! Свободен!!
А я как стоял на месте, так и остался стоять. И только в голове вихрем кружились картины – что может быть, если я сдамся и оставлю всё, как есть. Как любой из тех мужиков, с кем я тружусь бок о бок уже несколько лет, оказывается придавленным конструкцией весом в сотни килограмм. О том, как на самом деле хрупка человеческая жизнь в сравнении с той техникой, и с теми материалами, с которыми нам приходилось работать. Что даже если ты родился и вырос в суровом краю, если ты с юных лет занят тяжёлым трудом, даже если ты по натуре крепкий, здоровый мужик – твоя жизнь может быть переломлена одним неосторожным движением. Просто из-за того, что твой начальник в конец зажравшийся мудак. Которому гораздо важнее было поставить меня на место и наказать и за историю со смазливой девкой из отдела кадров, чем сохранить человеческую жизнь.
И в тот момент меня прорвало. Я не знаю, куда делись мои навыки дипломатии – в тот момент я о них вообще не думал. А думал я тогда исключительно матом, им же и выражал свою мысль и подкреплял каждый свой аргумент. Мы орали так, что к приемной Тарасова сбежалась половина нашего отдела. Мы орали так, что каждая наша фраза грозила перерасти в настоящий мордобой. И по законам жанра всё это шло к вполне логичному финалу – моему громкому увольнению. Вероятно даже с какой-нибудь нелицеприятной записью в трудовой книжке – я уверен, этот мстительный, старый хрен очень бы постарался мне это организовать.
Но где-то там на небе, судя по всему, на мою скромную персону имели свои более интересные планы. Потому что в один момент Тарасов резко оборвал себя на полуслове и в ужасе уставился на дверь.
Я обернулся и увидел нашего генерального. Ну да, дружба дружбой, но вряд ли Матвеев оценил в полной мере фразу моего начальника про то, как тот «вертел весь наш завод, и наше производство
и рукожопых идиотов, которые на него трудятся», на всем известном месте. И что без него наша шарага давно бы развалилась… М-да, вот последнее заявление, пожалуй, было лишним. Сергей Александрович за такое точно по головке не погладит. Это даже такому «рукожопому идиоту», как я, было понятно.Матвеева у нас на заводе одновременно и уважали, и побаивались. Мужик он был умный, хитрый и хваткий. Именно он после развала союза смог поставить завод «на рельсы», сохранив полный цикл производства, при этом не продав ни одной акции иностранным компаниям. Почему-то за это наши особенно патриотичные мужики пели Матвееву отдельные оды. А ещё я знал, что Сергей Саныч много лет дружил с Тарасовым. Семейные праздники, шашлыки, банька, охота и прочее по списку. Всё наше руководство обычно отдыхало вместе, из года в год держась особняком от остального коллектива. Поэтому тут и к гадалке не надо было ходить, чтобы догадаться, на чьей стороне в этом конфликте будет генеральный директор.
– Фамилия? – коротко спросил Сергей Александрович, кивая в мою сторону.
– Захаров.
– Через полчаса жду в своём кабинете, Захаров.
Глава 45
Не скрою, в тот момент в моей душе промелькнуло некое подобие надежды. Причем не только, что я смогу избежать увольнения, но и что Сергей Александрович всё-таки меня услышит и примет все необходимые меры. Потому что иначе на кой хрен самому генеральному вести разговоры с таким, как я? Зачем ему сообщать мне лично о моём увольнении? Для Матвеева я был слишком мелкой сошкой, чтобы так со мной церемониться. Максимум бы отправил меня в отел кадров.
Ага, к той самой Леночке млять, чтобы по иронии судьбы она лично оформляла моё увольнение!
Но Матвеев не зря занимал свой пост, и не зря пользовался уважением среди наших мужиков. Потому что он действительно меня выслушал, задал ряд уточняющих вопросов и только потом сделал несколько важных распоряжений, чтобы устранить все критические моменты на нашем участке.
После своих сбивчивых объяснений генеральному, что произошло, почему и какие я вижу варианты по исправлению случившееся, я конкретно выдохся. А после скотского поведения Тарасова, увидеть адекватное человеческое отношение, стало для меня подобием какого-то чуда, которое одновременно и окрыляло, и выбивало из колеи.
Матвеев будто был рождён для того, чтобы руководить. Седая густая копна волос, складка, что залегла между бровей, и которая только усиливалась, когда я перечислял все возможные риски для производства, нос с горбинкой и очень умные голубые глаза, что сканировали меня насквозь и одновременно вели в уме какие-то сложные вычисления. А быть может и принимали судьбоносные решения. От него исходила такая мощь, такая спокойная сила, что я только и мог, что глазеть на него в немом восхищении, точно пригвождённый к своему месту. И просто впитывать – каждое слово, каждое его движение, каждую эмоцию, которая мелькала на его лице. Как он чётко отдавал распоряжения и пресекал ненужные разглагольствования нижестоящего руководства. Не повышая голоса, спокойно и твёрдо. Но при не было ни единого сомнения, что никто не посмеет его ослушаться или попытаться что-то утаить по данному вопросу. В тот момент, Сергей Александрович был для меня живым олицетворением того, каким бы руководителем хотел бы я стать через много-много лет. Да пускай даже на этом самом заводе. А что? Как говорится, чем чёрт не шутит. И плох тот солдат, который не метит в генералы.
Пока я мысленно строил свои наполеоновские планы, Матвеев уже расправился со всеми поручениями. Какое-то время он просто молчал.
– Напомни, какая там у тебя профессия по диплому? – наконец поинтересовался он, окинув меня долгим, пристальным взглядом.
– Специалист по металлургии цветных металлов и сплавов.
– Понятно. Ну мозги значит есть, уже не плохо. Управленческие функции тебе, конечно, надо бы подтянуть. Да и ораторское мастерство тоже требует… корректировки, - усмехнулся Матвеев. Вероятно, вспомнил все те матерные выражения, которые я декламировал в кабинете своего начальника.