Мой бывший бывший

— Надеюсь, ты не таскался к Нику, чтобы устроить с ним разборку, — мне аж подпрыгнуть хочется от этой догадки, — Ветров, когда уже до тебя дойдет…

— Нет, это не с ним, — кратко откликается Яр, не давая мне договорить. Ну, уф-ф. Хотя… И чего я психанула? Я ж вчера до ночи с Ником переписывалась. Нет, конечно, вряд ли бы он стал мне жаловаться на психованного бывшего, но наверняка бы как-то это на тональности общения бы в любом случае сказалось.

— А с кем? — спрашиваю и недовольно прикусываю кончик языка. Зачем? Мне ведь не интересно. Совсем!

Ветров морщится, будто припоминая.

— Да задел меня вчера один… Я сорвался.

Я зябко ежусь, забираясь глубже в пальто. Он сорвался.

Как это ни удивительно, но для меня это звучит не радостно. Значит, все-таки я и Ник сильно покачнули самоконтроль Ветрова, а я ведь знаю, что вывести его из себя очень сложно. Он ведь умеет держать мину в любом случае, даже когда внутри его самого может рвать на кусочки от гнева. И то, что он сорвался — ни черта меня не радует. Так ведь и вправду к Нику приедет. Или… Снова ударит по мне. Не кулаком, так возможностями.

— У тебя настроение плохое из-за меня или из-за понедельника? — Ветров будто отчаянно пытается завязать беседу, только говорит почему-то обо всякой ерунде.

— Из-за понедельников настроение может быть плохое, если у тебя рабочее выгорание и работа не нравится, — отвечаю я без особой охоты, — я в Рафарме недавно, выгорать мне рано. И работа меня более чем устраивает. Додумывай сам, чем я недовольна. Ну, или кем…

— То есть это меня ты сейчас боишься? — негромко спрашивает Яр, а мне только хочется спрятать лицо подальше от его цепкого взгляда. Надо же, вроде всего лишь на светофоре глазами мазнул, а рассмотрел ведь…

Боюсь. Это правда. Гораздо сильнее, чем мне бы хотелось.

— Ты ведешь себя неадекватно, — напряженно отрезаю я, — сегодня аж караулил у дома. Да и… Другие поводы для напряжения у меня ведь тоже имеются… Ты считаешь, что нет? В конце концов, уж не в Рафармовском ли совете директоров ты случайно состоишь? И то, что мое рабочее место зависит от твоего нестабильного настроения, меня не радует.

— Я ведь обещал, что не буду тебе вредить.

Я точно знаю, что Ветров не может увидеть меня — он всецело поглощен дорогой, но ощущение его пристального взгляда все равно не отпускает. Ага, обещал он!

— Ну, это пока, — ядовито откликаюсь я, — пока ты не наигрался в хорошего папочку.

— Я не… — Яр снова бросает на меня скользящий взгляд, — ты думаешь, я наиграюсь?

— В мужа же наигрался, — еле слышно откликаюсь я и замолкаю, теперь уже до крови прокусывая себе язык. Слишком много ненужных слов сказано. Уж слишком они предательские — эти слова. Все-таки меня смущает эта деревянность Ветрова, когда он будто в ступоре. Отчаянно силится выглядеть таким, как обычно, будто склеивает себя из осколков, только клей паршивый, и осколки все равно не скрепляются между собой.

А в ответ на эти слова Ветров предсказуемо молчит. Как-то странно молчит, даже не обращая внимания на помигивающий в беззвучном вызове телефон.

— Ты зря волнуешься, — наконец произносит Ветров, когда уже половина пути из Люберец остается позади, — ты понравилась Эду. Он в тебе явно заинтересован. Как в сотруднике, конечно. А с Козырем спорить невозможно. Если ты, конечно, не финансовый директор. А я — все-таки не он. Внутренние вопросы — не в моей компетенции, тут мое мнение особо никому не интересно.

Ну, это пока он во мне заинтересован. Пока я не провалила ему переговоры или как-то по-другому не налажала. Вряд ли пятничная подстава не сказалась на моем реноме, так что…

Нет, это я точно Ветрову не скажу. Лучше красноречиво промолчу, и пусть сам додумывает, в каком направлении ему нужно идти.

Будем надеяться, эта поездка с Ветровым — последнее мое паршивое событие на сегодня.

32. Изыди, бес, не береди мне душу

— Ветров, мы так не договаривались. Останови хотя бы здесь.

Я, уже окончательно потеряв терпение, прихватываю Ветрова за рукав повыше локтя, чтоб точно услышал, хотя… Сложно вообще представить, как можно не услышать с водительского кресла, что тебе там говорят с заднего.

— Если я тебя высажу здесь, ты опоздаешь, — ровно отрезает Яр, — отсюда до офиса десять минут пешком. А рабочий день начинается через семь. Доедем через три. Что выгоднее?

— Тебе-то какое дело до моих опозданий? — ядовито огрызаюсь я, но уже поняв, что он все равно мне не уступит, откидываюсь на спинку кресла, лишний раз обнимая себя руками.

Яр красноречиво молчит, будто подчеркивая, что дело ему действительно есть и прям ужасно его волнует, чтобы я не отклонилась от рабочего графика.

Да чтоб я еще раз поверила ему на слово!

Три станции метро мы проехали, потому что «тут перестраиваться неудобно».

Еще четыре — тут длинные переходы, ты на них время потеряешь.

Остальные… Ну, короче во всех случаях у Ветрова нашелся повод не останавливаться. А выпрыгивать из машины на ходу я не собираюсь. Я у Маруськи единственная мать, второй ей по причине идиотизма первой не выдадут.

Как итог — на переходы я, конечно, времени не потратила. Зато утренних пробок мы собрали целую коллекцию, и сильно пунктуальнее я от того, что предпочла частный транспорт общественному — не стала.

Ладно хоть мы уже подъезжаем, и Ветров уже выворачивает к нашему офисному центру.

У меня смутное ощущение, что Ветров тянет время. Будто есть ему выгода в том, что я останусь в его тачке, будто что-то он намерен мне сообщить, важное, или не очень. Будь это так, коснись он вопросом своего иска об установлении отцовства, заикнись о каких-то своих условиях — возможно, мне бы было проще. Хотя бы эти несколько часов моей жизни прошли не настолько бессмысленно и беспощадно.

Ветров же молчит. Как будто ему губы прошили грубой и крепкой капроновой ниткой. Даже повторное «хочешь что-то сказать — говори» — не помогает. Причем, я могу поклясться — я замечаю, как болезненно он морщится, будто сетуя, что он бы сказал, да не может…

Тьфу-ты…

Надо было в писатели-фантасты идти, раз из нервного дерганья уголка рта могу придумать целую недосказанную мысленную цепочку. Это ведь Ветров. Ветров! Тот самый, что вышиб меня из своей жизни, как только я ему надоела. Тот самый, которому я — нестатусная дешевка, иметь которую в женах для его величества — лютейший позор. Ту, которую можно вышвырнуть «из приличного общества», решив, что мои усилия, приложенные для достижения цели, ничего не стоят.