Мой бывший предатель

Совершаю три круга вокруг длинного фонтана, который не работает. Кирюша довольно улыбается, хохочет.

И моё сердце радуется.

— Ещё, — просит сын, когда я останавливаю машину рядом с собой. Прячу пульт управления. — Ещё разок. Можно?

— Сейчас проверим.

Я присаживаюсь на корточки. Проверяю ладошки сына, его щёчки. На улице холодно, а до дома ещё идти минут пятнадцать. Кирюша только сопливил недавно, не хочу повторения.

— Мамочка! Можно?

Кирилл крутится, умоляет своими тёмными глазками. Я силюсь оставаться сильно, но рядом с сыном это тяжело.

Я почти нахожу в себе силы строго отказать, когда заготовленные слова вылетают из головы. Вспышками взрываются.

В конце аллеи замечаю знакомую фигуру. Савва не замечает меня, стоит боком.

Тело парализует. Всё внутри напрягается. Желание горит. Схватить сына в охапку и убежать подальше. Не позволить мужчине даже заметить Кирюшу.

Смотреть на него.

Не имеет Дубинин на это права.

Не имеет! Он отказался. Он убить хотел. Савва пусть в ад отправляется, а не к моему сыну подходит.

Но по закону…

Он может ведь. Всё может. И общения потребовать, и…

И пойти по общеизвестному маршруту, если рискнёт что-то предпринять.

Не буду я от него бежать.

Пусть Дубинин от меня прячется.

Савва, словно почувствовав моё внимание, оборачивается. Скользит взглядом по парку, останавливаясь на мне.

Мне кажется, я даже на расстоянии вижу, как мужчина напрягается.

Поздно уже бежать.

— Можно, — хриплю, доставая кошелёк. — Покатайся ещё, милый.

— Сам! — сын забирает у меня купюры.

Кирюша ещё ничего не понимает в деньгах. Маленький ещё до этого. Но с радостью платит за всё.

Детские книги обещали, что эта стадия начнётся ближе к трём годам. А Кирюша не любит быть как все. Поэтому уже проявляет первую самостоятельность.

Которая обычно доставляет больше хлопот.

Но я не спорю.

Позволяю сыну учиться.

Выдыхаю, лишь отправив сына кататься. Планирую держать его на расстоянии от Дубинина, если тот рискнёт подойти. Но мужчина не двигается. Беру себя в руки.

Может и не подойдёт. Сейчас мы не в запертом помещении, из которого мне не сбежать. Савве неинтересно. Лишь пытается словить мой взгляд.

«Не подходи» — предупреждаю мысленно.

Не смей.

Савва резко дёргает головой. Как в себя приходит.

И двигается прямиком ко мне.

Глава 7

Меня швыряет из одной эмоции в другую. Пока Савва приближается, нарочито медленно, я прохожу весь путь.

От испуга до лютой злости. От желания бежать до необходимости остаться.

Я нарочито отворачиваюсь от Саввы, фокусирую взгляд на красном джипе. Убеждаюсь, что сын будет кататься подальше, не приближаясь к месту взрыва.

А я точно взорвусь.

— Марьям, — мужчина оказывается рядом. Даже не пытается звучать удивлённым. — Я думал, что мне показалась.

— Дубинин, молю тебя. Поверь, что тебе дальше кажется, и иди мимо меня, — фыркаю, не поворачиваясь. Управляю электромашиной.

— Я не о том. Вчера видел твою мать с ребёнком. Сомневался, мало ли, может обознался.

— Обознался.

Сухо киваю. Я придерживаюсь новой тактики. Никак не реагировать на бывшего мужа. Не потакать его желанию задеть.

В прошлый раз Савва крючки забрасывал. Я их глотала. Тянулась, отвечая, поддерживая диалог.

Пусть ему станет скучно, и он уйдёт.

— Мне сказали, что ты согласилась на работу, — продолжает Савва. — Рад, что мы достигли понимая.

— Будто у меня другой вариант был, — шиплю под нос.

Прямо в лицо Дубинину не заявляю. Потому что — эмоции. Он как вампир впивается в них, по капле выдавливает. Пусть на голодном пайке теперь сидит.

И не хочу показать свою слабость. Что угрозой об увольнении меня так легко сломать можно. Пусть гадает, что по его указке сделал генеральный.

Убедил или надавил.

— Тогда жду тебя завтра в девять, — заявляет Савва. — В моём офисе.

— Я работаю с десяти, — отбиваю, дёргая плечом. — Ради тебя график менять не буду.

— Из-за сына?

— Что?

— Из-за сына с десяти работаешь? Я помню, что ты ранняя пташка, Мара. Даже просилась приходить в офис на восемь.

По телу бьёт холодным воздухом, заставляя поёжиться. Именно этим я объясняю появившуюся дрожь.

Обсуждать с Саввой сына — это отдельный вид пытки. Какой-то изощрённый, болезненный. Отдающий тошнотой.

В горле образовывается ком. Давит, не позволяя прохрипеть короткое «да». Молчу.

Под кожей зудит. Савва живой триггер, поднимающий всё тёмное внутри. Захлёбываюсь старыми чувствами.

Ничерта я не переболела. И не справилась с предательством. Фальшивая маска трескается под напором мужчины.

Я просто сбежала. Стала жить дальше, затолкав всю боль под замок. А теперь она вырывается. Ноет в груди.

Две недели. Мне просто нужно перетерпеть две недели. А потом всё закончится. Отважу Дубинина, дальше буду жить. Дальше затолкаю всё под замок, покрепче.

Я скашиваю взгляд на Савву, проглатываю новую порцию кислоты. Позволяю ей разъедать меня до кости.

Потому что мужчина — он смотрит на моего сына! Внимательно следит взглядом за радующимся Кирюшей.

Сканирует. Изучает. Резко голову поворачивает, когда я увожу машинку в сторону. Не отпускает.

Будто кислород мне перекрывает. Хочется встать перед Саввой, закрыть сына. Не позволить смотреть на него.

Не имеет права! Даже близко стоять не может после того, как хотел убить моего малыша.

Я стою на месте. Держусь. Чтобы не привлекать ещё больше внимания. Пусть смотрит.

Кирюша — моя копия внешне. И я этим горжусь! Рыжеватые волосы, вздёрнутый носик. А глаза…

Мало ли кареглазых по стране? Отцом мог кто угодно стать.