Мой чужой дом

Ошарашенная, я внимательно прочесываю папку «Удаленные», затем «Корзину» – ни одного сообщения от меня.

Я резко отталкиваюсь от стола, встаю и начинаю ходить из угла в угол. Пальцы то сжимаются в кулаки, то разжимаются. Что это значит? Как так получилось?

Я вообще писала чертов роман? Или… воображение разыгралось?

Безумная мысль вызывает у меня смех. Разумеется, писала! И вчера писала. Я жила в нем. Дышала им. Сидела на этом самом месте, добавляла сцены, редактировала, тянула сюжет к концу.

Я написала книгу. И она исчезла.

Мейв. Мысль о ней прогремела в голове как выстрел.

Когда она требовала не рассказывать Фиби о Люке Линдене, в ее голосе звенел металл. Не она ли удалила рукопись?

Ради мужа Мейв сфальсифицировала алиби и смешала мое имя с грязью. На что она способна ради дочери?

В библиотеке я на несколько минут отходила от ноутбука – Мейв успела бы прочитать пару сцен и сделать вывод, что роман публиковать нельзя.

Я с силой прижимаю к глазам ладони. Думай, думай… Может, это Мейв арендовала дом под именем Джоанны с фейкового профиля? Не замешан ли тут ее муж, капитан полиции Стивен Карт? Мысли крутятся быстрее и быстрее, однако логичная цепочка не выстраивается.

Надо поговорить с Мейв. Немедленно.

Я бегу вниз по лестнице, сую ноги в ботинки, сдергиваю с крючка пальто, торопливо продеваю руки в рукава и, запахивая на шее воротник, нащупываю пальцами плотный, мягкий комок.

Черт, что там?

Дом оглашает мой истошный вопль.

Я лихорадочно расстегиваю пуговицы, рву с себя пальто, выпутываю из рукавов руки, толкаю входную дверь и выбрасываю его за порог. Смятая ткань безжизненно падает на крыльцо.

Захлопнув дверь, с колотящимся сердцем, обхватив руками горло, я замираю в прихожей.

К пальто был приколот мотылек – мертвый, со сложенными, усеянными пыльцой крылышками.

Из горла вырывается отчаянный крик, дрожащие ноги подгибаются. Я вжимаюсь в стену – и тут же испуганно оборачиваюсь на непонятный шелест. Никого. Лишь мое всхлипывающее, прерывистое дыхание.

Взгляд скользит по зеркалу – я бледна как привидение. Да и лицо изменилось: скулы торчат, глаза запавшие. Трогаю лоб: нет ли температуры? Нет, холодный.

Кстати, на собрании книжного клуба мое пальто вешала на деревянную стойку Мейв. Не ее ли рук дело? Или кого-то другого из присутствующих? Всему клубу известно о моей моттефобии.

Я зажмуриваюсь. Может быть, это разыгравшееся воображение? В голове один за другим всплывают мои недавние промахи: забытые записи на выступлении в библиотеке, льющаяся вода в ванной, опоздание на похороны, ситуация с якобы запертым на ключ кабинетом…

Я открываю глаза. Ну же, иди! Смелее! Пальцы поворачивают дверную ручку. На ступеньке лежит испачканное пальто. Осторожно, очень медленно я нагибаюсь, словно опасаясь, что оно внезапно оживет. Воротник завернут. Необходимо убедиться, что мне не померещилось. Я поддеваю ткань ногой, присматриваюсь.

Вот он, на воротнике, мертвый мотылек – тускло-коричневые крылышки, черно-розовое тельце. Приколот булавкой в то самое место, где раньше была брошь.

Это не разыгравшееся воображение.

Это реальность.

Глава 32 Эль

– Можешь приехать? – шепчу я в трубку.

– Еду! – Ни колебаний, ни вопросов.

Спустя пятнадцать минут на пороге стоит Фиона с моим пальто через руку.

– Разбираешь гардероб?

Я пячусь в глубину прихожей.

– Взгляни на воротник.

Сестра подносит пальто к глазам и морщится.

– Что за чертовщина?

– Кто-то прицепил это.

– Не болтай ерунды… – Заметив выражение моего лица, она осекается.

– Оставь на улице, – распоряжаюсь я.

Затащив ее в дом, я торопливо рассказываю историю об исчезнувшем черновике. Выпаливаю на одном дыхании – и сама понимаю, насколько нелепо звучат объяснения.

Наконец Фиона вскидывает руки, останавливая мой поток слов.

– Мне надо самой посмотреть. Покажи компьютер.

С наморщенным лбом сестра глядит в монитор, изучая пустые документы, еще недавно заполненные текстом.

– Не понимаю… – бормочет она.

Наконец-то доказательства налицо – другой человек видит то же, что и я.

Покачав головой, она недоуменно произносит:

– Я просто не понимаю…

– Ну и как такое могло случиться?

Мы спускаемся вниз.

Уже сгустились сумерки, но в кухне почему-то чересчур светло – да все чересчур: и стук моих шагов по доскам полов, и тиканье часов, и грохот волн за открытым окном.

Я говорю и хожу, хожу и говорю.

Фиона молча за мной наблюдает.

– Завтра срок сдачи, а у меня нет книги. Даже завалящей главы из книги нет! – В ужасе мотая головой, я перечисляю последствия: – Роман должен выйти летом. Уже назначен выпускающий редактор, разработана программа по выпуску. Команда художников на низком старте, готова заниматься обложкой. Получается, время и деньги потрачены впустую! В издательстве не захотят иметь со мной дела. Разорвут контракт. Я потеряю дом. Да все потеряю!

Сестра тем временем достает из холодильника молоко, потом вынимает из нижнего шкафчика миску. Собирается приготовить горячий шоколад, как когда-то в нашем детстве мама.

– Садись!

Я послушно опускаюсь на табурет. Фиона звенит посудой, высыпает в миску шоколадный порошок, роется в ящичке в поиске деревянной ложки… Это так умиротворяет.

– Как, по-твоему, что вообще происходит? – спрашиваю я наконец.

Мне хочется, чтобы сестра развеяла тревогу своими фирменными язвительными шуточками, но она отводит глаза. Только теперь до меня доходит…

– Ты мне не веришь! – Голос дрожит, я цепенею.

Медленно обернувшись, Фиона внимательно глядит мне в лицо, словно пытается в нем что-то высмотреть.

– Ты думаешь, я сама приколола к пальто дохлого мотылька?! Сама удалила рукопись? – Я вцепляюсь в гранитную стойку так, что белеют кончики пальцев.

После короткой паузы сестра говорит:

– Эль, а зачем? Зачем кому-то делать тебе гадости? – И выжидающе смотрит.

«Потому что я этого заслуживаю», – проносится у меня в голове.