Мой домовой — сводник

Минута, две, три… Мы так доедем молча до моего дома и также молча распрощаемся. А отпускать Веселкина в таком раздрае чувств нельзя ни в коем случае. Я смотрела на него в профиль: ну совсем мальчик, расстроенный, обиженных, сейчас заплачет… Или сломает душку у очков, перекатывая те в ладони на манер четок. Я вырвала очки и положила к себе на колени.

Виктор вздохнул и принялся ожесточенно тереть ладонями щеки. И натер их до красных пятен. В салоне автомобиля, как и на улице, все еще оставалось довольно светло, и я надеялась, что сама не иду, без всяких усилий с моей стороны, вот такими же пятнами.

— Витя, что будем делать? — спросила я наконец.

Он забрал с моих коленей очки, но продолжил рассматривать через стекла затылок водителя.

— Для начала, не станем пороть горячку. Сходим в театр. Ты когда в последний раз смотрела спектакль для детей?

Какое счастье, что он не спросил меня, как мать: когда я вообще последний раз была в театре?

— И не вспомню, — могла ответить я, не кривя особо душой.

— Ну вот, чего тогда отказывать себе в удовольствии…

Он лукаво прищурился, будто не видел меня даже в очках.

— Витя, ты же понял, о чем я!

Мне пришлось повысить голос в конце фразы, чтобы Веселкин вновь стал серьезным.

— А потом я мягко намекну Оле, что для нас это большой стресс, и я не хочу ставить под удар мои отношения с тобой… Ира, — Его голос вдруг сделался железным. — Ты думаешь, она серьезно хочет избавиться от Глеба?

Я опустила глаза. Теперь на коленях лежали мои крепко сцепленные пальцы.

— Я не могу оценивать поведение и мотивы Ольги по одной только фразе. Тебе виднее, что она хочет…

Горячая ладонь Виктора накрыла мой пальцевой сгусток нервов, и я почувствовала, как кольцо впилось ему в кожу.

— Конечно, ты права. Я должен со всем разобраться сам, не впутывая тебя в личные дрязги. Я сделал глупость, притащив тебя в качестве прикрытия… Хотя, — Виктор вновь следил за дорогой вместе с водителем, — не будь тебя рядом, я бы так и не узнал истинного положения дел и подоплеки Олиного желания поскорее меня женить…

— А, может, ты ничего и не узнал, — я чувствовала сердце в самом горле. Коленка тоже нервно дрожала. — Я могла не так ее понять, да и она нервничала…

Господи, это ж ребенок! Мы, глупые взрослые, сейчас наломаем дров, а ему потом аукнется!

— В любом случае, мне нужно будет серьезно поговорить с Костровой. Возможно, ей даже на пользу пойдет плотное общение с внуком. После смерти отчима она сделалась нелюдимой, а я окончательно погряз в его бизнесе. Квартира большая, пустая, я сделаю Глебу детскую… Если меня не погонят поганой метлой, я вытерплю мать три дня в неделю… Ну, а погонят, справится без меня… И Оля останется довольна. Все же с Глебом родная бабушка, а не посторонняя тетка… Виктор снова отыскал мои пальцы и стиснул как в рестлинге. До боли. До хруста.

— Витя! — почти взмолилась я. — Не начинай этот разговор с матерью, пока не поговоришь с Ольгой. Я могла не так все понять…

Господи, сколько раз я должна ему повторить, чтобы он не бежал впереди паровоза. Сколько? До самого дома… Виктор вышел, чтобы подать мне руку. Я протянула в ответ свою и не опустила.

— Ключи, — напомнила я, когда он непонимающе уставился на мою ладонь.

— Ах, да…

Он сунул руку за пазуху и вытащил связку за брелок, но не протянул мне. Секунда, и я услышала за спиной шелест шин отъезжающего такси. Обернулась… На мгновение. Габаритные огни злорадно ухмыльнулись.

— Зачем ты отпустил машину? — спросила я слишком тихо для такого вопроса.

Губы Виктора дрогнули.

— Вызову другую… Потом…

Мы стояли у края дорожки, и моя нога случайно или от неправильных мыслей соскочила с поребрика, но оступиться я не успела — Виктор поймал меня обеими руками и притянул к себе. Между нами застряла сумочка, но она ему не мешала, хоть и упиралась замочком в бедро.

— Витя, мы…

Он жадно схватил мои губы, но я вырвалась и закончила фразу:

— Мы не договаривались…

Шепот срывался на хрип, но я не могла кричать на улице под окнами соседей, как одуревший подросток.

— А разве об этом договариваются заранее? Тогда это называется чуть иначе…

Он уже держал меня на расстоянии вытянутой руки, но горький аромат, источаемый его волосами, продолжал щекотать нос. Ключи звякнули в его руке, и я сделала шаг мимо урны к скамейке. Еще три шага и дверь, а за ней лестница на третий этаж… И свет, там безумно яркий свет…

Я пошатнулась, и Виктор сильнее схватил меня за талию. Один шаг, два… И я справилась с потерянным балансом.

— Продолжения не будет, — сумела я выдавить из себя онемевшими губами за секунду до щелчка замка.

Дверь пищала, но Виктор не отпускал ее, не пропуская меня в подъезд и не оставляя на улице. Я толкнула дверь всей пятерней, выбив из рук Виктора, и прошмыгнула в подъезд, но Веселкин проворно шагнул следом. Я обернулась и ткнулась ему в грудь, которой он тут же притаранил меня к стене.

— Виктор!

Его губы заткнули меня, руки сильнее вжали в стену, но он был мягче, чем дверь, и я оттолкнула его куда легче. Он прижался к перилам. Очки чуть съехали с носа, но Виктор не поправил их, смотрел на меня поверх стекол со странной полуусмешкой.

— Ну что ты ерепенишься? Как маленькая… Диван все еще разобран, я успел подсмотреть днем… Грех не воспользоваться им…

Я сжала губы, и слова полетели в него, точно горох из трубочки.

— Ты уже достаточно попользовался мной сегодня.

Его глаза сузились, но очков он так и не коснулся. Тогда я скрутила с пальца кольцо и протянула дарителю. Веселкин рванулся ко мне так стремительно, что я зажала кольцо в кулак, чтобы он не выбил его из моей руки. Спиной я снова чувствовала холодную стену, плечами — железную хватку его рук, а лицом — обжигающее дыхание разъяренного зверя.

— Ах, вот как…

Если бы наши носы не соприкасались, Виктор бы давно уже потерял очки.

— Пользовался я тобой, значит… — Теперь он сжимал мне подбородок. — Какого хрена тогда ты отвечала на мои поцелуи!

Он уже слишком сильно повысил голос. До жуткого эха.

— Виктор, — я пыталась образумить его, оттолкнув от себя, но Веселкин навалился на меня стопудовым мешком. Я мотнула головой и высвободила из его пальцев подбородок. — Это была часть игры, и ты это знаешь… Дальше играть я не собираюсь. Я не свободна.