Мой друг Иисус Христос

Я

Мне не разрешалось присутствовать на двух первых концертах. Иначе Силье испытает сильный стресс. Но я должен присутствовать на третьем. Причем обязательно. Это очень важно. Марианна поинтересовалась – почему, но Камилла отказалась говорить.

– Она что, собирается рассказать всем о том, что сделал Николай?

– Возможно. И вы не можете ей запретить.

Мы должны встретиться в их автобусе спустя час после последнего концерта. Если я попытаюсь увидеться с ней раньше, я могу забыть о беседе с ней. Камилла не скрывала, что Силье боится встречи со мной, и если я буду вести себя неподобающе в каком бы то ни было смысле, всякие переговоры тут же прекращаются. Так что правила встречи устанавливают они, а не я.

Несмотря на то что мы приняли все условия, перечисленные Камиллой, Силье все еще сомневалась. За две недели до начала фестиваля Камилла сказала, что нужно уже принять то или иное решение. Она спросила у Силье при остальных членах группы (которые вернулись с уверенностью, что они должны войти в долю), выступают они или нет. Силье разозлилась, почувствовав себя загнанной в угол, но так или иначе необходимо было дать какой-то ответ, и она сказала, коротко и определенно:

– Играем.

В репетиционной наступило всеобщее ликование.

Камилла тут же позвонила Марианне:

– Она согласна.

Марианна вздохнула с облегчением:

– Отлично. Ты уверена?

Камилла молчала, но Марианна слышала ее пыхтение.

– Камилла?

– И пусть он к ней не прикасается.

Тарм в восхищении

Мы рассчитывали, что на Пасху приедет максимум восемь тысяч иногородних гостей (на самом деле собралось около пятнадцати тысяч, для Тарма это очень много). У меня было запланировано множество встреч с Карен и Могенсом. Все шло по плану. Мы собрали выступающие группы, заказали туалетные кабинки (правда, как оказалось, слишком мало для такого успешного мероприятия, поэтому весь Тарм провонял на Пасху мочой), палатки, разливное пиво, получили разрешение из полиции и от пожарных. Я не участвовал в организации, всем занималась Карен со своей армией добровольцев. Я лишь принимал решения и оплачивал то, что необходимо было оплатить. Кроме того, конечно же я давал интервью, когда меня просили.

Я был своего рода пресс-секретарем. Я устраивал фестиваль в честь своей матери в ее родном городе, и все радиостанции, телеканалы, газеты и журналы держали руку на пульсе. Могенс пребывал в диком возбуждении: Тарм ежедневно упоминался в центральных СМИ. Такого еще никогда не было, и Могенс говорил о беспрецедентной рекламе. Самый радостный момент для него был, когда «Политикен» написала, что Тарм и Скьерн находятся в отношениях старшего и младшего брата, причем Тарм играет роль старшего. Он даже повесил эту статью у себя в кабинете. В своем интервью газете «Дагбладет» я назвал его политиком с перспективами и сказал, что, если бы к маме тогда приехал он, она согласилась бы выступить в Тарме. Во время нашей очередной встречи он положил передо мной это интервью, хлопнул меня по плечу и сказал:

– Спасибо тебе, Николай.

Весь город пребывал в приятном возбуждении, но это был не просто восторг. Это было еще и облегчение. Точнее, восторг от облегчения. Они много лет обожали мою мать, но их обожание так и не стало взаимным. А фестиваль убеждал в том, что их любовь была не напрасна. Я словно говорил от лица своей матери, что я люблю их, причем так сильно, что готов тратить на них свои миллионы. Чем ближе к фестивалю, тем больше я ощущал на себе почти насильственную доброжелательность. Люди ни с того ни с сего кидались обнимать меня на улице, не произнося при этом ни слова. Странно было чувствовать себя частью всеобщего восторга, когда я всю жизнь старался избегать матери. Но я больше не желал убегать. Фестиваль – мой шанс обнять маму и наконец дать ей обнять себя.

Я чувствую себя не менее значимым

Со мной связался мой банковский консультант. Он деликатно сообщил мне о том, что за год я потратил пятнадцать миллионов.

– Но я же еще не обанкротился, правда?

Он поспешил сказать:

– Нет, нет, конечно.

Я ненавижу, когда объявляются сотрудники банка, и они это прекрасно знают.

– Я просто решил, что вам нелишне будет узнать, что ваши траты выходят из-под контроля.

– Все под контролем. Я трачу ровно столько, сколько надо.

Я по-прежнему был богат, к тому же я рассчитывал найти работу, как только все закончится. Я даже взял на почте бланк соискателя. Я буду почтальоном в Тарме. И у меня не было никаких причин стыдиться этого, ведь я не отец. Карен ужасно гордилась моим решением: оно показывало, что я один из них. Она тут же рассказала об этом Биттен.

Отрывок из интервью радиостанции P3

Накануне фестиваля мы с Могенсом дали интервью на радио. Мы выступали в СМИ неоднократно и были уже довольно известны. Но до этого в основном говорили о моей мотивации. Естественно, я много рассказывал о маме и ее отношении к городу. Теперь меня расспрашивали о моем собственном отношении к Тарму. А Могенс сопровождал меня в качестве невероятно разговорчивого оруженосца.

ВЕДУЩИЙ. Почему именно в Тарме?

Я. Потому что моя мама тут родилась. Как я уже говорил, именно поэтому я сюда и переехал.

ВЕДУЩИЙ. Но это мероприятие организуется специально для вас?

МОГЕНС. Конечно, специально для Николая. Это его город. Мы заботимся о Николае, он заботится о нас. Так уж принято у нас в Западной Ютландии. Мы поддерживаем друг друга.

Я. Да.

ВЕДУЩИЙ. То есть дело не только в вашей маме, но и в вас самих. Ну и как вам в городе?

МОГЕНС. Конечно, и в нем самом тоже. Если бы я не знал, как все обстоит на самом деле, я мог бы подумать, что Николай живет в Тарме всю свою жизнь. Но он с нами всего лишь год. Правильно ведь, год?

Я. Не совсем. Я переехал в Тарм в июне прошлого года. Мама тут тоже играет не последнюю роль.

МОГЕНС. Конечно. Но живешь здесь ты.

ВЕДУЩИЙ. И как только вы переехали сюда, вы сразу почувствовали себя комфортно?

Я. Да, черт возьми. Извините, я не хотел ругаться.

ВЕДУЩИЙ. Ничего страшного. А почему вы почувствовали себя комфортно?

Я. Сложно сказать.

МОГЕНС. В Тарме много чего есть. Насыщенная деловая жизнь, прекрасная природа, множество развлекательных возможностей, боулинг. Существуют тысячи причин чувствовать себя комфортно в Тарме.

ВЕДУЩИЙ. Но у вас же наверняка есть и какие-то другие причины?

МОГЕНС. Но и это немаловажно!

Я. Нет, Могенс, это тут ни при чем. Все дело в людях.

МОГЕНС. Конечно. Люди – это важно. Николай стал частью крепкого сообщества.

ВЕДУЩИЙ. Что вы имеете в виду, говоря о людях?

Я. Не знаю. Просто я почувствовал, что мне рады.

ВЕДУЩИЙ. Рады?

Я. Да.

МОГЕНС. Его приняли хорошо, это точно.

ВЕДУЩИЙ. Что значит «рады»?

Я. О боже. Я не знаю. Тут какая-то атмосфера…

ВЕДУЩИЙ. Особая атмосфера в Тарме?

МОГЕНС. Точно. Возможно, Тарм не такой крупный город, но жители в нем особенные.

Я. Да, именно это я имел в виду.

Велик любит Йеппе

Мы ужинали у наших друзей-педиков незадолго до фестиваля. Ни один из них не имел большого опыта в кастрюльных делах, но даже я знаю, что рис вряд ли должен быть похож на уголь. Несмотря ни на что, мы ели с улыбками. Поздно вечером Велик привстал из-за стола. Он явно хотел что-то сказать и выпил достаточно для мужества. Первая часть его речи посвящалась мне и Марианне – о том, какая мы прекрасная пара и т. д. Затем он повернулся к Йеппе, который сидел с такой улыбкой, словно хотел сказать: «Угомонись и сядь на место», но Велик не собирался садиться. В течение десяти минут он распинался о Йеппе, о том, что он для него значит. О, теперь он на многое способен! Он теперь может быть самим собой! Может признаться в любви. Потом он выдержал паузу и пристально посмотрел на Йеппе:

– Я тебя люблю.

Йеппе взглядом отчаянно умолял о помощи, но помощь ему была не нужна. Дома я спросил у Марианны, могу ли я теперь оставить заботу о Йеппе. Она улыбнулась и спросила:

– А ты хочешь этого?

И только тут до меня вдруг дошло, что речь совсем не идет о том, что все близится к концу.

Фестиваль

Я открывал фестиваль вместе с Могенсом. Никогда не видел, чтобы взрослый мужчина так нервничал. Мы стояли позади огромной открытой сцены, также известной как «Футбольная сцена», потому что она располагалась на футбольном стадионе Тарма. Он потел, дрожал и не мог спокойно стоять на месте.

– Вам плохо?

Он выпрямился:

– Нет, просто я слегка волнуюсь. У тебя не найдется сигаретки?

– Я не знал, что вы курите. – Я протянул ему свои сигареты.

– Не курил целых три года. Теперь моя жена расстроится.

У него так сильно тряслись руки, что он не мог прикурить. Я взял у него зажигалку и помог ему. Он как следует затянулся и немного успокоился. Затем сорвал галстук и расстегнул рубашку. Ее можно было выжимать. Я дал ему докурить, хотя мы и так уже задерживались. Он старался собраться с мужеством перед нашей вступительной речью. Послушать нас на стадионе собралось несколько тысяч человек. Странно, но меня это совершенно не волновало.