Мой «Фейсбук»
Шрифт:
Так и случилось, нет?
— По большому счету, да, но если тут мешали коммунисты, то там диктат спонсоров, попечительских советов, критиков сраных, которые решают, кто гений, а кто ремесленник. Нет мира под оливами, все говно: коммунисты, демократы, консерваторы, но что делать, на Луну не уедешь.
— Есть место, здесь недалеко, пансионат «Елочка», — ехидно говорит Миша и кивает Валерию.
— Знаю. Я год назад дядю туда отвез — старый стал, жил в Подмосковье, дети уехали, он остался, патриот, фронтовик, но сдавать стал после приключения своего в предзакатный период: любви все
— Такой вот шекспировский сюжет — задумчиво сказал Вадик, — прожить жизнь с такой жаждой; мы другие, я вот совсем забил на это дело.
— Рано начал, — намекая на Леонову, сказал Валерий.
— Кстати! — воскликнул Миша. — Я бы его поставил на ноги! Я провел большую работу, даже защитился в академии нетрадиционных методов.
Я доказал, что определенные музыкальные произведения регенерируют функции определенных частей тела; у меня под Стокгольмом есть клиника, где пациентам со всего мира назначают определенные циклы.
Индивидуально ВИП-клиентам я сам играю, результаты потрясающие.
— Мой дядя — старый болван, у него от классики режет уши, слушать может только марши и советские песни. Ну какое от них здоровье? — сказал Вадик; потом добавил: — Ты что, серьезно? А я столько лет играю, и не разу мне не помогло, ну если это твой бизнес!.. Бах для почек, Моцарт для сосудов… По-моему, это бред!
— Это не бизнес — это миссия, миссия, ты понимаешь?!
— Давайте не спорить, — перебил Валерий, — не хватало вам еще подраться! Интеллигенция! И вечный бой! Покой вам только снится…
Саша! А как там лягушатники, не заколебали еще?
— Да нет, мы живем тихо, своей семьей, там люди воспитанные, в душу не лезут и без звонка не приходят.
— Там вкусно, я совсем обожрался там.
— Ты и маленький был не худеньким, — улыбнулся Вадик.
— Ну и все-таки, Саш, чего тебя туда занесло?
— Я же рано уехал из дома, в пятом классе после олимпиады меня забрали в школу Холмогорова при МГУ, там жил в интернате, потом поступил, закончил.
На работу хотел по космосу, не взяли, боялись, что секреты продам потенциальному противнику.
Вадик проворчал:
— Сами бомбу украли; людей за это, между прочим, казнили, кстати, нерусских; как воровать, так им и евреи хороши, а как создавать — извините, мы вам доверять не можем! Суки! До сих пор та же песня, чекисты, коммунисты, Сталин — эффективный менеджер, совсем оборзели!
— Ну ладно, — сказал Валерий, — береги нервы, ты про Обаму думай, теперь он тебе Сталин!
— Мне он никак, я без него живу, я, кстати, республиканец и за него не голосовал.
Валерий усмехнулся:
— А я совсем не голосую, как 18 лет исполнилось, ни разу не запятнал руку свою бюллетенем. Я анархист, отрицаю государство, сижу на берегу и смотрю, как плывут трупы моих врагов и заклятых друзей.
— А вы, батенька, латентный даос, — засмеялся Миша. — Вам в Непал надо для просветления.
— Мне на бесхаим надо, а не в Непал, вот скоро приеду опять сюда и поселюсь в «Елочке», буду жить, как в раю.
— Не
спешите нас хоронить! — произнес Саша. — У нас дома еще дела!Так вроде пели в России когда-то.
Я хочу закончить свой доклад.
Так вот!
Преподавал, скучно, женился, веселее стало, двух девочек родил; когда им по три года исполнилось, стал их учить сам.
Потом книжку написал «Как учить детей математике», перевели на сорок языков, вот, езжу по свету с лекциями, платят неплохо, даже интересно.
Кстати, хотел спросить: помните, у нас в лагере один мудак был во втором отряде, Рабинович, единственный меня в шахматы рвал, мерзкий тип, как я помню.
Он тогда пропал куда-то.
— Да не пропал он, — протянул Валерий, — я его в Москве часто вижу, даже фильм снимал о нем к юбилею.
Все прильнули к ноутбуку Валерия и посмотрели трейлер фильма о мальчике из их общего детства, ставшем богатым жлобом в дикой капиталистической России.
— Только я не понял, он заказал кино на юбилей; значит, его люди смотрели; что же он, не понимал, что кино его изобличает, показывает в дурном свете?
— У нас теперь так принято — демонстрировать свои успехи, достигнутые любой ценой. Успел — значит, первый, и цена не имеет значения; а не успел, значит, опоздал.
— Там все помешались, — добавил Миша, — я давно наблюдаю за ними.
Представьте себе, меня пригласил министр один поиграть собаке своей, заболевшей раком, мы две недели играли с камерным оркестром у него в загородном доме, собака, правда, умерла, но какие порывы!
А партнера своего больного не пожалел, выбросил из бизнеса без жалости, ровно перед продажей совместного дела; ничего не оставил, ни гроша.
— Звери есть везде, — подытожил Валерий. — Давайте о хорошем.
Я помню, в 91-м году был в Лондоне с женой.
Поехали в Виндзор, она хотела посмотреть, как живет королевская фамилия.
На парковке слышу русскую речь, целый автобус старичков разгружается, симпатичные такие старички, румяные и благополучные, все нормально, только по-русски разговаривают с акцентом легким.
Оказались эмигранты русские из Штатов.
Услышали, что мы женой разговариваем по-русски, окружили, закидали вопросами: про Москву, почем сосиски, Ельцин — это наш человек?
Там дедушка один был из Челябинска, так он меня страшно удивил.
Он услышал, что я недавно был в Челябинске, на его любимой родине, где он не был двадцать пять лет; город и родной завод снились ему каждую ночь в цвете.
Его насильно увезла дочь за светлым будущим в Америку, он не хотел, замначальника литейного цеха, на хорошем счету, уважаемый человек. Америку он не любил, не понимал языка, не любил негров, латинов, китайцев, они все вместе не любили его, но он об этом не знал.
Жена умерла, дочка с внуком переехала в Канзас, он жил один в Квинсе, брошенный и никому не нужный. В синагоге он встретил на бармицве (праздник совершеннолетия мальчиков) у своих дальних родственников женщину, они стали жить вместе, но он всегда был грустен и вспоминал о своем литейном цехе, где два раза висел на Доске почета и мечтал о должности начальника.