Мой «Фейсбук»

Там он провел пять лет до пятого класса, его привезла туда бабушка лопоухим первоклассником с зайкой в руке, он спал с ним с самого детства, и зайка был его единственным другом.

Он гулял с ним между елок на даче во Внукове, он всегда брал его в ванну, где гонял кораблики, зайка был с ним на экзаменах по музыке и на сцене театральной студии во Дворце пионеров…

За многие годы зверек из белого стал серым, один глаз зайка потерял, когда его хозяин обиделся на него и выбил другу глаз — перочинным ножичком с крестиком, своей гордостью и средством самообороны.

Он ударил зайку за то, что тот видел, как его троюродный брат на его дне рождения смеялся над ним и называл говном, тогда он достал свой швейцарский ножик, но этот родственник вывернул его дрожащую ручку, выбросил нож в кусты и дал ему под жопу ногой.

И тогда он нашел свой нож и ударил зайца в глаз, и бусинка, бывшая зрачком, печально укатилась с обрыва в реку, и глаз друга превратился в стекляшку на суровой нитке; бабушка глаз зашила, и друг его стал одноглазым и жалким.

И потом, в другой жизни, он всегда поступал так со своими друзьями, ставшими свидетелями его крушений: он не бил их ножичком, он поступал изощренно, тонко и очень изобретательно, они даже не понимали произошедшего и жаловались ему, что кто-то из ближнего круга ударил в самое больное, и он торжествовал, видя поверженного друга, и даже сочувствовал, не забывая, что он джентльмен.

С женщинами было то же самое: он многим нравился, и пока укрывал свою суть и играл роль тигра, все шло хорошо, но, как только он пересекал некую черту и снимал с себя костюм тигра, он становился страшным одноглазым зайкой с перочинным ножичком, и женщины бежали от него на безопасное расстояние.

Эта двойственность рвала его на части, как две березы рвут тело партизана, пойманного полицаями в лесу.

У него все было: жена, дети, дома и деньги — так бывает, что деньги достаются не тем.

Он попробовал все: женщин, мужчин, черное и белое, охоту на хищников, казино и притоны Гамбурга, Таиланда, пляжи Гоа и клубы Сохо — ничего не помогло.

Он оставался зайкой, и даже когда женщины за его деньги говорили ему, что он тигр, он не верил, он знал, что он серый зайка с зашитым глазом.

Ему бы смириться — ну зайка, но не комар и не кузнечик, но он не желал, зная, что творит грех.

Спорить со своей природой бессмысленно, но он не может остановиться и еще больше погружается в пучину; я вижу, что он почти не спит, один в пустом доме на берегу океана, его шоколадные слуги не понимают его, странный господин, говорят они между собой.

Кто-то наивно думает: вот будут у меня деньги, и я все куплю — радость, любовь, уважение и дружбу, но это совсем не так, за деньги можно купить платную любовь, но всегда найдется покупатель посолидней, и твоя любовь уйдет туда, где больше заплатят, так и со всем остальным.

Под утро он поставит песню из «Крестного отца», а потом запостит цитату из Довлатова.

«Тигры любят львов, носорогов и гиппопотамов, а мандавошки никого».

Я пойму: тигр кончился, в нем опять проснулся зайка.

Второй фейс

Никто не желает выглядеть в чужих глазах плохо, даже отъявленные бандиты не желают детям своей судьбы.

Она — жена бандита, жестокого и хладнокровного негодяя, у которого за плечами не один покойник, но с годами он пожелал стать уважаемым человеком и стал ходить в храм и жертвовать церкви отобранное у других.

Там они встретились, она была набожной девочкой-студенткой, мирской жизни не знала и к ней не стремилась, а тут взрослый мужчина, почитаемый священником прихожанин, помогающий общине и стоящий на почетном месте в храме, как президент в храме Христа Спасителя.

Ее духовник, милый старичок, слегка подтолкнул ее на близость с господином-жертвователем, и она стала с ним встречаться.

Они встречались редко, но серьезно, он поселил ее в своем загородном доме, окружил охраной и заботой, баловал вещами и колечками и ничего не требовал взамен, в выходные они ездили по монастырям, он разговаривал со старцами, молился и жертвовал много и часто.

Через год он позвал ее замуж, по-хорошему, с уважухой, с венчанием и первой близостью, как полагается, в брачную ночь.

Она и правда чувствовала себя счастливой, очарованная его заботой и тягой к милосердию.

Она долго не знала, чем он занимается, пока не понесла первого ребенка, которого он страстно желал; она лежала в элитном роддоме на сохранении, а в соседней палате лежала женщина, которая как-то раз подошла к ней в столовой и спросила, откуда у нее старинное кольцо с брильянтом-булыжником.

Соседка с волнением ждала ответа, и она бесхитростно и смущенно ответила, что кольцо подарил муж на помолвку.

То, что она услышала в ответ, ее потрясло.

Соседка рассказала ей, что это кольцо ее сестры, которая лежит в дурдоме. Что сестрин муж, бывший деловой партнер ее мужа, повесился после того, как этот бандит кинул его в общем бизнесе. Она вспомнила, что как раз тогда они купили новый дом, дачу в Италии и многое другое.

Ночь она проплакала, а утром сама ушла из клиники и вернулась домой.

Муж пытался ее успокоить, объяснил, что он не виноват, что такое бывает в делах, но вечером уехал из дома и пришел домой только утром — пьяный и злой.

С той ночи муж стал исполнять супружеский долг только впопыхах и в позиции «вид сзади», она ему, как женщина, стала неинтересной, ему не нужны были ее глаза, только отверстие, как в пип-шоу, и только для разрядки и сброса излишней энергии.

Она не роптала, помнила, что говорит Евангелие, так ей велел священник, когда заметил, что она ходит потерянная.

Тем же утром она сама поехала в дурдом, нашла хозяйку кольца, отдала его; она еще пыталась объясниться, но в глазах заключенной в скорбные стены не было ни намека на понимание — только страх…

Потом родился ребенок, она закрутилась в радостных делах, но иногда просыпалась от давящей боли в безымянном пальце, где когда-то было чужое кольцо. Бежала в ванную и долго терла — мылом, мочалкой — безымянный, будто надеялась саму память о том кольце с него смыть.

Отношения с мужем перестали радовать ее, но к бунту она была не готова, а потом родились еще двое детей, и она попросту спряталась в них от мужа, который, кроме страха, у нее никаких чувств уже не вызывал.

Она часто не спит, торчит в «Фейсбуке»; у нее мало друзей, но она читает других, подсматривает за чужой безмятежной жизнью, ей самой часто хочется что-то сказать, но она стесняется.