Мой милый грешник

— Вот именно.

Ее взгляд упал на губы Сина. И зачем ему еще охрана, при такой обезоруживающей улыбке?

— Клэй вас просто обожает.

Улыбка неожиданно исчезла.

— Хотел бы я знать, что надо сделать, чтобы заставить вас обожать меня! — странным голосом произнес он.

— Обожать вас?!

Их беседы постоянно принимали такой неожиданный оборот, что у Джиллиан просто дух захватывало. Но это было уже чересчур! Почему он задает ей подобные вопросы? Что у него на уме?

— Вам кажется, что это невозможно, не правда ли?

— Абсолютно!

— В самом деле?

— К чему все это?

В ночной тишине ее голос звучал робко и неуверенно. Джиллиан сама не слышала себя за стуком собственного сердца.

Что-то происходило между ними, что-то росло и крепло в ее душе, и Джиллиан была не в силах предотвратить это.

— Неужели мой грех против вас столь непростителен? А, Джиллиан?

Его глаза блестели, как темные изумруды. Он снова задал странный вопрос. Но на него Джиллиан могла ответить.

— Да, теперь я понимаю, почему вы это сделали. Но не думайте, что по этой причине я смирюсь с тем, что вы сделали!

В душе у него внезапно проснулась безрассудная надежда.

— Понимание — это первый шаг…

— Первый шаг? К чему же? — в ее голосе звучало сомнение.

— Ко многому.

Ответ предоставлял ей богатые возможности для выбора. И этот выбор пугал Джиллиан. Больше всего ей сейчас хотелось коснуться его тела.

Она никогда прежде не испытывала подобных чувств. Ни к одному мужчине. Но его кожа отливала темным атласом при свете лампы, а под кожей переливались мощные мышцы. Джиллиан боязливо заглянула Сину в лицо.

— Скажите, Син… а почему для вас так важно, что я о вас думаю?

Ее вопрос заставил его задуматься и отдать себе отчет в собственных чувствах. Она пришла к нему, потому что ей было страшно, и он добросовестно старался ее успокоить. Но она такая душистая, в одной ночной рубашке, и глаза у нее такие ясные, что всю душу насквозь видно. Он знал несколько ответов на ее вопрос, и солгать было куда проще, чем сказать правду.

Он хотел ее.

В конце концов Синклер все же решился.

— Мне не хотелось бы вас напугать, — медленно начал он внезапно охрипшим голосом, — но вы… вы очень привлекательны. И сейчас мне больше всего хочется уложить вас на эту кровать и любить всю ночь напролет.

«Напугать» — не совсем то слово, подумала Джиллиан. Она боялась, к примеру, темноты. Или замкнутого пространства, откуда она не может выйти. А то, что Синклер Дамарон ее хочет, попросту встревожило ее. Потому что она знала, что отношения с Сином не могут быть простыми и легкими. Этот человек потребует многого, очень многого. Но и даст очень много…

И он никогда не станет принуждать ее к чему-то против ее воли. Вот это ее действительно пугало! Потому что ей некого было бояться, кроме одного человека. Себя самой.

Она ни разу не влюблялась всерьез, уже смирилась с тем, что эта участь миновала ее. Джиллиан рано привыкла к самостоятельности и не нуждалась ни в ком. Некоторые ее друзья становились любовниками. Но каждый раз эти связи были мимолетными, и, когда они обрывались, Джиллиан не жалела о них.

Но с Сином все будет иначе. В этом Джиллиан была абсолютно уверена. Если между ними завяжется роман, то… то надвигающаяся буря покажется ей пустяком по сравнению с этим!

— Джиллиан…

Она вздрогнула и очнулась.

— Да?

— Не бойтесь, — тихо сказал он. — Я не причиню вам вреда.

— Я знаю…

Син снова улыбнулся своей неотразимой улыбкой.

— Ну что ж, если вы так верите в мою честность, могу сказать, что я изо всех сил старался не влюбиться в вас.

Джиллиан вспомнила слова Клэя: «Мистер Дамарон — человек порядочный!» — и снова поверила Сину. Он человек благородный и живет, следуя своему собственному кодексу чести. Он совершил зло, чтобы отомстить за зло, причиненное ему, и, когда Стефан прибудет сюда, Дамарон, скорее всего, снова совершит зло.

Он заставил Джиллиан страдать. И не только потому, что похитил ее и привез сюда. Впервые в жизни она почувствовала, что нуждается в другом человеке. В ее глазах это тоже было грехом. Она не желала испытывать к нему никаких чувств, тем более влечения…

— Но вы здесь, рядом со мной, — продолжал он. Голос его сделался мягче и глубже. — А человек, который видит вас, не может в вас не влюбиться.

Джиллиан окатило волной жара, лишающего ее сил к сопротивлению. Она не нашлась, что ответить.

А Синклер продолжал:

— Прежде, чем я встретился с вами, мне было все равно, что станет с Уайсом. Честно говоря, мне и теперь все равно, но ради вас…

Она наморщила лоб, пытаясь понять, к чему он клонит. Ей трудно было уследить за неожиданными поворотами его мыслей.

— Что «ради меня»?

— Предположим, я пообещаю вам сделать все, что в моих силах, чтобы не убивать Уайса…

— Зачем это, Син? — растерялась она. — Вы что, пытаетесь заключить со мной сделку?

— А вы согласитесь? — быстро спросил он.

— Смотря чего вы хотите.

— Хорошо сказано.

— Ну, так и что же?

Он протянул руку и обвел пальцем линию ее губ. Джиллиан снова ощутила прилив жара, и кровь быстрее побежала по жилам.

— Нет, Джиллиан. Я не пытаюсь торговаться с вами. Я просто хотел посмотреть, что вы ответите.

— Прошу прощения, а что я могу ответить на подобное предложение? Что именно вы ожидали услышать?

Он опустил руку, но не отвел взгляда от ее губ.

— Ну а что, если я пообещаю, что сделаю это в любом случае? — спросил наконец Дамарон, неохотно переведя взгляд чуть выше и посмотрев ей в глаза. — Что я постараюсь не убивать Уайса, а сдать его властям живым и невредимым?

— Постараетесь? Так же, как вы стараетесь не прикасаться ко мне?

И зачем она это сказала?

— Вы хотите, чтобы я был настойчивее? — по его губам проскользнула усмешка.

Честнее всего было бы ответить «да», но вместо этого Джиллиан сказала:

— Вы уходите от темы.

— Я? А может, это вы уходите от темы? А, Джиллиан? О чем бы я ни говорил, я все равно говорю о вас.

Джиллиан сглотнула.

— Вы обещаете не убивать Стефана?

— Я постараюсь.

— Почему?