Мой муж - злодей

Ева же к концу третьего дня уже настолько озверела от этого спонтанного литературного марафона, что всерьез подумывала закрыть принца в шкафу. Пускай почитает свои стихи моли. Та наверняка оценит.

Реймонду-то хорошо! Он из своей башни не высовывался.

Мысли перескочили на мужа. С момента их разговора она его почти не видела. Тот снова стал пропускать обеды и ужины, а в спальню приходил так поздно, что Ева ни разу не смогла его дождаться. Кажется, Реймонд всерьез задумал избегать ее.

Она не осуждала его. Возможно, он решил, что так им обоим будет легче пережить расставание.

Но Ева тосковала по нему… С каждым днем все сильнее.

Сославшись на головную боль, она ретировалась в сад. Впрочем, побыть в одиночестве ей не дали.

— Элизабет! — Уильям нагонял ее с такой поспешностью, словно стремился всучить повестку в военкомат. — Подождите.

Ева торопливо порыскала взглядом, надеясь успеть нырнуть в кусты, но приличных поблизости не оказалась, а прятаться за куцым кустом роз было бы странно. Вздохнув, она выдавила вымученную улыбку и остановилась.

— А вы разве не хотели остаться с Маргарет, чтобы обсудить что-то важное? — с надеждой напомнила Ева. — Вроде бы она собиралась переписать вашу новую поэму в свой дневник?

Маргарет шла к цели, как Титаник к айсбергу — уверенно и неумолимо. Каждый день та придумывала новые и новые поводы остаться с принцем наедине. Вчера вечером они с Уильямом закрылись в гостевой спальне. Ева даже дежурила под дверью, дабы никто не спугнул голубков. Увы, но ничего, кроме как тихих отголосков деловой и чинной беседы, она так и не дождалась.

— Об этом я и хотел поговорить! — с жаром воскликнул Уильямом.

— О поэме?

— О Маргарет!

Ева тут же навострила уши.

— Так-так, а поподробнее?

Принц предложил ей руку, и Ева на автомате приняла ее. Кажется, она начинает привыкать к галантности местных мужчин.

— Элизабет, вы мой самый близкий друг, — торжественно начал Уильям. — Лишь вам я могу открыть свое сердце.

Ева хмыкнула. Плохи дела, если у наследного принца Ристонии только один друг, да и тот — бывшая невеста.

— Ну что вы, — отмахнулась она. — Вовсе не стоит.

— Нет, вы не правы! Вы одна сделали для меня столько, сколько другим и не снилось.

Ева почувствовала себя польщенной. Она хотела было сказать что-то милое, но не успела. Принц продолжил:

— Вы не вышли за меня замуж и не испортили мне жизнь! За одно это я безмерно вам благодарен.

Она едва не споткнулась на ровном месте. Удержать равновесие ей помогла рука Уильяма.

— Я-то как счастлива, — буркнула Ева, недовольно засопев. Она бы огрызнулась, но простодушное лицо ее собеседника заставило прикусить язык. Кажется, у того и в мыслях не было ее обидеть. — Вы хотели обсудить именно это?

— Нет, — Уильям смутился. — Вы знаете, я решил…

Ева мысленно скрестила пальцы и взмолилась «только бы речь шла не о поэме, только не о ней!»

— … жениться на вашей сестре.

— На Маргарет? — глупо уточнила Ева, будто бы у нее в запасе был еще десяток сестер.

Уильям порозовел от смущения.

— Да, видите ли… Те три дня, что мы провели вместе, открыли мне глаза…Мне не найти супругу лучше! Вы слышали ее разбор творчества Босхла?

— Нет, пропустила, — покаялась Ева и тут же перевела тему, боясь, что иначе ее бросятся просвещать. — Значит, вы уже признались ей в любви?

— Пока нет, — Уильям кашлянул. — Наш брак с ней могут счесть недействительным. Я не позволю, чтобы нас с ней разлучили! Не сейчас, когда обрел в ее лице настоящую Музу, готовую не только вдохновлять, но и помогать мне с творчеством. — Его глаза блеснули решительностью, но уже через минуту он воззрился на нее совершенно умильным образом, словно выспрашивал одобрения. — Но вы… вы же не обидитесь, верно? То есть… она ваша сестра и…

Ева с трудом сдержалась, что не рассмеяться. Наверное, когда все это закончится, ей будет даже не хватать непутевого, но по-своему очаровательного принца.

— Уильям, — серьезно проговорила она, пряча улыбку. — Я официально благословляю вас на этот брак. Я готова подержать подол платья вашей избранницы. Или что там обычно держат подружки невесты?

Уильям просиял и поцеловал ее руку.

— Элизабет, вы прекрасны!

Не прощаясь, он практически побежал в сторону замка. Ева, фыркнув, проводила его взглядом. Она чуть вздрогнула, когда рядом раздался уставший голос Реймонда.

— В этом с Его Высочеством сложно не согласиться.

Ева резко обернулась. Все слова, которые она заготовила, застыли на губах. Единственное, что она смогла сделать — скрестить руки на груди и выжидающе посмотреть на мужа. Тот выглядел бледнее обычного: под глазами залегли глубокие тени, лишь немного меньше тех, которыми он щеголял после ранения.

— Пройдемся? — не то предложил, не то попросил Реймонд.

Ева мрачно кивнула. Она не то чтобы злилась, но после трехдневного молчания чувствовала себя уязвленной. Словно ее, как бродячую кошку, выставили за дверь при малейшем намеке на неподобающее поведение. Разумом она понимала Реймонда, а вот сердце жило по своим правилам.

Со стороны они наверняка смотрелись чинно прогуливающейся семейной парой. Шорох их шагов смешивался с шелестом ветра в зеленых кронах деревьев и щебетом птиц. Выложенная брусчаткой дорожка серой лентой петляла по саду, усеянному белыми цветами яблонь. Изредка им попадалась спешащая по делам прислуга, но стоило свернуть к реке, и из поля зрения исчез даже вездесущий садовник.

— Я много думал о том, что ты сказала.

Ева полной грудью вздохнула влажный, пахнущий водой и немного тиной воздух.

— В башне думать было приятнее, чем в моем обществе?

Она прикусила язык. Ну вот! Она же не хотела выяснять отношения!

Реймонд помрачнел.

— Проблема детей в том, что они искренне считают, что не повторят ошибок родителей.

— М-м-м… Я не понимаю, к чему ты клонишь.

Ева отвела взгляд от зелени аккуратно подстриженных кустов и растерянно воззрилась на Реймонда. Его рука изредка, будто случайно касалась ее локтя.

— Ты знала, что моя мать обладала слабым даром некроманта?

— Нет.

Реймонд смотрел вдаль. Казалось, он полностью погрузился в себя.

— Отец женился на ней не из-за любви с первого взгляда, а из чисто практических соображений: ему претила мысль жить с женщиной, которой он был бы противен. Дар матери делал ее нечувствительной к темным эманациям.

— А твоя мать? Чем руководствовалась она?

Реймонд чуть пожал плечами.

— Полагаю, тоже не чувствами. В этом проблема всего моего рода: мы — люди разума.