Мой (не)любимый дракон

— Я бы хотела проведать Её Лучезарность. — Заметив, как просияли юные алианы, морканта не терпящим возражений тоном отчеканила: — Одна. Вы с Фьяррой увидитесь позже.

Сёстры Сольвер приуныли, а князь Лунной долины покачал головой.

— Его Великолепие велел пока что не тревожить супругу. Фьярра устала. Да это и не удивительно! Вчера на неё обрушилось столько переживаний. Пусть отдохнёт, наша красавица. — Ритерх заулыбался, вспоминая о самоотверженном поступке дочери. — Какая же она у нас всё-таки храбрая! А, Блодейна? Вся в тебя. Не побоялась последовать примеру Ллары. А я ведь говорил! Говорил, что моя дочь будет править!

Его Светлость продолжал захлёбываться словами, щедро делясь своей радостью с сияющими дочерьми, мрачнеющей на глазах моркантой и с безразличием взиравшей на Сольверов ледяной ари, ставшей немой свидетельницей их счастья.

Блодейна князя не слушала. После принесённого Ритерхом известия давящее чувство тревоги не только её не покинуло, а, наоборот, обрушилось на неё с новой силой.

Хорошо, если девчонка и в самом деле беспечно дрыхнет. А если уже проснулась и только и думает о том, как бы остаться в Адальфиве? Или вернулась Фьярра и сейчас дрожит одна в спальне, напуганная, недоумевающая. Ей как никогда нужны будут материнская любовь, поддержка и внимание.

Скользя шлейфом по изрезанному трещинами камню, которым были замощены бесчисленные аллеи парка, Блодейна поспешила в замок. Она спешила к девушке, к любой из них, сердцем чувствуя, что должна быть рядом.

Оно, сердце, болезненно сжималось, и с каждым шагом, что приближал морканту к покоям новобрачных, эта странная боль всё сильнее в неё впивалась.

Придворные заискивающе расшаркивались перед наставницей той, что вскоре должна была взойти на Сумеречный престол. Блодейна отвечала на приветствия короткими кивками, сдержанным улыбками, которые выжимала из себя с усилием. Тревога, змеёй свернувшая в душе морканты, теперь отравляла её ядом страха.

У покоев новобрачных ожидаемо дежурила стража. Ночную вахту сменила дневная: два точно таких же великана, преградивших неожиданной гостье дорогу алебардами.

— Было велено не беспокоить Её Лучезарность, — сухо сообщил стражник, глядя на женщину сверху вниз.

Блодейна не привыкла задирать голову при разговоре с кем бы то ни было. С Ритерхом всегда было наоборот. А слуги при виде негласной хозяйки княжеского замка вжимали головы в плечи и старались казаться незаметней.

— Я её наставница. Почти что мать!

— Приказ Его Великолепия не впускать никого до пробуждения Её Лучезарности, — отозвался второй страж, с безразличием добавив: — Ни матерей, ни наставниц.

Блодейна чувствовала, терпение на исходе. В Лунной долине приказы отдавала она, и никто не смел ей перечить. Здесь же каждый, кому не лень, говорит ей, где быть и что делать!

— Её Лучезарность этой ночью могла погибнуть. Как, по-вашему, может чувствовать себя юная девушка, оказавшаяся на волосок от смерти? После такого потрясения ей необходима забота близких.

— У нас приказ, — упрямо возразил первый страж.

Беспокойство туго переплелось с раздражением. Оглянувшись по сторонам, Блодейна схватила охранников за руки. Вцепилась в обшлага из грубой ткани и прошипела сквозь плотно сжатые зубы заклинание. Быстро, яростно выталкивая из себя слова, сковывая чарами конвульсивно дёрнувшиеся тела.

Воины застыли изваяниями, не способные противостоять силе морканты. С широко раскрытыми глазами, а вместо лиц — каменные маски.

— Вот такими вы нравитесь мне гораздо больше, — проворчала колдунья, рассерженно подхватывая юбки.

Тяжёлые шторы смежной со спальней комнаты поглощали солнечный свет, густые ковры вбирали шаги, отдавая взамен едва различимый шорох.

Блодейна прислушалась: из-за закрытых дверей не доносилось ни звука. И эта тишина, вместо того чтобы успокоить, напугала её ещё больше. Морканта не могла себе объяснить, в чём дело, но чувствовала: что-то не так с её девочкой. Фьяррой, иномирянкой — сейчас разницы не было.

Рванулась вперёд. При соприкосновении с резными створками колдунью едва не вышвырнуло обратно. От ударившей в грудь магии.

Чужой. Мощной. Опасной.

Вкус которой отпечатался на губах смертельным ядом, тошнотворной желчью растёкся по горлу. А потом накатили изумление, ярость, страх. Страх за ту, которую любила больше жизни.

Утробно зарычав, морканта ворвалась в спальню.

Готовая защищать и нападать.

С каждой секундой холод проникал всё глубже. Стальными колючками вонзался в босые ступни, бежал дальше, стремительно подбираясь к сердцу. Которое уже не стучало — так, трепыхалось по инерции, отсчитывая последние секунды моей жизни. На губах, запечатывая, стягивалась изморозь, лишая возможности в последний раз вдохнуть полной грудью. Теперь я понимала значение выражения «кровь стынет в жилах». Моя становилась льдом, готовая в любой момент брызнуть изнутри осколками. Разорвать отравленные магией вены.

Магию Скальде я больше в себе не чувствовала. Как будто она умирала вместе со мной. Воздух вокруг густел, превращаясь в непреодолимую толщу застывшей воды. Отрезая от меня единственного защитника — кьёрда. Снежный кот бросался и полосовал когтями мутную, стиравшую его и окружающий мир преграду. Снова и снова, не понимая, что всё напрасно.

Веки сами собой смыкались, наливаясь свинцовой тяжестью. Каждый вздох — выматывающее усилие. Но я продолжала из последних сил цепляться за реальность: слепо, исступлённо, отчаянно. Как безумная защищала искру жизни, что ещё горела во мне.

— Не сопротивляйся. Фьярра-а-а… — певучий шёпот на ухо. — Отпусти себя. И тогда всё закончится. Больше не будет боли. Только вечный покой.

Слёзы, срываясь с ресниц, рассыпались по полу прозрачными горошинами. Ледяные осколки жалили плоть, опаляя таким лютым холодом, что хотелось выть. Но я и на это была не способна. Невыносимая пытка. Которую в любой момент можно было прекратить. Всего-то и нужно шагнуть вперёд, сорваться в манящий образ: бархатный песок, ещё не успевший накалиться под знойным солнцем, но уже ласково тёплый, щекочет ступни. Шелестят, ниспадая к земле пышными юбками, пальмовые ветви. Лёгкий бриз нежно целует в губы, принося с собой солёный вкус моря. Одуряющий шум прибоя… Какое же это удовольствие — нырнуть с головой в прогретые солнечными лучами воды. Нырнуть к самому дну, уснуть на коралловом ложе…

Я почти шагнула к морю, пенные волны почти лизнули босые ноги. А потом мираж ощерился уродливыми надломами. Чёрные змеи трещин поползли по кристально чистому небу, вспороли воду, изрезали песок.

Не сразу поняла, что больше не леденею в руках Древней, а на сколы распалось не только желанное видение, но и лёд вокруг. Не сразу почувствовала боль, ожёгшую спину: потоком горячего воздуха меня отбросило в другой конец комнаты. Прямо к широким ступеням, убегавшим к усыпанному ягодами-льдинами столику. Об угол верхней я и содрала кожу, ощутив жжение даже через сковавший тело холод.