Мой (не)желанный малыш
Шрифт:
У меня не осталось никаких сомнений – Стэфан нашел каждого из них, до одного. Стэфан сделал все это ради меня. Так уж у нас повелось с самого начала: он бережет мой покой, а я его.
Будто тянет невидимой силой и я, поднявшись, иду в детскую комнату сыночка. Сколько всего мы пережили со Стэфаном! И не сосчитать. Мои родители, ревность, недоверие, преждевременные роды… Вера.
Вера. Кто бы мог подумать, что женщина с таким говорящим именем – ВЕРА, женщина, которую я знала всю свою сознательную жизнь, пойдет на такое страшное преступление? Страшно даже представить, что она могла навредить моему малышу!
Если бы не ее личный дневник, в котором она изливала душу, возможно, мы бы никогда и не узнали, какие демоны грызли ее изнутри. Только больному человеку могло прийти в голову, что можно «все исправить», убив ничем не повинного младенца.
Перенести с моей мамы на меня то самое черное пятно, которое не давало ей жить все эти годы из-за отвратительного в своей жестокости поступка ее брата. Как она писала на страницах своего дневника – только в ее силах исправить «ошибку». Что было в ее голове, когда представляла меня на месте моей мамы, одному Богу известно. Больной разум все перевернул, исказил.
Удивительно, но именно отец каким-то шестым чувством осознал, что к этому причастна Вера. Возможно, его подтолкнуло к этой мысли лекарство для диабетиков, оставленное так небрежной женщиной в доме родителей. То самое, которое она подсыпала мне раз за разом в еду, вызывая приступы мигрени. Для приступа мигрени, как оказалось, всего-то нужно сочетание двух или более триггеров. Пресловутые глутамат калия, авторизированные дрожжи, гидролизованный белок и казеинат натрия – именно они и явились триггерами моей мигрени и осложнения беременности. Да, еще не стоит забывать большого количества тирамина, который сыпала мне в чай Вера. Он оказывал стимулирующее действие на мою ослабленную нервную систему.
Прячу эти страшные воспоминания в самый дальний уголок души. Пусть они будут там, далеко… похороненные за плинтусом.
Родители. Простили ли мы их со Стэфаном? Простить, значит, оправдать ту жестокость, что они сотворили с нами, а значит, предать себя. Не знаю… Но МЫ действительно выпустили боль. Сами собой пришли к ответу, почему все так сложилось. Потому, что иначе не умели, не знали, потому, что сами был недолюблены, потому что их так воспитывали. Мама с папой дали то, что могли.
И я точно уверена в одном: мы со Стэфаном их ПРИНЯЛИ такими, какие они есть. Рождение Руслана будто всех нас встряхнуло, заставило повернуться Землю вокруг оси. Я словно повзрослела, научилась не только слушать слова, но и видеть поступки. Я поняла, что счастье – это не когда все идеально. Счастье – это когда ты живёшь и знаешь, что ты нужен. Счастье – когда рядом любимый человек, который тебя любит, и всегда готов поддержать в трудную минуту, и быть с тобой всегда рядом. Да, все не так просто, а порой и трудно, но это жизнь.
Прошло всего три года, а моя жизнь с того времени так круто поменялась. Работа в крупной фирме, учеба – любимая, но прошлая жизнь. Сейчас все моё время занято сладкими пятками, которые носятся по дому со скоростью ракеты. Хоть и прошло уже три года, до сих пор помню в мельчайших подробностях, как привезли сыночка в стеклянном ящике на колесиках.
Спит мой зайчонок…Смотрю на него – копия папы! Так обидно стало! Ну, не капельки моего, ничего. И одна только мысль в голове, при взгляде на это крохотное чудо: только не плачь, только не плачь…А потом я лежала одна в палате и не знала, что с ним делать. Дня два я к малышу привыкала. Боялась поменять пеленку, звала медсестру, она мне показывала, но сама я еще долго боялась притронуться к своему ангелочку. Как-то медсестра мне сказала, на третий, наверно, день не хочу ли, чтобы она отвезла его в общий бокс, чтобы я могла поспать. В тот момент я держала Руслана на руках, кормила. Я на него посмотрела, а сынок на меня в ответ такими жалобными грустными глазками…
И сердце аж несколько раз перевернулось. Мне тогда показалось, что он будто говорит мне: нет, не отдавай меня! Третий день ребенку, у многих еще фокуса нет, глаза в разные стороны, а мой уже с эмоциями. Ну, или мне так казалось….
Если бы ты только знал, малыш, как я тебя люблю! Я бы отдала все, что у меня есть, чтобы ты был счастлив. Я помню, как ты впервые засмеялся. Как ты впервые пошел. Я помню все.
Беру с детского комода большую деревянную фоторамку на несколько фото.
Вот сыночек со мной играет, а здесь с папой смеется, тут на лугу за цветами мы идем всей семьей. И в роще поет он, и в речке купается…
Как я люблю его. Счастье мое! С материнской годностью смотрю на фото Руслана. Черноволосый, зеленоглазый… Какой же у меня красивый мальчик! И на меня со временем стал чем-то похож.
Улыбаюсь своим мыслям – дети такие трансформеры! Поставив рамочку обратно на место, подхожу к кровати поправить покрывало, взбить подушки. Громко охаю, когда, прибирая кровать сына, под подушкой обнаруживаю целую горсть цветных шуршащих фантиков от конфет и даже… огрызок от яблока!
– Стэфан! – зову мужа. Пусть полюбуется на проделки СВОЕГО сына! Ругаюсь, как только Стэфан преступает порог детской комнаты: – Ты только посмотри, что здесь творится?!
С совершенно невозмутимым лицом муж сгребает в широкую ладонь все это безобразие. Судя по его лицу, Стэфан сейчас включит режим адвоката Дицони-младшего.
– Кать, я и не могу понять, что ты все лезешь с этим порядком именно в детскую комнату? – муж хмурит густые темные брови, прежде чем продолжить. – Если оттуда не воняет чем-то дохлым, зачем трогать? Пацан растет, развивается.
Закатываю глаза. Дай бог мне терпения!
– Я вчера вытащила из-под его кровати…
– Лапочка, не нервничай, – горячая ладонь в успокаивающем жесте ложится на мой округлый живот, – тебе нельзя.
Поднимаю бровь с намеком, будто говоря этим жестом: да неужели?
– Давай, сделаем так, заключим маа-аленькую сделку, я займусь Русланом и…
– Нет, Стэфан! – перебиваю мужа, щуря глаза, как разорённая кошка, упираюсь указательным пальцев в широкую грудь. – Больше никаких сделок. Ты – жулик!
– Что? – почти искренне возмущается муж. – Почему это?
– Мы договорились на второго малыша – девочку! – кладу ладонь поверх руки Стэфана, под которой во всю без устали бабарабнят крохотные ножки. Передразниваю тон, так похожий на своего брутального здоровяка-мужа: – Лапочка, нам нужна дочка! Как же без дочки? Бла-бла-бла! И к чему это привело? М?