Мой ненастоящий

— Ты вроде завязал, Влад, — хмуро комментирует Валерка, протягивая мне пачку с сигаретами и зажигалку.

— Вроде, — первая затяжка, самая глубокая, чтоб прижечь всю беснующуюся внутри меня темноту.

Цветочек, Цветочек. Хрупкий, нежный, истерзанный. Мне не в новинку такие истории, но именно из-за твоей настроение крепко так скатывается туда, где темно и плохо пахнет.

Сколько ж сил нужно иметь, чтобы бороться за свою жизнь после такого? Другая на твоем месте с моста бы сиганула с камнем на шее, а ты еще даже со мной находишь силы воевать. И почему тебе вообще выпало перенести столько мерзостей? Ты ведь не для этого. Совершенно.

— Извини, я вырубил тебе этого урода. — произношу, швыряя сигарету в урну после второй затяжки. — Своими ногами не дойдет.

Была б моя воля, он бы своими легкими дышать перестал…

— Не дойдет сам, донесут, значит, — философски пожимает плечами мой приятель, — спасибо за наводку. Мы уже задолбались ловить эту гниду. Вечно уходит.

Я не успеваю никак прокомментировать насчет того, что кому-то пора заняться ловлей крыс в рядах союзников.

В кармане начинает вибрировать телефон. Звонят с пункта охраны моего дома. Что-то случилось с Цветочком? А ведь я еще даже толком выбитую из Чугунного информацию не обработал.

— Владислав Каримович, — голос охранника уже выдает его тревогу, — а уточните нам информацию. Ваша жена может покидать дом только в сопровождении телохранителя или просто в сопровождении вашего поверенного тоже можно?

— Только с телохранителем, — я слышу, как тихо втягивает воздух, осознавший чей-то прокол охранник. Вряд ли свой — этого мужика я знаю, он дельный. Ну, был по крайней мере. — С кем вы её отпустили?

— По камерам она уехала с Юрием Городецким, вы с ним работаете, — торопливо отчитывается мой собеседник, — мой сменщик решил, что раз у этого мужика есть пропуск, значит, с ним можно.

Интересно, в этом мире когда-нибудь закончатся идиоты? Или это слишком дерзкая мечта?

Что ж ты делаешь, Юрик? У тебя, что, конечности лишние завелись?

23. Маргаритка

— Вот здесь, — пухлая папка с заявлениями громко бухает об стол явившейся из архива работницы ЗАГСа. Это не та тетка, что расписывала меня и Ветрова, и слава богу. Я была искренне уверена, что она тут же стуканет Ветрову о моем появлении.

Папка продатирована месяцем-числом и годом. Надо же, Ветров подал заявления за нас обоих аж за полтора месяца. А я думала, все в последний момент рисовали.

Получается, действительно все по закону, по крайней мере внешне.

Но все ли так глубоко продумано в деталях?

— А вот и оно, — Анастасия Аристарховна с видом валькирии-победительницы вытягивает из стопки заявлений то самое. С моей фамилией и именем.

Я мельком проглядываю бумагу. Заполнено мелким почерком, по всей видимости, кого-то Ветров на это подрядил. Подпись — вот что волнует меня больше всего.

Подпись…

Может быть, он просто подсунул мне заявление среди каких-то бумаг на подпись?

Я ужасно боюсь, что это так. Я осторожна, очень, я не подписываюсь под чем попало — спасибо, жизнь и так меня побила, но может быть… В запаре… Промазала взглядом, не прочитала бумагу, просто поставила свою закорючку рядом с галочкой… И потом это вылетело из головы…

Не уверена.

Очень похоже. Очень-очень похоже… Но… Я же не настолько невнимательна, да? Ладно, черт с ним, экспертиза разберется.

— Я могу его взять на время? — спрашиваю нерешительно, поднимая взгляд. — Мне очень нужно сделать экспертизу.

Моя слезливая история о муже-тиране, который силой навязывает мне брак и все подстроил — пробрала эту тетку до глубины души.

— Под расписку, — кивает она понимающе и двигает ко мне лист бумаги.

Из ЗАГСа я выхожу с заявлением во внутреннем кармане жакета и какой-то неясной легкостью на душе.

С ума сойти. Неужели у меня все-таки получится?

Юра обещал, что один его приятель готов прикрыть меня от Ветрова и помочь добиться признания брака недействительным.

Я и не рассчитывала, что сбежать удастся настолько быстро. И просто.

Юра ждет меня у машины, галантно открывает дверь. В последние несколько часов откровенных взглядов и откровенных жестов с его стороны стало гораздо больше, чем за полгода до этого.

Ну, он хотя бы не делает из меня инкубатор, предназначенный исключительно для оплодотворения.

Я стекаю на место рядом с водителем и прикрываю глаза.

Боже, что я делаю?

А что делает он?

Возможно, в его мире это нормально, а я хочу держать свою жизнь в своих руках. Хотя бы чуточку. Рядом с Ветровым слишком страшно.

— Куда теперь? — спрашиваю, когда Юра устраивается за рулем. — К нему обратно? Ждать результатов экспертизы?

— Рискованно, — Городецкий покачивает головой, — раз уж ты решилась от него сбежать, к нему обратно тебе нельзя. Второй раз ты без охраны уже из дома не выберешься. Да и выпустит ли он тебя?

— Думаешь, он уже знает, что я уехала с тобой?

— Знает, — криво ухмыляется Городецкий, — ну и пусть знает. Телефоны мы с тобой оставили в камере хранения, в машине моей прослушки и маячков нет. Он нас сейчас не найдет. В конце концов, не ясновидящий же он.

— Куда тогда? — тихо спрашиваю я, стискивая в кармане ключи от Ветровской квартиры. Мы уезжали быстро, экономя время. Всё, что мне удалось с собой взять — только обычную ежедневную сумку с документами и заначкой. Надолго её не хватит.

— Мой приятель сказал, что предоставит тебе квартиру, — Городецкий даже не задумывается, кажется, этот план хорошо продуман, — поехали туда. 

Едем в тишине. Я искоса смотрю на руки Городецкого на оплетке руля и пытаюсь ими любоваться.

Он хороший. Приятный. Умный. Осторожный. И оставляет за мной право выбора.

Его интерес не был для меня каким-то секретом, за полгода он четыре раза пытался пригласить меня на свидание. И какого-то отторжения я к нему не испытывала, но я предпочитала оставаться в рамках границ «коллеги по работе». До сегодняшнего дня.

Перестанешь быть такой холодной, Марго?