Мой опасный

Видар нахмурился.

— Решать тебе, командир, я тебе прямо говорю. Сунемся на бревно — огребём.

— Конкретики, значит не будет? — новый вопрос Харда. — Обоснований этому заявлению нет?

На лице Харда нельзя было прочитать ни единой эмоции, но я хорошо понимала его настрой, сама только что этими же вопросами задавалась.

Его хвост тоже оставался неподвижен.

— Нет, — подтвердил Видар, неотрывно глядя в глаза Харду.

— Лин, Фарл, — окликнул Хард наших псиоников. — Что там с бревном?

— Чисто всё там, — сплюнул Фарл. — Лин верно говорит! Я не знаю, что эти беложабер…

Удар Видара был быстрым и точным, Фарл даже договорить оскорбление не успел, только чуть уклониться от линии атаки — кулак орса лишь слегка задел скулу рихта.

Остальные тут же бросились разнимать. Видара удержали трое орсов, Фарла скрутили рихты.

Хард мрачно посмотрел на одного и другого.

— Наказание будет жёстким, — сказал он, прожигая взглядом одного и другого. — За оскорбление, — это Фарлу, — и за то, что повёлся на провокацию, — уже Видару. — Но после операции. Ещё одна стычка. Касается всех. Дисквалифицирую. Добьюсь, чтобы вас удалили с интенсива. Как поняли?

Все вытянулись в струнку, обмениваясь злыми взглядами.

— Поняли.

— Да, командир.

— Не повторится, вняли.

Хард кивнул, бросил еще один прицельный тяжелый взгляд на причину спора – клятое бревно, и приказал преодолевать реку по нему.

Глава 18. Последние

Именно с того момента, как мы преодолели реку по стволу дерева и углубились внутрь джунглей на десяток метров — всё и пошло по звезде.

Мы резко перестали справляться.

И было от чего. Ловушка за нашими спинами смачно захлопнулась. Видар оказался прав.

Сначала мы едва отбились от ненормального количества многоножек. Они словно ливнем посыпались на нас отовсюду.

Брр… даже вспоминать не буду потом. Я уже вся насквозь была в противной слизи.

Даже рукоять бластера из специального пластика, который оставлял ее сухой и приятно шершавой в любых условиях, начала скользить в руке, на что я постоянно отвлекалась.

Остальные впрочем выглядели не лучше. Нашего невозмутимого медика даже вывернуло пару раз. А техник с матом отчитался, что ресурс аппаратуры снизился до сорока процентов.

Потом импульсы сгустившегося над полигоном пси-контроля выщелкнули нашего медика, а затем и одного из орсов.

Пока сооружали носилки, ранили и меня.

Ну как ранили — царапина была всего лишь. По касательной задело.

Зато это странным образом повлияло на оставшихся орсов — они все трое ломанулись ко мне, пытаясь вскрыть походную сумку бессознательного медика.

Шизанутые!

Но еще больше удивила агрессивная реакция Харда.

Разъяренным хвостом отогнал орсов.

Мою царапину залепил сам, матеря словами и хвостом всех на чём свет стоит. Заслушалась. И засмотрелась.

Его кожа так красиво и соблазнительно поблескивала. Мышцы перекатывались под кожей. Просто завораживающее зрелище, хотя уж я то насмотрелась этой красоты достаточно.

Но пялилась все равно, пока он быстро заканчивал обработку. И слушала. И на хвост его тоже… посматривала.

Нет. Я не любовалась. Просто составляла для себя более точный портрет нашего командира. Залипательно он матерится хвостом, конечно. Мне бы так научиться, но с моим коротышом нет шансов.

Закончив орать про место в группе, Хард снова перестроил нас. Приказал орсам вместо тыла встать рядом с рихтами, меняя тактику с оборонительной на наступательную.

Ошибка. Но это мы поняли уже намного позже.

К лаборатории мы вывалились уже не группой, а совершенно неуправляемым сбродом. Каждый был сам за себя. Команды Харда, вполне, кстати толковые, уже игнорились абсолютно всеми.

Напряжение копилось внутри, а не снаружи. Все уже на взводе были, если честно. Еще один маленький повод, и начали бы грызться.

Хорошо, что постоянные атаки тварей отвлекали хоть немного.

Так-то ничего мы особого не нарушили. Атака многоножек и давление пси-контроля зашкаливали. В подобных условиях переход бойца в псевдо-одиночный режим с самостоятельным выбором целей, был допустим.

Маленькая поправка. В боевых условиях.

В нашем случае это было не так. Задача пси-интенсива была перед нами чётко обозначена. Мы должны были действовать единым целым. Командой.

Только вот наша группа как единица целого перестала существовать. Оставались только отдельные бойцы, двигающиеся в одном направлении и пытающиеся выполнить одну задачу.

Ни о каком взаимодействии уже и речи не шло.

Я действительно не знала, что делать, поэтому выбрала для себя единственную выигрышную стратегию.

Пристроилась за командиром, чётко выполняя его команды и прикрывая его спину.

Хард глянул косо, но не стал давать отбой. Кивнул и продолжил прорубаться вперед.

Так мы и ввалились в лабораторию. Даже смогли вывести гражданских — преподавателей пси-интенсива, играющих эту роль — доставили их к шаттлу, потеряв ещё двух бойцов.

Внутри шаттла нам оказали первую помощь. Наших пострадавших, которых мы тоже умудрились не бросить, а дотащить — привели в чувство. А затем нас всех доставили на плац к главному зданию пси-интенсива.

Там уже было построение всех команд. Грязных, злых, расстроенных.

Мы оказались… последние. Все стояли и ждали только нас.

Была глубокая ночь. Только на плацу яркое искусственное освещение.

В ярких лучах куратор пси-интенсива Дрэго Зартон — прославленный командор и мощнейший псионик — смотрелся особенно эффектно в идеальном белоснежном мундире. Особенно на нашем фоне.

Его мощный хвост раздражённо щёлкнул по бетону. А затем указал выскочившим жалом на засветившееся табло.

Я едва сдержала разочарованный вздох, с усилием сохраняя лицо и хвост неподвижными.

Последние. Из всех команд название нашей — 1-КА — было в самом низу списка.