Мой отец генерал Деникин
Шрифт:
— Не говорить ничего хозяйке гостиницы! Она нас выгонит. И куда же мы пойдем?
Теперь он один ездил в Вильжюиф, оправдывая отсутствие Маши разными причинами. Но лгал он так неумело, что Ася, беспокоясь о дочери, сбежала из больницы и приехала в гостиницу. В конце концов все уладилось. Уже выздоравливающая Марина и Ася и их вконец замучившаяся сиделка уехали в Капбретон, деревню на юго-западе около океана, где писатель Шмелев нашел для них жилье. Они приезжали туда три года подряд.
Вилла Марк-Анри оказалась длинным деревянным летним домиком. Осенью оттуда надо было уезжать. Кутепов, только что проведший лето в Фонтенбло, нашел там сдававшийся флигель. Он был из камня, но отапливалась одна лишь кухня. Наконец в январе 1927 года семья нашла современную квартиру (центральное
«Устроились основательно» — не совсем точная формулировка, так как мы живем в Ванве только семь месяцев в году, а на лето уезжаем в деревню, на юг, к океану, где жизнь спокойнее и дешевле и где такой восхитительно чистый воздух. Наша деревня называется Капбретон. Поэт Бальмонт и писатель Шмелев живут там все лето. Литераторы, как Вы видите, жалуют эти места…
Жена научилась делать шляпы. Марина растет и учится во французской школе. Она первая в классе. Я продолжаю писать, занятие, которое в эмигрантских кругах вознаграждается не больше, чем труд поденщика».
Книга, которую Деникин заканчивал в 1928 году, в следующем году вышла под названием «Старая Армия», продолжение последовало в 1933 году. В 1928 году генерал опубликовал сборник новелл «Офицеры» — о судьбе тех офицеров, которые в 1917 году стали жертвами разнузданной солдатни и которые с 1921–1922 годов, униженные, лишенные Родины, зарабатывали себе на жизнь, добывая уголь в шахтах, работая на заводах или обслуживая посетителей кафе и ресторанов. Деникин — не романист, он пишет только то, что знал, видел и наблюдал, «выдумывает» он только собственные имена. Правдивость и эмоциональность рассказов, совершенство стиля не оставляли равнодушными даже некоторых из его врагов. Так, например, Керенский (которого Деникин в свое время обещал повесить, если нога его ступит на территорию местности, освобожденной Армией юга России) в своей эсеровской газете «Дни», издаваемой им в Берлине, опубликовал один из рассказов Деникина («Враги»), предваряя его следующими словами: «Имя автора всенародно известно, неразрывно связано с русской историей, и поэтому нам хотелось бы познакомить читателя с неожиданной и неизвестной стороной жизни и деятельности одного из самых выдающихся представителей белого движения… Нам чрезвычайно импонирует тот дух примирения и та психологическая достоверность, которые отличают этот рассказ».
После того как мемуары были закончены, Деникин стал подумывать о постоянном сотрудничестве с какой-либо из двух выходящих в Париже русских газет: «Последние новости» и «Возрождение», не разделяя, впрочем, их пока еще не устоявшихся политических тенденций.
«По приезде в Париж, — напишет он 18 лет спустя, — сразу окунулся в водоворот эмигрантского политиканства, подвергаясь «уловлению» со стороны одних, желавших использовать мой авторитет и мое перо, и травли со стороны других — и справа, и слева.
Великий князь Николай Николаевич через Кутепова выразил желание повидаться со мной. Я отношусь к нему с уважением, но не пошел. Что я могу сказать ему? Что дело его обречено, ибо все окружение его, утопая в дрязгах, под прикрытием двусмысленной фразеологии проводило идеи реакции, реставрации старого режима?
Врангель, крайне обеспокоенный моим появлением на парижском горизонте в 1925 году, когда парижская воинская и гражданская общественность чествовала меня банкетом, совершенно неожиданно приезжает в Париж и, хотя в последующие годы мог убедиться в том, что я ничем и никак не мешаю ему «спасать Россию», продолжает интриговать против меня.
Кутепов заходит часто, ища моральной поддержки против Врангеля и не особенно жаловавшего его (Кутепова) великокняжеского окружения. Спрашивал не раз моих советов, но их редко исполнял, обиженный моим скептическим отношением к его работе в Советской России.
Завершение «Очерков» предоставило мне свободное время. И я хотел и мог
использовать его для русского дела. Ни в какие политические партии и организации я не входил. Национальное самосознание русской эмиграции замутилось донельзя. Заблудились в трех соснах…Свой двуединый символ веры я определил кратко: «Свержение Советской власти и зашита России».
И вот оказалось, что для такой постановки национальной русской проблемы нет места в современной эмигрантской печати!..
«Последние новости» изъяли вовсе из своего лексикона понятие «национальный», подменив его презрительным «националистический». Как партия Милюкова, так и его газета огульно поносили русское прошлое, осуждали в целом Белое движение и, главное, относились с каким-то полупризнанием к Советской власти.
Поэтому дважды сделанное мне предложение сотрудничать в газете было отклонено.
Гукасовское «Возрождение» поддерживало идею полной реставрации старого режима даже за счет территориальных уступок в пользу случайных союзников, взявших на себя задачу свержения Советской власти. Поэтому два обращения ко мне Струве о сотрудничестве также ни к чему не привели.
Итак, серьезно заняться журналистикой не пришлось. Раз или два в год я выступал с обширным докладом на тему «Мир, Россия и эмиграция» в Париже, делал сообщение в Лондоне, Брюсселе, Праге, Белграде. Эмигрантская печать давала обширные выдержки, причем не раз — умышленно или случайно — искажая основные мои мысли. Особенно отличалась в этом отношении нью-йоркская «Россия»».
Однако Деникин регулярно и довольно долго, в течение многих месяцев, сотрудничал в газете специфической направленности — «Борьба за Россию».
Под руководством великого князя Николая Николаевича Кутепов продолжал свою контрразведывательную деятельность. Агенты его сети, как правило, рекрутированные среди членов Русского общевоинского союза Врангеля, тайно проникали в Советскую Россию, вели пропаганду, организовывали саботажи и убийства, собирали оппозицию и недовольных внутри страны в обширную секретную организацию под названием «Трест» [5] . Когда в 1927 году все раскрылось и Кутепов узнал, что в действительности «Трест» был задуман и организован ОГПУ, что подлинные агенты Белого движения были ликвидированы в Москве, он не потерял присутствия духа и решил продолжать борьбу, используя новую базу и новых агентов. В 1928 году в Брюсселе умирает генерал Врангель; ходили слухи, что он был отравлен ОГПУ. В следующем году уходит из жизни великий князь Николай Николаевич и Кутепов становится председателем и полновластным руководителем Союза. Он считает необходимым расширить деятельность своей организации.
5
«Трест» — кодовое название операции, проводимой ОГПУ, легендированная же им организация для эмиграции называлась «Монархическая организация Центральной России» (МОЦР). — Ред.
«Существование русской эмиграции, — объявляет он публично, — может быть оправдано только постоянной борьбой за освобождение России».
Деникин соглашается с этим, но совершенно не одобряет методов борьбы Кутепова. После скандала с «Трестом» он более чем когда-либо считает, что его деятельность носит «дилетантский» характер и не может иметь большого значения.
«Он (Кутепов) часто спрашивал у меня советов, но редко им следовал. Мое скептическое отношение к его деятельности в конце концов начало его раздражать».
В ноябре 1929 года состоялся последний разговор между Деникиным и Кутеповым на квартире в Ванве. Деникин приводит его в своих «Воспоминаниях»: «Кутепов, казалось, был очень уверен в себе.
— В России происходят великие события. Никогда еще оттуда не прибывало столько людей с предложениями сотрудничать с их тайными организациями.
— Не боитесь Вы, что это просто провокаторы?
— Конечно, среди них есть и провокаторы, но я тотчас же их распознаю. Процесс контролируется мной. Впрочем, даже провокаторы приносят свою пользу.